После его разговора с Алексеем Алексеевичем прошла всего неделя. Андрей не исключал, что эту загадочную личность ему сознательно подсунули, срежиссировав случайное знакомство. Причём было даже не ясно, советские спецслужбы это сделали, или американские. Не ясно, и не важно, он не собирался иметь дел ни с теми, ни с другими. Дел у него вообще никаких больше не осталось. Ни в Эфиопии, ни в советской армии. Кем бы ни был этот полковник, но Сиверцев ни минуты не сомневался, что говорил он правду — и про войну, и про политику, и про всё это дерьмо. Эта правда выжгла в душе Андрея всё, что там ещё оставалось живого.

Теперь они просто наступали на эритрейских сепаратистов, которые вовсе не были никакими сепаратистами. Эритрея не входила в состав Эфиопии, всегда сохранявшей независимость, уже хотя бы потому, что Эритрея была колонией Англии. В 1952 году англичане ушли из Эритреи, а в 1962 году Эфиопия попросту захватила эту получившую независимость страну, сделав её одной из своих провинций. Всему миру император Эфиопии объявил, что чуть-чуть попозже они обязательно дадут Эритрее независимость, а пока только за порядком последят. Но потом император уже не вспоминал про это своё обещание. А захвативший власть полковник Мариам и тем более не собирался давать Эритрее независимость. Эта страна, наконец, восстала за обещанную ей свободу. А Мариам всем пытался внушить, что возникла угроза территориальной целостности Эфиопии.

Русские, когда ещё враждовали с Эфиопией, усиленно вооружали Эритрею. Теперь русские вместе с друзьями-эфиопами, которых также успели вооружить, шли войной на ранее вооружённых ими же эритрейцев. Попросту говоря, помогали одной стране окончательно поработить другую, не жалея ради этого ни оружия, ни денег, ни жизней своих офицеров.

Эритрейские повстанцы отступая, минировали всё что могли. Отступали не только войска, всё мирное население Эритреи бросало свои деревни и города, не надеясь на милость наступавших эфиопов. Эфиопская армия вошла в эритрейский город Тессенея, на улицах которого им не встретилось ни одной живой души — всё население до единого человека покинуло свои жилища. Армию-освободительницу отчего-то никто не хотел встречать цветами и вообще никак не хотел встречать. Вот тут-то и началась веселуха, какой ни одному советскому офицеру раньше видеть не доводилось.

Солдаты доблестной эфиопской армии дикими ордами бросились грабить брошенные дома и магазины. Эритрейцы покидали свой город в такой спешке, что почти ничего не взяли с собой. Самые разнообразные товары красивыми горками возвышались на полках супермаркета, в который зашёл Сиверцев, только раскрытая касса была пуста. Андрей взял с полок бутылку «Смирновской» водки, две бутылки какой-то штатовской минералки и палку сервелата. Разложив всё это на прилавке, спокойно выпил, закусил и аккуратно упаковал свои приобретения в позаимствованный здесь же пластиковый пакет. Прежде чем покинуть магазин, ещё раз окинул его повеселевшим глазом и подумал: «А ведь товаров-то здесь побольше, чем в Эфиопии, чувствуется тлетворное влияние Запада». Выйдя на улицу, он, уже преодолев походную усталость, начал проявлять интерес к самому городу: к архитектуре, улицам, скверам. Всё здесь было гораздо лучше, чем в Эфиопии: богаче, изысканнее, современнее. Эритрея, вытянувшаяся вдоль берега Красного моря, несла на себе множественные следы присутствия греков, итальянцев, англичан. Иностранцы, рвавшиеся в эти края, довольствовались, как правило, приморской равнинной Эритреей, сами не желая залезать дальше в эфиопские горы. В итоге Эфиопия наслаждалась свободой, в Эритрея — цивилизацией. Не удивительно, что Мариам захотел объединить и то, и другое под своим революционно-монархическим патронажем, тем более что без Эритреи Эфиопия вообще лишалась выхода к морю.

Думая об этом, Андрей старался не обращать внимания на дико орущие шайки эфиопской солдатни, которые носились по городу с туго набитыми мешками. Празднование дня мародёра было в самом разгаре. Время от времени вопли завоевателей перемежались звуками коротких автоматных очередей. В городе не было ни одного врага, это опьяневшие от вина и счастья эфиопы начинали ссориться из-за добычи, готовые друг друга перестрелять из-за нескольких тряпок. «Город взят, три дня на разграбление, — вяло подумал Андрей, — ничего не изменилось за последние две тысячи лет». Постепенно ему стало даже интересно наблюдать за этой человеческой комедией. На физиономии Сиверцева появилась широкая парадная голливудская улыбка. Он спокойно и равнодушно понимал, что сам принадлежит к дикой своре грабителей, при появлении которых нормальные люди в ужасе убегают, как от нашествия змей, бросая всё, только бы не встретиться с этим отродьем. «Да, теперь я полное отродье», — подумал Андрей. Эта мысль показалась ему смешной и забавной. Добыча его не интересовала, он всё ещё рассматривал причудливые восточные коттеджи, как правило — двухэтажные. С плоскими крышами и маленькими изящными балкончиками. Больше всего его восхищали колонны из белого резного камня. Разглядывая их, он чуть не наткнулся на две группы эфиопов, каждая из четырёх человек. Они стояли друг напротив друга с нацеленными автоматами. Чёрные лица почти у всех были разбиты в кровь, дыхание тяжёлое. А рядом валялись мешки с добычей. Судя по всему, они поспорили за право внеочередного обслуживания в том магазине, у дверей которого стояли. Всем хотелось первыми обслужить магазин. Указательные пальцы в нерешительности замерли на спусковых крючках — одновременно начавшаяся стрельба не оставила бы на поле боя победителей. «Надо помочь парням выйти из патовой ситуации», — весело подумал Андрей. Он аккуратно положил свой пластиковый пакет на тротуар и одной очередью швырнул на асфальт всю кучно стоявшую великолепную восьмёрку. Вставив в автомат новый рожок, он поставил оружие на стрельбу одиночными и спокойно без суеты продырявил все восемь черепов. Голливудская улыбка на его лице стала ещё шире. Зубы, правда, белизной не отличались.

18 марта по Аф-Абедом эфиопская армия готовила генеральное сражение, после которого надеялась покончить с разговорами о независимости Эритреи. К месту сражения было стянуто более половины всех вооруженных сил Эфиопии. А что могла противопоставить этому Эритрея? Самодовольный эфиопский генералитет заранее праздновал победу. Наши советники были настроены далеко не настолько благодушно. Андрей сопровождал группу высшего руководства, своих и эфиопских генералов, когда они накануне сражения выехали на место, оценить диспозицию. Между двумя эфиопскими дивизиями брешь была опасно большой, на что обратил внимание неизвестный Сиверцеву советский генерал-лейтенант. Он обратился к самому важному амхара, тревожно покачивая головой: «Надо бы здесь позицию усилить. Обязательно надо перебросить сюда бригаду с фланга. Сил у нас более чем достаточно, а растянуты они не очень разумно». Великолепный амхара, казалось, превратился в слух, внимая советскому генералу. Улыбка на его почти фиолетовом лице была неотразимо загадочной, можно даже сказать бездонной. Трудно было понять, то ли он готов тот час исполнить ценные указания русского советника, то ли ему просто смешно выслушивать такие глупости. Амхара почти подобострастно кивал, и опять же было не ясно — уж не издевается ли он над нашими. Кажется, эти же вопросы одолевали русского генерала, а ответ ускользал. Такова была двусмысленная роль советников: за всё отвечаешь, а приказать не можешь. Посоветовал — и полномочия твои закончились. Русский генерал, уставший тонуть в бездонных глазах эфиопского командующего, безнадёжно смотрел перед собой, туда, где может быть появится дополнительная бригада, а может быть и нет.

Эритрейцы пошли в наступление за два часа до рассвета. Эфиопы были совершенно шокированы тем, что противник, казалось, едва способный к обороне, стал наступать, хотя русские и пытались предупредить, что это отнюдь не исключено. Попёрли эритрейцы именно в тот самый стык между двумя дивизиями, где никакой дополнительной бригады, разумеется, не появилось. С КП, где находился Сиверцев, вскоре стали видны эритрейские танки. Это были Т-34 советского производства и несколько Т-50. Недаром же ещё совсем недавно СССР помогал Эритрее в борьбе за независимость. Русский генерал, не выдержав такого зрелища, буквально заорал на главного эфиопа: «Вы же говорили, у них нет танков!». Однако фиолетовое лицо ни на секунду не утратило выражения улыбчивого благодушия. Обижаться, а уж тем более оправдываться, было явно ниже достоинства главнокомандующего. Выдержав величественную паузу, он по-барски обронил: «Сейчас наши танки подойдут». Эфиопские «тридцатьчетвёрки» как ни странно не заставили себя ждать, но тут же выяснилась совершенно немыслимая деталь — у танков нет воды для охлаждения двигателей, они вообще не могут двигаться дальше и для контратаки явно не пригодятся. А эритрейцы между тем методично, как по учебнику, развивали первый успех наступления. Русский генерал был в бешенстве, чем-то, напоминая танковый двигатель, в системе охлаждения которого кипели последние капли воды. При этом он всё ещё не терял способности искать и находить нужные решения: «Миномётную роту на КП». Но тут начали выяснятся подробности уже и вовсе экзотические. Когда миномёты прибыли, оказалось, что стрелять они не могут, потому что нет миномётных плит. Плиты возили отдельно, на ослах. Ослов предусмотрительные эритрейцы уже успели перебить, ни мало этим не встревожив эфиопов, благодушия которых после недавних столь успешных грабежей вообще ничто не могло поколебать.