Поиск
ПОГОНЯ
(веселая песенка)
А след по снегу катится
Как по листу строка
И смерть висит, как капелька
На кончике штыка
Под ветром лес качается
И понимает лес,
Что там, где след кончается
Сосновый будет крест
А снег сверкает кафелем
Дорога далека
И смерть висит, как капелька
На кончике штыка
ПАМЯТЬ

Асе

Мы учились стрелять на живых синеглазых мишенях
Как на питерских шлюхах учились когда-то любви
Николай Харабаров, черниговский вор и мошенник
При попытке к побегу был мною убит.
Я до гроба запомню сутулую черную спину
И над мушкой испуганный, скошенный глаз
Я вернусь дорогая, сапоги надоевшие скину,
Расстегну гимнастерку и спокойно скажу, наклонясь:
«Посмотри, как таинственно листьев круженье
Эту долгую зиму я не смог бы прожить не любя»
Мы учились стрелять на живых синеглазых мишенях
А потом, те кто были слабее, стреляли в себя[9].
РАЗГОВОР

Примечание: полосатиками называют заключенных лагерей особого режима за их полосатую одежду. Стих воспроизводит воображаемый издевательский разговор конвоира с полосатиком.

Ну как живете, полосатики?
Какие папиросы курите?
Ну как там ваши палисадники?
Как ваши козы, ваши курицы?
Как ваши деньги, ваши жемчуги?
Как ваши девки, ваши женщины?
Напротив лес, грибы и ягоды
Гляди-ка здесь ограда, я да ты.
Но помни, я стою до крайнего
За жизнь держусь волчицей раненой
Убью, на предпоследней мысли.
Я был застенчивым….
при жизни.
Я местный Авиценна
С достоинством муллы
Я мыл у офицеров
Дощатые полы
Я драил, стиснув зубы
Я весь от пота взмок
Я прочитал их судьбы
По каблукам сапог
Мне тайны их утробы
Изгиб любой кишки
Поведали подробно
Зеленые плевки
Я знал любую тайну
Я знал любой секрет
По длинным, по нахальным
Окуркам сигарет
Со мною щей не сваришь
При помощи команд
Нет. Я вам не товарищ
Товарищ лейтенант.
ПРОЩАНЬЕ

Асе

Вот и все, пришла пора прощаться

Будь благоразумной, не реви.
Коль на то пошло, то оба мы причастны
К радостям и подвигам любви
Ты должна понять, что в этом мире
Всем не суждено найти покой
Часть идет дорогами прямыми
Я вот, извини меня, такой.
Это только грустная случайность
То, что счастье в дверь мне постучалось.

Еще одно.

НА ТЕМУ О ЛЮБВИ

Асе

Будь вокзал тот единственным в жизни вокзалом
А перрон, как трибуна, последним твоим рубежом
Я б пошел за тобой озорным скоморохом базарным
Промышляя красивые вещи для тебя грабежом.
Я баюкал ладони твои в своих огрубевших ладонях,
И Варшавский вокзал был, как церковь, угрюм и суров.
Жизнь моя лишь дорога, вернее погоня
Мимо сонных улыбок влюбленных в тебя фраеров.
Может песня моя прочих песен была незаметней
Может сердце мое слишком громко стучит по ночам
Все равно я доволен отслуженной мною обедней
И одно остается, едри ее в душу, печаль.
Я стоял на дощатом перроне,
свисток паровозный, как выстрел.
И слова, я поверил им этим последним словам
И запомнил тот вечер, до последней отрывистой мысли
И запомнил те руки, которым я след от кольца целовал.

5

7 августа 1962. [Коми — Киев]

Донат!

Я получил от тебя прекрасное, назидательное письмо, вызвавшее общую зависть своей толщиной. У нас тех людей, которым приходят толстые письма, уважают гораздо больше и считают их более солидными.

Кроме того, я получил извещение насчет полупудовой посылки. Тебе за все спасибо.

Теперь с нетерпением буду ждать твоего отзыва о стихах. Когда я удостоверюсь, что письмо с ними дошло, я пошлю тебе еще штук 5.

Уеду, очевидно, числа 26[10]. Так что последнее письмо можешь послать не позже 20-го.

У меня по-прежнему все в порядке. Получаю письма почти каждый день. Мама и Анька пишут очень трогательно. Иногда получаю на удивление добрые и товарищеские письма от супружницы.

Нечего писать, Донат.

Должен сообщить тебе одно удивившее меня наблюдение над собой. Дело в том, что я значительно больше скучаю здесь без вас с мамой и без моих товарищей, чем без дам. Я никак этого не ожидал.

И еще я понял, как я люблю Ленинград. Я никогда больше не уеду из этого города. Нас здесь много, ленинградцев. Иногда мы собираемся вместе и говорим о Ленинграде. Просто припоминаем разные места, магазины, кино и рестораны. Кроме того, ленинградцев очень легко отличить от других людей.

Нечего писать, Донат!

Я правду писал тебе, что все силы у меня уходят на то, чтобы наполнить оптимизмом письма к маме и Аньке (я имею в виду творческие силы).

Вот я тебе пошлю, пожалуй, вчерашний стишок. Часть стихов я не хочу тебе посылать, чтоб не напугать и чтобы не дали мне по шее, если прочтут случайно на почте. Вообще письма вскрывают крайне редко. Так что нет необходимости писать так: «Ксанка гордится, что ты охраняешь наши границы от вражеского нападения». Я сторожу «полосатиков», попросту говоря. Итак стишок:

Примечание: жмурами здесь называют покойников, от глагола зажмуриться. Дальше. Ропча и Зимка — это названия мест.

вернуться

9

Конечно, С. Д. никого никогда не убивал. Не говоря уж о том, что, судя по времени написания стихотворения — меньше чем через полмесяца после призыва, — оказаться в подобной ситуации просто не мог (так же как побывать на Колыме, о которой уже сочинил песенки). Но его художественная впечатлительность провоцировала на воображение подобных эффектных сцен — особенно в послании к женщине. Позже, в «Заповеднике», он напишет об этом романтическом методе сочинительства с иронией: герой повести, не успев добраться до места назначения, уже слагает стихи: «Любимая, я в Пушкинских Горах…»

вернуться

10

Речь идет о местном перемещении.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: