— Прошу прощения за беспокойство, госпожи, но владыка велел передать, что поединки скоро начинаются.

— Хорошо,— кивнула одна из старух,— подожди нас за дверью.

Дождавшись, когда дверь закроется, воительница легко поднялась и, согнувшись, посмотрела на подругу. Зловещая улыбка застыла у нее на губах.

— Ну-ка, жабочка, посмотри на меня,— прошамкала старая карга.— Надеюсь, я хорошо выгляжу?

Она покрутилась перед спутницей и так и эдак, показывая себя со всех сторон.

— Ты великолепна, госпожа,— прогундосила та в ответ, и, чтобы проверить ее правоту, старая ведьма повертелась перед высоким зеркалом.

— По правде сказать, зрелище отвратительное,— усмехнулась она, рассматривая глядевшую на нее из глубины зеркала мерзкую рожу, больше всего походившую на высушенный гриб, бурый и сморщенный.— Но выгляжу я и впрямь великолепно,— помолчав, добавила она, и Гана привычно закивала и захихикала.

Трибуны гудели в предвкушении небывалого зрелища. Уже полдня продолжались поединки, и белый, как мука, песок, устилавший перед началом боев арену ристалища, почти повсюду побурел от впитавшейся в него крови. Напряжение достигло предела, когда владыка встал и долгим взглядом окинул расположившуюся на трибунах пеструю толпу. Некоторое время он молчал, видимо, надеясь, что подданные заметят своего повелителя и умолкнут, но этого не произошло.

Тогда Уру оглянулся и что-то сказал. В тот же миг стоявшие за его спиной глашатаи в белых шальварах, коротких с загнутыми на туранский манер носами сапогах, синих суконных безрукавках на голых телах вышли вперед и протрубили сигнал, призывающий к вниманию.

Люди начали понемногу успокаиваться, но только после третьего сигнала утихомирились окончательно. Тогда Уру вновь встал и вышел вперед.

— Жители славного Янайдара! — заговорил он негромко, но голос его услышали все.— К вам обращаюсь я, Уру, ваш отец и защитник! Почти целую луну мы следили за тем, как бьется великолепный Реве, наш новичок, в первом же бою сумевший не только приковать к себе внимание благородных янайдарцев, но и завоевать нашу благосклонность. Теперь же мы видим, что искусство этого воина столь высоко, что, если его не остановить, вскоре в Янайдаре, кроме него, не останется бойцов! Но кто же может сделать это? Кто бросит вызов непобедимому Ревсу? И не только вызовет его, но и победит?

Уру замолчал и вновь обвел взглядом чашу амфитеатра. Зрители, до того оживленно галдевшие, теперь напряженно молчали, ожидая, кто же этот человек, решивший помериться силами с самим Ревсом. Все знали, что если вначале за умелым новичком охотились, чуть ли не дрались за право убить его, то очень скоро бойцы успокоились. Даже самые тупые из гладиаторов поняли: никакой славы в поединке с Ревсом не добыть. Любого смельчака ждала смерть, а расставаться с жизнью не хотелось никому.

И вот теперь оказывается, что человек такой нашелся и сейчас они увидят его в деле. Уру подождал, пока смысл сказанного дойдет до всех, а когда увидел, что даже самые пьяные из его подданных сообразили, что сейчас станут свидетелями небывалого поединка, счел наконец паузу достаточной и возвестил:

— До сих пор еще ни разу в боях не участвовал свободный человек, но сегодня произойдет именно это! Мой телохранитель, могучий и несокрушимый Злун, вызвался остановить победное шествие Ревса! Поприветствуем же Злуна, дети мои!

Огромный янайдарец встал и, скрестив на необъятной груди мощные руки, обвел ряды надменным взглядом. Никто не знал, по доброй ли воле идет он на этот бой. Милость повелителя может возвысить до небес, а может и отправить в яму с голодными горными котами. Впрочем, большинство зрителей это не волновало. Им хотелось поскорее увидеть необычный поединок.

Могучий воин вышел из ложи. Соня искоса посмотрела на подругу и порадовалась, что они сумели так сильно изменить свою внешность. Сейчас Гану могли выдать только глаза, однако, встретившись взглядом с подругой, она быстро взяла себя в руки и тихонько захихикала. Уру склонился к Соне и насмешливо поинтересовался:

— Ну как? Уважаемая жрица Затха не изменила своего мнения? Или наконец-то оценила по достоинству Злуна?

— Слишком много мяса! — заявила Соня и брезгливо потрогала свой нос.— Он еще уродливей моего носа,— добавила она и обратилась к Гане: — Верно, жабочка?

— Ах-ха-ха-ха! — обрадованно закивала та, в кривой ухмылке обнажив темные щербатые зубы.

Уру усмехнулся:

— Уродлив он или нет, а твоего красавца разорвет и голыми руками.

— Голыми руками, говоришь? Что ж, быть может,— не стала спорить Соня,— но только в том случае, если твой раб сам пойдет ему в руки, а он не слишком похож на дурака. К тому же до рукопашной схватки, я думаю, дело не дойдет.

Тем временем решетчатые ворота на противоположных концах арены отворились, и два всадника, едва выехав, остановились, окидывая друг друга оценивающими взглядами.

Ложа правителя располагалась как раз между ними, так что Соня сразу смогла увидеть, насколько Злун крупнее своего противника. В какой-то миг девушке показалось, что взгляд возлюбленного скользнул по ней. Так оно и было на самом деле, но Вожак заметил лишь знакомую уже тощую старуху с лысой, как яйцо, приплюснутой на макушке головой, обтянутой серой сморщенной кожей. Глубоко посаженные глаза и крупный нос нацелились на него, но воин уже отвел глаза, отметив лишь, что карге, должно быть, никак не меньше тысячи лет, и вновь сосредоточился на противнике.

Сам Север не мог похвастаться горой мышц, как Кучулуг или Сурхан, хотя и переборол гирканца в рукопашной схватке, исход которой определяла лишь сила, но Злун!.. Для того чтобы сравняться с ним в росте, Северу пришлось бы встать в седле, потому что конь могучего янайдарца настолько же превосходил размерами скакуна Вожака, насколько сам Злун превосходил своего противника. И когда Соня поняла, что сейчас неизбежно должно произойти, ей стало страшно…

Уру взмахнул рукой, разрешая начать поединок, и уселся на место. Трибуны настороженно молчали. Всадники некоторое время оставались неподвижны, потом Злун ударил своего чудовищного зверя пятками, и тот начал медленно приближаться к Северу: видно, с места в карьер при таком седоке он взять просто не мог.

Вожак тоже ударил скакуна, и тот почти сразу перешел в галоп. Выпуская накопившиеся чувства, зрители взревели. Почти мгновенно разогнавшись, конь гладиатора помчался на врага, но тот, хоть и двигался не так быстро, производил ужасающее впечатление. В эти быстротечные мгновения всем, и даже Соне, которая всегда верила в возлюбленного и знала, на что он способен, показалось, что до поединка дело просто не дойдет. Вот сейчас они сойдутся почти посередине арены, и зверь Злуна просто растопчет безрассудного воина вместе с его конем.

И тут произошло нечто странное. Не выпуская из рук поводья, противник Злуна высвободил ноги из стремян и встал в седле. Никто не понял, зачем он это делает… Видно, и впрямь решил сравняться с противником в росте. До столкновения оставалось меньше десяти шагов — мгновение исступленного бега коней. В последний миг Север направил коня влево и прыгнул. Никто так и не заметил, откуда в руке у него появилась булава, но, перевернувшись в воздухе над головой противника, он обрушил тяжелый шар с шипами на незащищенный шлемом затылок янайдарца. Приземление получилось не слишком удачным. Воин выбросил булаву и, падая, каким-то немыслимым образом сумел ухватиться за луку седла и отпущенные поводья. Останавливаясь, конь протащил его по песку пару десятков локтей и замер.

Трибуны восторженно взревели, и хотя Вожак не видел еще противника, но знал, что удар его пришелся точно в цель. Он встал и первым делом проверил оружие, но все оказалось на месте, кроме булавы, валявшейся в нескольких шагах за спиной. Воин подобрал ее, упрятал в чехол на поясе и только после этого позволил себе отыскать взглядом противника.

Нанесенный удар убил бы наповал любого нормального человека, но Север не удивился, когда увидел, что янайдарец уже поднимается с земли — такого одним ударом не прошибешь. Все, чего он сумел добиться, так это выбить могучего воина из седла. По правилам проведения поединков лишившийся коня воин должен сражаться пешим, но на большее Вожак, по правде говоря, и не рассчитывал. Начало он, несомненно, выиграл: конным против конного он просто лишался малейшей надежды на победу.