Оборудование самолета быстро подвигалось вперед. Стахановцы-монтажеры 112-го авиазавода с громадным увлечением работали над самолетом. Когда поставили мотор и Лебедев увидел в ангаре почти готовый самолет, сердце его забилось в радостном волнении. Припомнилось ему, как он мечтал о полете у себя на балконе и как глядел на звезды Кремля…

— Назовем самолет «Красная звезда», — предложил Лебедев, и всем это понравилось.

Выпадали для Лебедева такие сумасшедшие дни, что нужно было съездить в десятки разных учреждений. Но Лебедев не чувствовал усталости: сбывалась его мечта. Иногда вечером он приезжал на аэродром и требовал тренировочный самолет, чтобы в ночной свежести полетать над засыпающим городом.

Лебедев уверенно давал газ. Четкие бусы фонарей вычерчивали внизу затейливые линии улиц. Над окраинами густо светились прожекторами новые кварталы. Лебедев поворачивал самолет в сторону, и под ним плыли смутные очертания земли. Густела ночь, внизу ширилась черная яма, только на горизонте маячные огни, как низкие крымские звезды, указывали границы аэропорта.

Свежий ветер с воем врывался в гул мотора, а Лебедев все кружил, брал высоту, подставлял самолет ветру с разных сторон. Лебедев всегда тренировал себя: через океан должен лететь советский летчик, сотканный из железных мускулов и стальных нервов.

«Послезавтра», думал Лебедев, и ему было грустно. Он оставлял своих близких друзей в самый разгар работы. «Как их оставить одних! Один — профессор, другой — инженер, а совсем как малые дети».

Вспомнилось, как гулял с друзьями по парку. Всплыла в памяти деталь прогулки: дерево склонилось с берега над прозрачной неподвижной водой пруда, ветви окунулись концами в воду, застыли, и зеленая арка отражалась в воде…

Лебедев стал набирать высоту. Наверху светлело. У края земли блеснула светлая полоса. Всходило солнце. Оно вылезало огромное, как пылающая печка. Тучное и солидное, оно переливалось жаром раскаленных блестящих углей. Лебедев правил прямо на солнце. Показалось, что лицу стало тепло от солнечных лучей.

«Ничего, свет не без добрых людей, — подумал Лебедев. — Вернусь, вот вместе и посмотрим, как урожайная машина начнет выгонять колос».

Город лиловел внизу расплывшимся пятном. Маяки аэропорта образовывали знакомый маленький шестиугольник.

— Хватит. Холодно! — сказал себе Лебедев и выключил мотор. Поставил самолет под нужным углом и, как по нитке, спустился вниз.

Прямо с технического совещания у наркома Груздев проехал к себе на завод. Вопрос о постройке машины «Урожай» был окончательно утвержден. Большую модель нужно было начинать постройкой немедленно и именно на этом заводе. На совещании по этому поводу было сейчас высказано несколько решающих соображений.

Груздев попрощался с радостным Бутягиным. Тот торжествующе пожал руку своему соратнику:

— Наша взяла! Завтра увидимся.

Груздев хотел было ехать домой, отдохнуть после волнений, сопряженных с подготовкой к совещанию, но в кабине авто передумал. На коленях лежал объемистый портфель с материалами — чертежами и сметами. Груздев как-то невольно погладил ласковой рукой мягкую кожу портфеля, и вдруг пришла мысль: «Вот здесь сконцентрированы труды, заботы, знания…»

Мысль была серьезная и радостная, Груздев ощутил в себе необычайный прилив бодрости. Голова была свежа по-утреннему, как будто Груздев только что выпил стакан крепкого чаю. Захотелось вновь посмотреть чертежи, еще раз сверить цифры. Он взглянул на часы. Светящаяся стрелка в полутьме кабины показала четверть первого. Наступил уже другой день, заполночь. Но все это пустяки, отдохнуть успеется.

Авто замедлило ход. Шофер дал гудок. Груздев выглянул из кабины. Знакомый подъезд квартиры. В окнах столовой ярко горит лампа. Наверное, Валентина Михайловна и Лика дожидаются его с ужином.

— Пожалуйста, на завод, — сказал Груздев шоферу.

В заводском кабинете он зажег обе настольные лампы под светлозелеными абажурами, аккуратно положил на бювар свой портфель, сел в кресло. Ему хотелось побыть одному…

Он взял телефонную трубку, набрал номер:

— Валя, это я… Все прекрасно. Да, утвердили… Я с часок поработаю у себя и приеду. С ужином не жди. Оставь на столе… Лика пусть тоже ложится. Ну, целую вас обеих, родные мои… Спокойной ночи.

Медленно положил трубку, мельком взглянул на календарь. Да, день прошел, наступил уже следующий. Он оторвал листок. На новом листке стояла цифра 17. Груздев улыбнулся. Эта цифра напомнила ему многое.

Семнадцатилетним юношей он принес чертеж первого своего изобретения важному профессору. Но времена были тогда старые, дореволюционные, — чертеж пропал в канцеляриях министерства. В семнадцатом году — в ноябре, тотчас же после победы Великой социалистической революции, Груздев защитил дипломную работу и получил звание инженера. Он гордился тем, что был одним из первых, получивших дипломы «именем Революции»… Да, еще семнадцать лет назад он впервые встретился с Бутягиным. Тот делал на конференции доклад о машинизации в связи с рациональным плодопеременным полеводством. Груздева увлек бутягинский размах, поразила новизна проблемы. Тут же, на конференции, они познакомились, возвращались вместе, долго ходили по вечерним улицам большого города.

У каждого из них трепетала в сердце своя мечта. Один мечтал о наилучших путях и способах химизации сельского хозяйства, а другой — о конструировании новых сельхозмашин. В мечтах молодых ученых было одно общее — любовь к социалистической родине, преданность делу партии Ленина — Сталина, искреннее желание отдать все свои силы советскому народу. Они выработали несколько рационализаторских предложений, сконструировали новый тип семеносортировки.

Однако пришлось встретиться с некоторыми трудностями, — уцелевшие старые канцеляристы мешали молодым ученым. Но Груздев только с виду был несколько медлителен. Когда же речь шла о любимом деле, Груздев становился напористым и энергичным. Он добился личного свидания с Дзержинским и доложил ему о семеносортировках. Феликс Эдмундович исключительно внимательно отнесся к молодому инженеру: послал машину за Бутягиным, долго и подробно беседовал с ними, сказал на прощанье:

— Будьте спокойны, товарищи!

Предложения друзей были осуществлены. Вслед за семеносортировкой они построили фрезерный плуг, отлично разрыхлявший почву и сделавший ненужной последовательную бороньбу после вспашки. Построили упрощенную машину для корчевания пней на целине. Колхозная форма сельского хозяйства раскрыла перед молодыми учеными огромные возможности, поставила новые задачи. Они с энтузиазмом работали… Теперь на очереди машина «Урожай»…

Груздев вынул из портфеля чертеж машины, разложил его посредине стола. «Если «Урожай» при первом опыте даст нам хотя бы десять процентов проектной мощности, то и тогда…»

Он привычно прикинул на счетной линейке цифры, сказал довольным голосом вслух:

— Будет хорошо!

Дверь приоткрылась. В щелку Груздев увидел знакомый глаз и услышал:

— Можно?

Груздев кивнул головой:

— Входите, разумеется.

В кабинет шагнул секретарь партколлектива Звягин:

— Ну как? Мы тут с Лебедевым засиделись. И вдруг вижу — у вас свет…

В дверях стоял Лебедев:

— И я горю желанием знать…

Груздев встал и протянул вошедшим руки:

— Можете поздравлять… Все — так, как было намечено.

Звягин посмотрел на инженера очень серьезно, твердо пожал руку:

— Ни единого изменения? Роскошно! Значит, строим?

— Строим, Константин Иванович. Садитесь, товарищи… Боюсь только, что дороговато обойдется.

— Об этом не беспокойтесь, Владимир Федорович. На полезное дело средства найдутся, — отозвался Звягин.

Лебедев кивнул головой, подтверждая мысль Звягина. А тот добавил:

— Для постройки модели мы с директором уже подобрали подходящих людей, лучших стахановцев, проверенных. Конструкторской частью, конечно, будете руководить вы. Вам нужны два помощника. Николай Петрович рекомендует Башметова и Голованова. Мне кажется, что это правильно: они самые талантливые и проверенные. Но на всякий случай проверим их еще раз. Точка. Ну, а у меня сейчас тоже новость. Наш завод начнет соревнование с двумя другими, у всех нас общее срочное задание большой научной важности.