Дом — это место, где тебя любят…

Логово — место, где ее ненавидят…

Так почему же она вспоминает о нем с таким особым, похожим на грусть чувством? Не потому ли, что там нашла свою любовь? Она с нежностью посмотрела на Севера и досадливо закусила пухлую губу: проклятая девчонка уже прилепилась к руке ее любимого, и Соня готова убить ее за это! Красавица через силу заставила себя улыбнуться.

Недаром говорят, что от любви до ненависти один шаг. Теперь она ясно почувствовала это и поняла, что если любовь к Северу когда-нибудь и покинет ее сердце, то лишь когда ее вытеснит ненависть! Нет, только не это… Она отстоит свое чувство, чего бы это ей ни стоило!

Воительница посмотрела на тонувшие в утреннем тумане стены Шадизара, и ей пришло в голову, что, быть может, и Логово обрело для нее значимость, потому что подарило ей и друзей, и врагов, отняло жизни друзей, а кое-кого из врагов, наоборот, сделало друзьями. Конечно, Соня вряд ли могла назвать Разару другом, но чутье подсказывало ей, что она обрела если не любовь, то уважение Белой Волчицы. И она знала, что, выпади случай, Гайрам придет ей на помощь, не дрогнет и не отступит. И еще Север! Много это или мало? Всего три человека, но зато на них можно положиться.

И наконец, у нее появилось дело. Правда, ее мало заботили властолюбивые замыслы повелителей Похиолы, но она помнила, что теперь заодно с Вожаком. Он не открыл ей всего, но она верила, что такой человек не станет рисковать ни своей жизнью, ни жизнью близких ему людей ради недостойной цели. А враги… А когда она их боялась? Врагов можно презирать, можно ненавидеть; но бояться?

Солнце тем временем медленно поднималось над покрытыми ослепительно белым снегом далекими вершинами Кезанкийских гор. Прохладный утренний ветер, лаская, обдувал разгоряченное лицо девушки. Туман понемногу рассеивался, открывая ее взору бескрайнюю степь, пестревшую разнотравьем, которое теперь, в преддверии осени, окрасилось в более мягкие, пастельные тона. В лазурном небе не виднелось ни облачка. Соня посмотрела по сторонам. Вокруг никого, если не считать стреноженных коней, что паслись неподалеку. Однако не они интересовали рыжеволосую воительницу. Прикрыв от солнца глаза ладонью, девушка смотрела на юг, где вдалеке, рядом с башнями манившего ее — она не могла не признаться себе в этом — Шадизара, она заметила тонкую змеящуюся цепочку навьюченных животных.

— Похоже, караван? — услышала она голос Севера и досадливо закусила губу: опять она не слышала, как он подкрался.

— И как это тебе удается? — обернувшись, спросила она с улыбкой.

— Тебе ли спрашивать? — ответил он, и она тихонько рассмеялась.

Так и есть. Она гордилась умением подкрадываться неслышно, вот только с Вожаком это никак не получалось. Конечно, ее самолюбие страдало, но девушка почти смирилась с тем, что он превосходит ее во всем.

— Караван,— сказала она.— И нам лучше уйти отсюда поскорее.

— Но почему? — удивился Вожак.

— Караван могут поджидать в ущелье,— объяснила Соня то, что сама считала очевидным.— А это большой караван,— подумав, добавила она.— К полудню они добредут сюда, а значит, нам пора сматываться. То же самое случилось, когда я покидала Шадизар. Мы проехали через горы и не заметили засады, хотя точно знали, что караван поджидают.

— Так здесь тоже промышляют шайки? — обрадовалась Гана. Она уже проснулась и теперь стояла рядом со своими друзьями.

— Да,— кивнула Соня.— Только называются они наемниками или грабителями — по-разному. Все зависит от обстоятельств.

— Тогда нам лучше уйти немедленно,— испугалась девушка.— Не люблю я этих потасовок! Жаль только, поедем натощак.

— Ничего,— успокоила ее подруга.— Пообедаем в Шадизаре. Я до смерти соскучилась по приличной кухне и хорошему вину.

Быстро собравшись, они пустили коней вниз по склону горы и через несколько мгновений остановились у ее подножия, ожидая, когда Север даст последние указания волкам. Он что-то говорил Вулофу и поглядывал на Вилву. Оба согласно, совсем как люди, кивали. Выглядел этот разговор настолько необычно, что Гана на время даже отвлеклась от созерцания стен далекого еще Шадизара и переключила свое внимание на Вожака. Наконец Север удостоверился, что его поняли как надо, и кивнул своей подруге — можно трогаться.

— Вперед! — крикнула Соня, вновь почувствовав себя главной, и Гана вздрогнула, словно проснулась.

Прекрасная воительница мгновенно вырвалась вперед на добрую сотню локтей и помчалась по степи, подбадривая коня, а может, и себя, воинственными криками. Не желая отставать от подруги,

Гана хлестнула гнедого и бросилась в погоню. Север, словно нарочно пропустив их вперед, поскакал следом, гоня перед собой коней без седоков.

Свежая зелень трав, которую лишь едва колыхал слабый ветерок, походила на водную гладь, и благородные животные утопали в ней едва ли не по грудь. Только теперь Гана поняла своих новых друзей, которые наслаждались, целиком отдаваясь бешеной скачке! Синее небо раскинулось над головой, а впереди неподвижно застыли покрытые снегом вершины Кезанкийских гор. Ей и вправду казалось сейчас, что ничего нет в мире прекрасней, хотелось мчаться за горизонт, бесконечно долго, пока копыта коней не простучат дробно по краю мира! Соня чуть придержала гнедого, чтобы подруга смогла догнать ее, и дальше они поскакали рядом.

Время от времени то одна, то другая вырывалась вперед, подзадоривая соперницу. Зажженная солнцем темная медь волос шадизарской красавицы разметалась на ветру, подобная пламени факела, что освещает путь в ночи, и намеренно отставший Север невольно любовался Соней.

Вскоре невдалеке, скрытая доселе между травами, мелькнула широкая полоса дороги. Еще через несколько мгновений копыта коней застучали по камню Тракта.

Только возле самых ворот Соня натянула поводья, поджидая спутников, втайне жалея о том, что лихая скачка завершилась так скоро.

Когда Север нагнал остановившихся у ворот спутниц, седой десятник уже подошел к ним и теперь с восхищением, которое граничило с наглостью, взирал на его подругу.

— Цель приезда? — осведомился он.

— Ты что же, придурок, глаза свои дома оставил? — нахмурилась Соня.

— Припоминаю, что когда-то встречались,— равнодушно ответил тот, старательно не замечая оскорбления.— Время летит быстро,— философски заметил он,— а через ворота проезжают столь многие, что всех, как ни старайся, не упомнишь.

Он выразительно посмотрел на девушку, и глаза прекрасной шадизарки потемнели, предвещая бурю, но более чем прозрачный намек на пролетевшее время остудил ее пыл.

— Север,— обратилась она к своему спутнику.— Отсыпь этому прохвосту сотню золотых. Это вернет ему память.

Вожак удивленно вскинул бровь, но спорить не стал и, послушно развязав кошель, уплатил требуемую сумму.

— Ну как? Теперь припоминаешь?

— А как же! — ухмыльнулся стражник.— Еще не родился мужчина, способный забыть божественную Соню, если увидел ее хоть раз!

При виде золота, посыпавшегося в руки их начальника, толпившиеся рядом стражники одобрительно загалдели. К тому же часть этих денег должна была перекочевать в их кошельки, и это обещало достойное завершение прекрасно начавшегося дня в одной из таверн славного города воров.

— Я все еще должна объяснить, куда еду и зачем? — поинтересовалась красавица.

— Ба! — хлопнул себя по лбу десятник.— Я сейчас припомнил: ты ведь живешь в этом городе! А кто твои спутники? — Он вновь осклабился.

— Довольно того, что они мои спутники,— нахмурилась Соня.

— Конечно, конечно…— заторопился десятник.

Он вовсе не желал портить отношения с прекрасной воительницей, которая с королевской щедростью сорила золотом.

— Тем не менее я отвечу тебе. Север — мой казначей, а Гана — мой писарь, и, смею надеяться, что моим спутникам нечего опасаться в моем городе?

— Не сомневайся! — ухмыльнувшись, поспешил он заверить девушку.— За такие деньги он может на моих глазах помочиться на статую Тиридата Великого! Но только на моих. И моих людей… Поняли, бездельники? — спросил он, повернувшись к своим людям, и те радостно загоготали, что означало полное согласие.