«Штопаный нос», определил пассажира Лебедев.

И еще сценку поймал он глазами. Угловатый человек, замеченный еще в буфете, подскочил к Штопаному Носу, поклонился, угловато изогнулся, принял оба чемодана.

И тут Лебедев обратил внимание, что человек этот обладает большой силой, потому что понес он два тяжелых чемодана непринужденно и легко, как будто это были спичечные коробки.

Лебедев шагнул в сторону, чтобы не потерять этих людей из виду. Заметил, как оба человека: угловатый и Штопаный Нос, сели в такси, уложили чемоданы, откинулись на подушки. Двухэтажный троллейбус загородил их на мгновенье.

«Любопытные типы!» прищурился Лебедев вслед мелькнувшему такси.

От павильона к самолету, прямо по лужицам, спешил пухлый конструктор. Размахивая фуражкой и желтым портфелем, крикнул:

— Бутягин! Я здесь, сюда!

Лебедев посмотрел, кому это кричит конструктор. Пассажир в темносинем костюме и с элегантным пальто, перекинутым через руку, дружески здоровался с пухлым Груздевым.

«Ну, конечно, это он самый», пригляделся Лебедев к пассажиру и придвинулся к нему:

— Неужели это ты, Бутягин? Коля?

Пассажир посмотрел на Лебедева поверх пенсне и радостно улыбнулся:

— Неожиданность… А вы… ты… неужели Антоша Лебедев?

— Я.

Лебедев обнял Бутягина.

— Давай поцелуемся. Молодчина, все такой же, не изменился, не постарел… Коля! Николай Петрович!

— Вот не думал, не гадал! — гудел Бутягин улыбаясь. — Помнишь, Антоша, как мы мальчишками у тебя в сарае химию разводили? Эх, было времечко!

Взял пухлого конструктора за локоть:

— Знакомьтесь. Это — Груздев. Изобретатель. А это — Антон Лебедев, друг невозвратного детства… Бывший химик. А сейчас…

— Летаю и других учу летать. Холост. А ты?

Бутягин посмеялся, ответил в тон:

— Профессор агрохимии, только что вернулся из заграничной командировки. Тоже холост. Думал, что меня встретит один друг, а встретили два.

Груздев пожал руку Лебедеву, а сам хитровато прищурил один глаз:

— Ну, а я женат. Отец единственной дочери. Груздев.

— Одну секунду, — сказал Лебедев. — Кажется, мой Гуров спешит сюда.

От «ЦПС-5» бежал высокий человек с ясным, открытым лицом и что-то держал в высоко поднятой руке.

— Не вы ли, гражданин, обронили? — обратился подбежавший к Бутягину.

Увидал Лебедева, вытянулся в том особом движении, свободном и уверенном, которое замечается у пилотов:

— Здравствуйте, товарищ начальник!

— Здравствуйте, товарищ штурман Гуров! — улыбнувшись, приложил ладонь к своей пилотке Лебедев.

Он отлично понял, что Гуров здоровается с ним официально только потому, что сейчас тут «посторонние». Поэтому сразу перешел на дружеский тон:

— Василий Павлович, знакомься с товарищами. Покажи находку.

Гуров веселыми глазами посмотрел на Бутягина:

— Выронил кто-то. Вынимал, скажем, носовой платок и выронил… Книжечка…

Лебедев повертел в руках маленькую записную книжку в изящном кожаном переплете, передал ее Бутягину:

— Получай.

— Но это не моя. У меня и не было…

Бутягин машинально листал исписанные страницы, но неожиданно вскрикнул, и книжка в его руках задрожала.

— Смотрите, Груздев! — показал он пальцами на одну страницу.

Лебедев любопытно заглянул тоже:

— Ни черта не понять…

Бутягин сразу стал необычайно серьезным:

— Неужели ты так забыл химию, Антоша? Смотри, это же записи химических формул… Но странно, они как раз касаются интересующего нас, меня и Груздева, вопроса. Вот данные тончайшего анализа суперфосфатов. Вот процентаж нашего удобрителя «нитрофоска 9». Вот, очевидно, анализы наших Кольских апатитов… Вот «хибинит», это ясно!

Груздев повертел книжечку в руках, нахмурился.

— Раз это не ваша книжка, то мы не имеем права залезать в чужие тайны. — Протянул книжку обратно Гурову, нагнул голову, сразу показался Лебедеву старше.

Бутягин задумчиво тянул:

— Я догадываюсь, чья это книжечка. В кабине рядом со мной сидел какой-то иностранец. Он часто подносил эту книжечку… да, припоминаю… именно эту книжечку к правому глазу… Левый у него кривой, а нос какой-то чудной…

— Штопаный нос? — спросил Лебедев.

— А ведь верно! — усмехнулся Бутягин. — Ловко ты его определил: именно «штопаный нос»… Все-то ты замечаешь, Антоша! Придется нам поискать владельца.

Гуров вопросительно посмотрел на начальника. Лебедев же поднял глаза к небу, как будто наглаз определял там высоту невидимого самолета, откашлялся:

— Вася! Клади мне на ладонь свою находочку.

Широкая лебедевская рука протянулась к Гурову. Записная книжка легла на ладонь.

— Есть, товарищ начальник!

Книжка исчезла в кармане лебедевской гимнастерки. Бутягин и Груздев с некоторым изумлением смотрели на Лебедева, который попрежнему внимательно как бы созерцал парящий в небе невидимый самолет. Только Гуров с восторгом любовался своим другом. Он отлично знал Лебедева и предчувствовал, что в конце концов из пустяковой истории с книжечкой получится нечто замечательное. Ничего не делал Лебедев «спроста» и «зазря». Все знали это в школе высшего пилотажа, а Вася Гуров знал лучше всех.

Наконец Лебедев взглянул на изумленные лица друзей. Усмехнулся:

— Все в порядке, дорогие товарищи. Что было, то сплыло. До поры до времени — про это молчок. Кто язык зря высовывает, тот его и прикусывает.

— Понятно, — тихо промолвил Груздев.

Бутягин кивнул головой в знак согласия. Гуров отозвался:

— Есть!

Лебедев огляделся:

— Теперь поехали. Одни мы и остались на всем аэродроме. Ну, ничего, у меня дежурная машина. Всех развезу.

Бутягин поблагодарил сердечным тоном:

— Спасибо. Меня домой, в академию…

Привычным движением Лебедев уселся на шоферское сиденье своего «М-3», отпер ключиком мотор, дал гудок, чуть обернулся:

— Уселись, товарищи?

Бутягин весело ответил ему за всех, почему-то по-красноармейски:

— Есть уселись, товарищ начальник!

Удивился себе Бутягин, но ему понравилось, что он ответил именно так, и показалось, что он ответил звучно и молодцевато.

«М-3» плавно взял с места и выкатился через широкие ворота аэропорта на гладко накатанное сырое блестящее шоссе.

Машина плавно подкатила к подъезду. Шофер вылез из нее и откозырял Пумпелю, надевавшему кожаные перчатки:

— Готово, ваше превосходительство! Баки полны бензина.

Не удостаивая шофера словами, Пумпель только кивнул ему головой и обернулся к стоящему рядом Хоху:

— Мы с вами проедемся по свежему воздуху, генерал.

Тот сморщил свое костлявое, сухое лицо, думая, что улыбается.

— С восторгом, ваше превосходительство.

За руль сел сам Пумпель. Рядом с ним поместился Хох. Никого больше в автомобиле не было. Но лишь только Пумпель дал два коротких гудка, как сейчас же от угла напротив подъезда отъехала и пошла быстрым ходом четырехместная машина с молодыми сытыми парнями в штатском. Пумпель двинулся за ними. А сзади, на некотором расстоянии, последовал, не отставая и не нагоняя, шестиместный «Мерседес-Бенц», тоже с сытыми молодцами.

— Сегодня я имел удовольствие поздравить вашего младшего брата, Хох, — любезно произнес Пумпель, когда авто выехали за город.

— Да, он получил в свои руки командование… В его возрасте это большая честь…

Впрочем, Хох знал, что главная тема предстоящего разговора впереди. Ведь не затем же начальник тайной полиции пригласил его на прогулку вдвоем, чтобы поздравить Хоха с назначением его брата командующим танковым корпусом?

Гладкое шоссе черной блестящей лентой лежало впереди авто. Когда последние дома жалкого предместья остались позади, Пумпель дал длительный гудок, замедляя бег машины. Передняя и задняя машины охраны тотчас же выровняли свой ход с автомобилем начальника.

— Мне не нравится разговаривать о делах в четырех стенах, милейший Хох, — проговорил наконец Пумпель. — Иногда мне кажется, что стены переполнены любопытствующими глазами и ушами. Я решил поговорить с вами без свидетелей. Во-первых, меня интересует дело номер сорок первый и, во-вторых, дальнейшая судьба вашего молодого человека.