— Они превосходны, ваше превосходительство. Бомба этой системы — тройного действия. Взрываясь, она разрушает здание и поражает осколками насмерть. Уцелевшие получают хорошую порцию удушающего газа и также гибнут.

Флегматичный Хох воодушевился и даже развел руками:

— Но если даже на людях противогазы, все равно они отравлены. Средство проникает через поры кожи в кровь и…

— Последнее свойство этих знаменитых пирожков пока не оправдалось, генерал, ни в Абиссинии, ни в Испании, ни в Китае… — строго прервал красноречие Хоха Пумпель. — Будем говорить только о двойной начинке. Я с огорчением узнал, что обыкновенный противогаз является надежной защитой против этого всеотравляющего вещества.

Пумпель раздражался. Еще бы! Год назад старый Эдвар Мильх, самый опытный агент Пумпеля, ухитрился выкрасть у итальянского химика Чардони ампулу засекреченного боевого газа. Мерц хвастался, что усилит действие дьявольского изобретения Чардони и что тогда уж действительно никто не спасется от действия маленьких авиабомб, которые Пумпель скромно называл «пирожками». Но дело оказалось не таким простым. На каждый газ тотчас же находился противогаз.

В раздражении Пумпель повысил голос:

— Извольте, генерал, всячески форсировать опыты этого дурака Мерца. Нам нужны ужас и истребление. Это наши главные козыри в игре. Кстати, какие новости вы расскажете мне относительно молодого человека?

— Молодой человек оказался слишком предприимчивым. Вы уже знаете, что его интерес к делу номер сорок первый, повидимому, не случаен. Поэтому, когда он за собственный страх и риск отправился в СССР, то я подсунул ему старого Эдвара в качестве провожатого.

— Я помню, генерал. Вы поступили тогда очень умно. Я был доволен вашей работой.

Хох поморщился далеко не радостно.

— Но дело в том, что молодой человек стал вести себя более чем неосторожно. Очевидно, решив вести дело напролом, он пускает в ход небольшую порцию слезоточивого газа и исчезает. А Эдвар остается в дураках. К нему нагрянули следственные власти, и ему еле удалось выпутаться. Его спас дипломатический паспорт. Но пришлось спешно убираться, не разузнав ничего самому.

— А молодой человек?

— Исчез бесследно.

Пумпель сердито подвигал бровями:

— Нужно найти его лабораторию во что бы то ни стало. Еще раз пошлите в Западное полушарие кого-либо из наших лучших людей. Если нужно, поезжайте сами. Помните, что я должен делать доклад по делу номер сорок первый самому его высоко…

Хох-старший легким щелчком смахнул несуществующую пылинку с рукава и небрежно сказал стоявшему перед ним навытяжку доктору Хесселю:

— Офицер для поручений Хессельбард, вы вполне уяснили задание?

— Так точно, ваше превосходительство. Как прикажете быть с моим шефом?

— Вы скажете, что едете по распоряжению… Это все равно, по чьему распоряжению… В Африку или, например, в Голландскую Индию… Это не имеет значения. Придумайте сами что-нибудь получше. В пункте двадцать один вы получите бумаги и деньги. Месяц вы проживете в глухом уголке, где-нибудь на берегу моря, вдали от лишних глаз. Место вам укажет начальник пункта двадцать один. Месяца вам хватит на то, чтобы у вас отросли волосы, усы и борода. Если вы похудеете, то с усами и бородкой сможете сойти за француза. Тогда поезжайте дальше на запад. Начальник двадцать шестого пункта устроит вам французский паспорт. Французы почему-то считаются на Западе благонадежными. И затем предпримите всеми доступными вам средствами поиски интересующею нас человека. Он должен снабжаться некоторыми продуктами для своих работ. Проследите за дипломатическими представителями дружественной нам державы. Повидимому, он поддерживает связь с внешним миром через них.

— Я хотел бы иметь одного парня в моем непосредственном подчинении.

— Пожалуйста, господин майор.

Профессор Мерц удивленно пожал плечами.

— Как вам угодно, дорогой мой ассистент, но вы очень меня огорчаете.

Хессель с видом крайней скромности выговорил:

— Только смерть единственной тетушки могла заставить меня просить о кратковременном отпуске, господин профессор. Поверьте, что я не осмелился бы беспокоить вас такой просьбой, если бы не любовь моя к родной сестре моей матери. Бедная тетя, она так страдала во время болезни! Я получил печальную весть слишком поздно.

Хессель поморгал глазами, как бы стряхивая с ресниц невольные слезы. Мерц сочувственно покачал головой:

— Крайне сожалею. Вы покидаете меня в тот момент, когда мы вплотную приблизились к цели. Начинка для авиабомб у меня должна получиться великолепной.

— Я уверен в ваших научных успехах, господин профессор.

— Где ваш рапорт, дорогой мой ассистент? Я согласен, подпишу.

Хессель положил перед шефом на стол официальную просьбу об отпуске, протянул перо…

— Благодарю вас, господин профессор.

Подражая Хоху-старшему, Хессель пытался двигать бровями и ронял небрежные слова сквозь клубы сигарного дыма:

— И вот я выбрал тебя, дружище Мильх…

Эдвар наклонил голову через ресторанный столик:

— Я польщен, господин Хессельбард, я привык с вами работать.

Хессель пыхнул клубом дыма:

— Пей свое пиво и слушай. Нам придется иметь дело с хорошенькими игрушечками. Они дают прелестный фейерверк, не правда ли?

— Все понятно. Ваше здоровье, господин Хессельбард!

— Ты будешь пока в распоряжении нового ассистента. От него ты получишь инструкцию, когда выехать и где найти меня. А теперь послушай музыку, оркестр готовится угостить нас вальсом.

— Начальника восемнадцатого кабинета! — резко приказал Пумпель.

Морщинистое лицо Хоха показалось в дверях. Пумпель кивнул ему с подозрительной любезностью:

— Надеюсь, вы не забыли, мой дорогой генерал, что послезавтра я должен делать доклад его высокопревосходительству о том, что нами сделано по делу номер сорок первый? Что вам доносит Любитель?

— Большевики проектируют полет к Южному полюсу…

— Ну, это слишком далеко от нас, особенно Южный полюс.

Пумпель слегка задумался.

— Хотя… все-таки, вопрос престижа. Распорядитесь, Хох, чтобы редакции газет не смели печатать без моей визы ни одной строчки о советских летчиках. Я сам буду давать информацию. Или нет, мне некогда… Есть у вас кто-нибудь из чиновников с пылким воображением?

— Есть, ваше превосходительство, — ответил Хох.

— Тогда пусть он на пробу напишет статью. М-м… Напишет, что мы ставим мировые рекорды, что мы организовали на Северном полюсе пять станций, что сейчас мы строим десять станций на Южном. Пусть газеты пишут, что это мы летаем, а не они…

— Будет исполнено.

— Статью дать мне на утверждение. Пусть публика читает и благоговеет. Впрочем, это все неважно. Меня интересует дело номер сорок первый.

— На Востоке нашим людям, ваше превосходительство, приходится работать все осторожнее и медленнее. Боюсь, что скоро станет совсем невозможно. Но имеющиеся сведения заставляют меня предполагать, что машина советских изобретателей Бутягина и Груздева имеет самое мирное назначение. Она должна увеличить урожай сельского хозяйства… этих ихних… колхозов.

Пумпель яростно задвигал бровями:

— Вы смеетесь, Хох? А если их машина начнет в десятки раз увеличивать урожай пшеницы? Это, по-вашему, мирная деятельность?

— Они могут завалить международные рынки пшеницей, ваше превосходительство, — пробормотал Хох.

— Ах, если бы только это! Вы недальновидны, друг мой. Им недостаточно разорить нас. Они примутся агитировать. Тогда и слепой увидит, на что они способны. И наши голодные безработные тогда сметут нас в мгновение ока… Поэтому, — Пумпель пристукнул кулаком по столу, — не жалейте средств. Пусть наши люди ужами переползают границу, пусть сто агентов погибнет, но хоть один да проберется. Пусть этот один разведывает, незаметно ломает машины, помогает нам…