— Кхе-е-ех, кхе-е. — Надсадный дедов кашель распугал пару летучих мышей. Из нагрудного кармана старомодного пиджака появилась металлическая фигурка черепахи.

«Нет! Не-е-е-ет, — умоляла Карина про себя. Так досадно дойти почти до цели и остаться ни с чем. — Не-е-ет!»

Говорят, если чего-то очень сильно по-настоящему хотеть, оно непременно сбудется. И чем раньше ты убедишься, что это правило работает, — тем больше у тебя шансов получать подарки судьбы снова и снова. До четырнадцати лет Карина Ангурян не верила в везение. Под землей нет места для госпожи Удачи, там следует полагаться лишь на миссис Ловкость и мадам Быстроту. А то, что люди называют интуицией, — вовсе не чудо, но та же самая ловкость и быстрота, заложенная глубоко в подсознание. Чем тщательнее ты тренируешь руки, ноги и голову, тем сильнее становится твоя интуиция. Поэтому, когда подружки с умным видом трепались о чьей-нибудь невероятной удачливости, Карина лишь ухмылялась — случайностей не бывает.

Но сейчас, с немым восторгом наблюдая за тем, как бесшумно проваливается куда-то вниз глухая стена, Карина впервые поверила в его величество случай. Она втиснулась спиной в стену так сильно, что, кажется, кладка отпечаталась на ее коже. «Поди, жутко похоже на черепаший панцирь», — хихикнула про себя Карина.

Дед шагнул назад, убрал предмет и, опершись на палку, уставился вперед, туда, где дрожал рыжий огонек старинного масляного фонаря.

— Дон Барбаро…

— Дон смотритель.

— Добро пожаловать, мэтр! — Дед начал как-то странно нагибаться, и Карина поняла вдруг с ужасом, что он сейчас преклонит колено перед человеком, который только что вышел из-за каменной глухой стены.

— Нет, — быстрым жестом остановил незнакомец. — Не надо.

— Лабиринт-на-Дону в полном порядке, мэтр Барбаро. Демон цел. Предмет здесь. За год было пять попыток проникновения, все пресечены. Две жертвы. Увы.

— Мне жаль, — голос незнакомца наполнился искренней печалью. — Вы болеете, дон смотритель? Трость?

Он говорил на чистом русском, и только мягкий акцент выдавал в нем иностранца…

— А, это, — дед неуклюже отставил палку назад к стене. — Нет. Я не болен. Я уже стар. И сегодня мы видимся в последний раз, мэтр.

— Жаль. Когда здесь будет новый смотритель? Через год? И кто?

— Через год. — Дед кивнул. — Как обычно, пятого октября. Можете не беспокоиться, дон Барбаро. Это мой внук — Роберт Ангурян. Он хороший смотритель. Сообразительный мальчик. По образованию инженер-механик, так что с капканами проблем не будет. Что надо — починит, что надо — поставит.

— Это хорошо. Встречусь с ним через год, в этот день, в этот час.

Блеклое пятно света мазало по стенам, полу и потолку — гость водил фонарем вверх-вниз, тщательно рассматривая подземелье. Обнаружив трещину, задерживал взгляд сливовых глаз, щурился и что-то шептал под нос. Карина таращилась на происходящее и ничего не понимала. То, что незнакомец странно выглядит, не казалось смешным. Ей сейчас вообще было не до смеха, и вовсе не потому, что смотрителем дед назначил Роберта, а потому, что она узнала незнакомца. Дед мог бы даже не называть его по имени — схожесть с гравюрой была потрясающей. Патрицианская холодная улыбка, хищный крючковатый нос над тонкими губами, длинная, до самой груди седая борода и крепкое, привыкшее к броне тело под подбитой мехом бархатной симарой — в ста шагах от Карины стоял Иосафато Барбаро собственной персоной. Почивший лет эдак четыреста назад, но живой, невредимый и очень неплохо сохранившийся для синьора столь преклонного возраста.

«И что? Там внутри театральная гримерная? Иллюзион? Мавзолей для «випов» с камерами глубокой заморозки?» — Карина перебирала в уме версии, но на самом деле уже знала ответ. Он показался бы невозможным для человека обычного, но если ты с детства вырос среди чудес, они и есть — твоя реальность. Портал. Там внутри находится портал — дыра во времени. Все верно, все складывается. В самой середине мира — Ростов-на-Дону, под ним лабиринт, в лабиринте, в самой его глубине, тайная зала, а в ней дверь в прошлое и будущее. Утка в зайце, яйцо в утке, иголка в яйце…

Карина знала ответ и все же готова была посомневаться минуту-другую, но тут дед робко (она и не представляла, что старый Торос Ангурян умеет быть таким) коснулся края плаща дона Барбаро рукой и проговорил совсем незнакомым, сиплым голосом, как будто в горло ему вставили острое лезвие:

— Мэтр, я готов просить. Мы давно знакомы, и я ни разу не просил… И теперь хотел бы воспользоваться правом смотрителя.

— Да, дон Торос, — мягко улыбнулся венецианец. — У вас есть право на одну просьбу. Вы долго хранили его, я восхищен вашей мудростью…

— Я прошу… — дед запнулся.

— Говорите, благородный дон!

— Я прошу, чтобы вы, мэтр, сообщили всем другим смотрителям… и тем, что до меня, и тем, что после… — и снова запинка, — что Торос Ангурян не посрамил рода и делал свою работу хорошо. Такая вот просьба.

У Карины к горлу подкатил комок. В хриплом голосе деда, в обычных его словах был столько… столько… столько… Карина зажмурилась, пытаясь найти нужное слово. Столько спокойного достоинства, что ее, замерзшую, голую и дрожащую, охватила гордость за любимого деда и за всю свою семью, за весь род. Начиная с Арташеса Ангуряна, который почти шесть веков назад первым принял от дона Барбаро карты ростовского лабиринта и черепаху.

— Си, дон Торос. Хорошо. Я выполню эту просьбу.

— Спасибо… — Голос деда совсем смялся от сдерживаемого волнения.

— Спасибо вам. Грацие! Прощайте, дон Торос.

— Хихи, хихи… — хихиканье доносилось издалека — по прикидкам, Пахак сейчас кружил по спиральному лазу под Александровкой. Видимо, батарейка в телефоне села, и заскучавший демон отправился на ночную охоту. Через полчаса — минут двадцать он будет здесь.

Торос Ангурян напрягся, прислушиваясь, но тут Барбаро протянул ему ладонь для рукопожатия, так, как это сделал бы любой современный человек, и дед на минуточку отвлекся. Этой минуты хватило Карине, чтоб легко и бесшумно взлететь вверх по крутому тоннелю на такое расстояние, что ее уже вряд ли кто заметил бы при тусклом свете масляного фонаря. Девушка подпрыгнула, вытянув вверх руку, смахнула мышиную сонную гроздь, и взбудораженные зверьки принялись пищать, шуметь и шуршать так, что за этим шумом даже дед не сумел бы разобрать невесомые быстрые шаги Королевы Червей.

Это случилось год назад, пятого октября, а сегодня был именно тот день, когда новый смотритель лабиринта должен представиться «хозяину». Поэтому то, что за несколько часов до такого важного события мужчины сидят в комнате деда, что-то обсуждают, да еще и ждут ее, Карину, выглядело странным и подозрительным. И при чем здесь Шороховы?

Как ни старалась Карина, как ни заставляла себя забыть о Макаре, при слове «Шороховы» сердечко ее заколотилось так громко, что ходики на стене пристыженно замолчали и остановились. Она вспыхнула, вспомнив, как его большая теплая рука легла на ее руку, будто бы подсказывая, как рулить, на самом же деле (и они оба это знали) машина была ни при чем; и как Макар провел пальцем по ее ладони, расписывая страшного шпица, однажды вцепившегося маленькому Макару в руку. А потом провел еще раз просто так. И еще раз. И двумя пальцами обхватил ее тонкое запястье, удивляясь, что оно легко помещается внутри. И как она поспорила, что может запросто вытянуть руку из кольца его пальцев. Как потом целых пять минут они «боролись» и Карина притворялась, что никак не может освободиться, а Макар притворялся, что верит ей. Как он перестал вдруг шутить и придвинул ее к себе, крепко взяв за плечи. Нет. Не поцеловал… Откинулся назад и рассмеялся сам над собой.

Макар…

Карина расплылась в дурацкой улыбке. Она пыталась нахмуриться, сосредоточиться и вернуться в разум. Она ругала себя за глупые мысли — в конце концов, ну ничего же не произошло: ну покаталась на машине с парнем, ну кофе попили, ну поболтали о всякой чепухе — однако улыбка становилась лишь шире и глупее, а память услужливо подсовывала все новые и новые мелочи. И то, как он стряхнул крошку с ее ключицы, и как облился колой, когда Карина больно ткнула его в бок кулаком за глупый анекдот. И как бегал за кофе на заправку, а она смотрела в окно и ждала. Он появился в стеклянных дверях, высокий, умопомрачительный совершенно, синеглазый, и у нее сердце остановилось от восторга. Она сидит в желтом «Рэнглере», а лучший парень города несет ей капучино и смотрит так, что сомнений никаких — он в нее влюблен! Это… это было даже круче, чем лабиринт! На таких высоченных, на таких сумасшедших качелях, где сперва взмываешь к облакам, а потом обрушиваешься на дно мира, она еще не каталась. И это! Было! Здорово!