Наверное, только великие умы сразу видят и ставят перед собой четкие и правильные цели. Большинство подчиняется своим желаниям. Но ищут все без исключения - и очень разного. Люди в поиске всегда и везде, только упускают самих себя. Чего искал Петр?
Старший брат рано, слишком давно оторвался от семьи, с Александрой Петровной ладить было сложно. Петр пытался. Ничего не вышло, горе одно и для Тоси, и для него. Армия развалилась. Профессии толком нет. Три девки - одна другой круче. С годами он все хуже понимал Тоню. Да это бы ладно... Понять бы, чего ты сто\ишь и зачем на этот свет родился...
Иногда жизнь казалась совершенно бессмысленной. Петр жалел, что так и не сумел прийти к Богу, всегда возле храмов опускал голову и отводил глаза, но порога церкви почему-то переступить не мог. Сознавал, что надо, что это спасет, но вот никак...
За первые несколько недель поездок в привилегированную школу, быстро пообтесавшись среди других таких же водил-охранников, нанятых для детишек верхней власти, Петр уяснил для себя немало. Стал разбираться в учителях. Знал директрису и завуча. И многих училок-объяснялок.
Детей из этой школы, и Аллу особенно, Петр жалел. Дочка ого-го кого-то там. Девочка со "сторожем-дворецким". Который выходит первым и внимательно осматривается. Оглядывает все дома вокруг, все подъезды. В общем, серьезный бодигард серьезной школы..
А сама Алла... Да это же видеть надо! Почти никогда не улыбается, напряженная, нервная... Так никогда не держатся дети, у которых нет охраны и крутых пап-мам. Там, где власть и сила, там не бывает свободы, она живет лишь там, где человек распоряжается собой, где есть совесть, стыд и нет жалости к самому себе.
Говоря без обиняков - девочка с малых лет "на военном режиме". Красивое яблочко, растущее в царском саду и которому не позавидуешь - оно за решеткой. Что это - нормальное детство?! Что у нее за жизнь? Девочке нельзя ни на минуту остаться одной: Петр Васильев возит ее и всюду следует по пятам.
Вспоминалось где-то увиденное: несут знатного господина в паланкине, он сидит грустный и нахмуренный, зато его носильщики весело говорят друг с другом, шутят и смеются.
Алла рассказала Петру, что в новой школе в первый же день случилось небольшое чепе. Во время урока один ученик наехал на другого. Обиженный поступил ничтоже сумняшеся, по логике мажора, которому все дозволено: достал баллончик и брызнул в обидчика. Тот - такой же мажор - быстро достал свой и брызнул ответно. А поскольку в частных школах классы маленькие, и газ быстро распространяется вокруг, то... Но молодая учительница английского Нелли Львовна сориентировалась мгновенно.
- Все - вон! - закричала она и метнулась открывать окна. - Считаю до трех! Два я уже сказала!
Алла побежала ей помогать. Дышать уже стало трудно, глаза слезились.
- Я велела всем выйти! - кричала учительница. - Считаю до ста... Девяносто восемь... Девяносто девять...
Но Алла была упряма. Кроме того, ей очень хотелось отличиться в первый же день. И она своего добилась. Примчалась запыхавшаяся директриса математичка Вера Алексеевна и вместе с ней тощая до ужаса завучиха словесница Екатерина Кирилловна, прилетела еще одна молодая училка английского и явилась семенящая, как голубь на асфальте, маленькая историчка Валентина Ивановна.
- Знаете, Петр Васильич, - рассказывала Алла, - директриса мне сразу показалась техой-матехой. Даже странно, как она очутилась в этой школе, кто ее сюда пристроил? Но кто-то помогал, потому что в такие школы просто так никто никогда не попадает. Зато теперь они все воспылали ко мне любовью. Окружили заботой и вниманием. Даже порой излишними. И никакого тебе разругалова.
Алла удовлетворенно улыбнулась Ей явно нравилась и ситуация, и отношение в школе - все льстило, укутывало теплом, и жить становилось еще приятнее и милее.
Правда, ей и так всегда жилось и приятно, и мило. Она не знала ужаса коммуналок, не слышала криков и драк пьяных соседей, ее руки не ведали ни мытья посуды, ни стирки, ни - упаси Боже! - грязных тряпок и пылесоса. Ее ноги не любили ходить, потому что привыкли к машине. В метро ей делалось дурно от запах бомжей. Ее голова не привыкла думать, потому что до сих пор за нее это делали мама с папой. И весьма успешно. Алле казалось, что в мире нет проблем, а если они бы вдруг появились, то у ее родителей хватило бы сообразительности и средств легко с ними справиться. Иногда, конечно, забредали в ее головку нехорошие и ненужные мысли о том, что когда-то ей придется жить и быть самостоятельно, обходиться своими силами и возможностями. Но когда это еще наступит... И опять же - родители все предусмотрели и прекрасно обеспечили будущие силы и реалии единственной дочки. И даже предусмотрели главное - она единственная. Никаких тебе братьев и сестер.
А теперь появился водитель-охранник. Отвечающий за ее здоровье и жизнь. Так что все хорошо, даже отлично.
Молодая хорошенькая англичанка Нелли Львовна - вся полет и энергия, и легкие волосы, отлетающие назад, и яркая помада, и изысканные украшения - просто души не чаяла в новенькой, называла только Аллочкой и тотчас стала выделять ее и ставить в пример. Это было вполне справедливо: Алла выросла аккуратной, усидчивой, и, кроме того, ее неплохо поднатаскали в предыдущей английской школе. Да еще в младших классах мать брала для Аллы частную репетиторшу английского.
Следом за Нелли Львовной Аллу полюбила, тоже искренне и открыто, кроткая и простодушная Зоя Сергеевна, вторая англичанка, такая же молоденькая, и как, выяснилось, лучшая подруга Нелли. Они вместе учились в инязе, потом вместе пришли работать в эту школу... Правда, Алле сразу показалось, что они уж очень разные, эти подруги. А всякие разные полюса... Она давно сомневалась в этой истине. Неровни всегда останутся неровнями. И здесь яркая разница подруг прямо била в лицо.
Но кто-то ведь привел их сюда, этих закадычных подружек, в эту элитную школу, кто-то им помог, сразу обеим.
- И кто же это такой? - спросил Петр, выслушав Аллу.
Она пожала плечами.
Однажды, продолжая изучать учителей, Петр мимоходом спросил у Аллы:
- А это кто?
Она чуточку замешкалась с ответом. Потупила глазки. На одно мгновение. И тотчас глянула открыто и безмятежно.
- Это Эдмунд Феликсович, наш физик. Его прозвали Дзержинский наоборот.
"Ясно", - подумал Петр.
8
После события с баллончиками подруги собрались в кабинете директора. Приходили в себя. Пили чай с пирожными. Вера, несмотря на свой избыточный вес - говорят, похудеть или себя похудить можно за две недели - к сладостям оставалась очень неравнодушна и позволяла себе попросту ими объедаться.
Кабинет директора частной американской школы умилял своей показной и наивной роскошью. Неискушенные даже порой им любовались, восхищались или столбенели на месте. Кожаная мебель, весьма неуспешно притворявшаяся мягкой, холодила тела и души. Темные шкафы вдоль стен нависали гордыми и замкнутыми атлантами, притворяясь держащими потолок и всю школу на своих плечах. Заодно взирали узорными стеклами. Письменный стол сиял скользким глянцем. И "веселый Роджер". Улыбающийся человеческий череп с одной глазницей. На втором - черная повязка.
Мало кто знал, что это - наследство Доброва. Был у подруг такой директор когда-то... До перехода в эту школу.
- Глава Департамента московского образования после покушения, - однажды сострила ядовитая географичка Ариадна Константиновна, маленькая сухонькая и холодная старушка, стриженная по-мальчишески, всегда добавлявшая ко всем событиям особую сдержанную ноту. Географичка терпеть не могла никаких компромиссов и уверяла, что они - хорошие зонтики, но плохие крыши.
Старушка-географичка - впрочем, ее возраст определить было довольно сложно, он остановился на какой-то одной цифре и увеличиваться явно не собирался - слыла в школе почти легендарной личностью. Никогда не улыбающаяся, очень требовательная и даже жестковатая с детьми, она почему-то легко, без всяких усилий приобретала любовь и детей, и родителей, и учителей. Очевидно, за волю, бескомпромиссность и справедливость. А еще за то, что Ариадна Константиновна жила в постоянном конфликте с директором, которого все дружно презирали и боялись. Она даже перестала с ним разговаривать и здороваться после того, как половина старшеклассников заболела, позанимавшись в новом здании, где не работало отопление.