(«Милый», Аномалия)

Я смотрю в твои серые льдины, что мечутся, словно раненный зверь, пытаясь предугадать события, твои губы, что нервно дрожат, подбирая правильные слова, да только уже… напрасно. Напрасно, все это, милый. Слишком поздно. Я решилась. Ставлю точку. Хватит запятых, хватит слез, хватит ран на мое сердце и пуль в душу.

Шикарный ресторан. Трепетное внимание, нежные слова, робкие объятия, да только тепло это больше не греет, а морозом щиплет шпорами обиды.

Разрываешься, пыхтишь в попытках быть лучше, чем когда-либо, чем есть на самом деле… Да только слова твои больнее ударов.

Любовь умерла, сгорела, превратившись в золу злости.

Алешенька, радость моя, нежность моя, сказка, для меня ты умер в тот далекий, тяжелый, зимний день. Умер, и на твоей могилке я зажгла твердой рукой лампадку прощания.

Взял мою ладонь в свои, обнял ее, пытаясь согреть, усыпить прошлое, а губы зашевелились, разливая приторную ложь.

Странно, то ли сознание остыло, то ли сердце перестало чувствовать, но то, что раньше меня б забросило на седьмое небо, сейчас не сдвигало даже на миллиметр.

Сделать глоток дорого вина, мило улыбнуться.

Нет, я не желаю тебе зла. Ни зла, ни боли, ни счастья.

Ничего.

Взгляд оторвался от твоего лица и поплыл вокруг.

Хватит. Хватит этой комедии, трагедии. Хватит отпевания.

Вырвать свою руку из твоей. Отставить тарелку подальше, последний раз взглянуть на свое божество, ухмыльнуться своей детской наивности и мечтам, прошлому... Смелое движение, достать деньги из сумки за свой заказ - и кинуть на стол.

(замер, ошарашенный, не дыша)

Уверенно встала. Взгляд сверху вниз.

- Я ухожу, Леша. И не ищи больше встреч, - глубокий вдох. – Для тебя я умерла, как и ты для меня. Прощай, … и не скучай.

Проводи со мною, милый,

Все свои цветы и сказки,

Чтобы я совсем забыла,

Чтобы не звала напрасно.

Я надела свое платье,

Чтобы быть совсем не хуже.

Мне последнее так нужно.

Что же ты так поздно, милый…

(«Милый», Аномалия)

Глава Восьмая. Новая жизнь

***

Еще долго я приходила в себя, еще долго училась держать голову прямо.

Окончила университет, получила  красный диплом в доказательство тому, что могу покорить любые вершины, и преподаватель, который унизил меня еще на первом курсе ни за что, был неправ в корне: я не только говорю, но и делаю.

Все, как всегда, - живу наперекор другим. И, в принципе, пока неплохо получается…

Буквально сразу через знакомых устроилась в районный отдел судебных приставов-исполнителей оным самым. Да только коллектив был уже сформирован. Коллектив алчных, ехидных, ушлых… «государственных служащих». Каждое мое задание – попытка оправдаться, что я стОю своей должности, и мои собственные заслуги держат меня в кресле, а не связи.

Каждое утро словно последнее, поход в офис на работу, в логово к змеюкам, – словно на расстрел, сил оставалось все меньше и меньше.

Не знаю, но, наверно, еще напор – и впервые я просто так возьму и сдамся…

Устала. Физически, морально…

Я больше не могу.

Пройтись по коридору и застыть у двери нашего кабинета. Заметила, конечно, заметила едкую ухмылку на губах «Витюши».

Что на этот раз?

Мгновение – и нырнул к себе в коморку. Глубокий вдох – и дернуть за ручку.

Резко стих разговор. Алена  косо посматривала на меня исподлобья, при этом “искусно” делая вид, что перебирает бумаги, ищет что-то важное,   а Валентина Ивановна без малейшей капли смущения скривилась от негодования.  Взгляд тяжелым молотом обрушился на меня, желая если не уничтожить, то причинить неудобство уж точно.

Раздраженно, и с таким же вызовом, как  она, уставилась я на нее. Молчу.

- Для тебя «дело» есть.

(лицо моеперекосилось)

- Да? – протянула руку вперед, предлагая забрать папку.

- Матвей Агатов, - спешно сгребла со стола стопку, и, немного постукав потвердой поверхности, выравнивая листы, сунула ее мне. - Надеюсь, хоть с этой «элементарщиной» справишься.

(чиркнула, молча,от злости зубами, выхватила бумаги и пошагала на свое рабочее место)

«Провалы». Сволочь! Да ты нарочно мне отдаешь безнадежные, глухие дела.

И, здесь, наверняка «некурабельный случай».

***

Спешными, торопливыми шагами выбраться наружу, сесть в маршрутку - и ехать по указанному адресу. Дело давно уже вели, а, вернее, оно пылилось на полке. Мадам, от которой мне досталось это «богатство», понимала безвыходность ситуации, а потому с чистой совестью закинула его в дальний угол. А вчера ушла в отпуск, и мегеры, отыскав столь сладкий клад, выждали момент и кинулись в атаку.

Неизвестный мне район. Неизвестная улица. Расспросы первых встречных, поиски на карте – и наконец-то отыскала долгожданные «33». Пятиэтажка. Девятая квартира.

На землю уже стали спускаться сумерки, да отступать от задуманного теперь ужбыло глупо.

«С Богом!» - и нырнуть в подъезд.

***

Звонок, стук в дверь. Еще и еще. Слышу ж, шаркают где-то там внутри, да внаглую не хотят отворять.

- Открывайте!Исполнительная служба! Открывайте немедленно, - злость закипала меня от невежества и наглости должника. – Открывайте, а то вызову милицию!

- Чего орешь? – от неожиданности передернуло. Обернулась. Внизу на лестнице застыла пожилая женщина.

- Мне, - замялась от волнения, - мне нужно поговорить с Матвеем Агатовым из девятой квартиры.

- Ну, нет его, раз не отворяет. Чего орать-то? Может, кто спит уже!

- Рано еще спать! – Злобно гаркнула. - Да и потом, слышу ж, что есть!

Раздраженно скривилась та. Тяжелый, глубокий вдох и стала подниматься наверх. Тягучие минуты – и поравнялась со мной.

Отдышаться, шаг к двери - и быстро, грубо заколотила косточками пальцев по бордовому деревянному полотну.

- Матюша, открывай! Хватит чудить. Поговори с девушкой. Видишь, не успокоиться все никак.

Секунды тишины – и вдруг щелкнул замок. Пораженная до глубины души, я уставиласьна старушку.

- С-спасибо.

- Да оставили бы уже его в покое. Чего неймется?

(нервно сглотнула, промолчала)

Взгляд перевала на дверь – полотно так и не думало отворяться.

- Ну, что ждешь? Заходи, - кивнула та в сторону квартиры.

Робкое движение…От неожиданности представшей картины дажекинуло в дрожь. За аккуратной дверью скрывалось  кубарем «перелопаченное» жилище, в воздухе которого парил не ромашковый аромат. Невольно поморщилась, замялась, но все же ступила шаг внутрь. За мной заскочила и женщина.

- Матвей? – растеряно переспросила бабулька, не наблюдая хозяина.

Вдруг донеслись непонятные звукииз комнаты (что когда-то, по всей видимости,  задумывалась как кухня, а не свалка) - и в проеме появился молодой человек, лет тридцати на вид. Лохматые, неухоженные, средней длинны (нечто застрявшее между короткими и удлиненными) темные волосы, чуток покрытые  налетом первой «несвежести». Они торчали забавным ежиком, придавая своему обладателю забавный, смешной вид. Густые, ровные брови; тонкие, чуткие губы;  «легкая»небритость недельной давности; глубокие, нежные, мудрые глаза цвета неба – все это не вязалось с окружающей нас обстановкой. Как такой красивый человек (не смотря на некоторые, упомянутые мной, «нюансы») мог находиться в столь жутком месте, да и носить грязные, помятые, местами драные, вещи.

Невольно встряхнуть головой, прогоняя наваждение мыслей, и собраться. Прокашляться, и начать экспромтом речь «государственного служащего».