Наряду с собственно спортивными амбициями, возможность вести такой бизнес была сильнейшим стимулом для спортсменов. Люди подчас выигрывали ответственные соревнования, чтобы получить возможность поехать за границу еще раз.

 Участие в соревнованиях и челночная торговля прочно сливались в сознании спортсменов в монолитное целое с самого начала их международной карьеры. Помню, как в 1973-м на игру ЦСКА в Швейцарию отправились два молодых баскетболиста — Виктор Петраков и Сергей Ястребов. Это был их первый или, во всяком случае, один из первых выездов на Запад. Буквально за 30 минут до отъезда в женевский аэропорт, чтобы отправиться в обратный путь, оба новобранца с понурым видом явились в мой номер. Помявшись, они сообщили, что нуждаются в моем совете. Вместо ответа на мой вопрос «что случилось?» парни просто отвели меня к себе в комнату.

 То, что я там увидел, потрясало воображение. Стоявший посреди их номера чемодан был невероятных, просто каких-то эпических размеров. И содержал он, как выяснилось из объяснений молодых армейцев... 100 пар приобретенных ими по случаю женских сапог-чулок (т. е. сапог с гладким мягким голенищем, бывших тогда в Союзе в крайне популярными)!

 С трудом сдерживая смех, я со всей суровостью, которую сумел изобразить, сказал: «Срочно изобретайте какую-то оправдательную версию для Гомельского. Если он узнает все, как есть, он вас просто убьет». Смех смехом, а «залет» в аэропорту мог и вправду пресечь неплохой старт спортивной карьеры этих баскетболистов.

 Креативный потенциал молодых дарований в самом скором времени обнаружил себя, когда перед самым отъездом в аэропорт ко мне подбежал Гомельский. «Ты представляешь, что эти два идиота удумали? — кричал он со смесью деланного гнева и снисходительной симпатии, — купили себе здесь. по паласу! Недавно женились, ты знаешь, вот и решили домой купить по ковру. Теперь их ковры половину нашего багажа занимают, ха-ха». Смоделированная бизнесменами версия оказалась, в полном соответствии с их деловым стилем, прямой, как рельс, но результативной. Дело было за малым — чтоб повезло при прохождении таможни в «Шереметьево».

 В 79-м Витя Петраков, уже заматеревший баскетболист и преуспевший в челночном бизнесе деловой человек, сидел рядом со мной в самолете по дороге в Мадрид на игру. «Все, Серега, я решил завязать, — говорил он мне. — В этот раз точно, больше не “тарюсь”. Надоело. Куплю, наконец-то, просто что-то для себя, и все». Витя обладал своеобразной типично баскетбольной фигурой — мощный, с руками до колен, — и подобрать на себя одежду в Союзе ему было всегда крайне тяжело.

 В Мадриде после игры я сходил куда-то прогуляться и вернулся в гостиницу к положенному времени — в 23.00 или 23.30. В номере, где мы жили вместе с Петраковым, я обнаружил достойную кисти лучших живописцев картину. Посреди комнаты сидел Витя с грустными-прегрустными, исполненными вселенской скорби глазами. Но это было, разумеется, не все. Антуражем к его портрету служил мохер, сотни клубков, розово-сиреневая гора из которых заполоняла весь номер и подступала Вите практически к горлу. Ответом на мою реплику: «Витя, ну ты же клялся» — было выразительное молчание.

 Придется признать, что и ветераны советского баскетбола порой попадали в неловкие ситуации. На мюнхенскую Олимпиаду мы с Паулаускасом доставили рекордный вес икры — по десять 2-килограммовых банок на каждого. Расчет был простой — при выезде из страны большой олимпийской команды досмотр на таможне практически не проводится. Мы благополучно миновали все границы, приехали в Мюнхен и, довольные собой, заселились в олимпийскую деревню, чтобы обнаружить. что живем в одном номере с прикрепленным к команде комитетчиком.

 Ситуация была трагикомическая. Нужно было срочно эвакуировать доставленный на орбиту груз. Модя, продемонстрировав чудеса изворотливости, сумел протащить на территорию деревни (до теракта это оказалось, хотя и с трудом, но возможно) своего знакомого литовца на стареньком «Фольксвагене», который мы припарковали поблизости от нашего корпуса.

 Улучив момент, мы вынесли икру из комнаты и словно две крупные нагруженные припасами мыши метнулись на «черную» лестницу — везти наше достояние на лифте было слишком рискованно. Спуск пешком с 20 кг икры с 16-го этажа, с замиранием сердца при каждом хлопке двери, движение перебежками к «Фольксвагену» — все это я запомнил надолго. Так начиналась наша решающая стадия подготовки к триумфальной Олимпиаде.

 С икрой — постоянной спутницей советских загранкомандированных — вообще связано много веселых историй. В 71-м на предолимпийском турнире в Германии игроки сборной А. Сидякин и А. Болошев решили позаботиться о сохранности привезенного груза и, поскольку холодильника в номере не было, загрузили икру в ванну, чтобы залить ее холодной водой. Неизвестно доподлинно, что произошло (то ли неполадки в системе, то ли ребята просто перепутали краны), но в конечном итоге ванна оказалась заполненной не холодной водой, а кипятком. Утром ошеломленные спортсмены обнаружили, что все банки раскупорились, и 20 кг икры величественно плавают в воде хорошо, по крайней мере, что хоть не мальки осетров.

 Далеко не все бизнесмены были столь добросовестными. На Сицилии, куда мы выезжали на игры практически ежегодно, из-за жаркой погоды привезенная икра часто портилась, выпирала из банок. Но нет силы, что пересилила бы русскую силу — излишек икры, не помещающийся в банку, просто удалялся, банки вновь закупоривались и успешно шли в дело.

 Икру сдавали (если не прибегали к посредническим услугам главного тренера), как правило, в бары. Смешно сказать, но только за границей в возрасте под тридцать я впервые увидел, как правильно нужно открывать банку с икрой: иностранные бармены делали это, предварительно постучав по стенкам, чтобы не повредить потом прилипшие к ним драгоценные икринки.

 Конечно, образ советского атлета-олимпийца, накрепко связанный с банкой икры и бутылкой водки, которые он озабоченно норовит кому-нибудь пристроить в перерывах между стартами, не мог не вызывать поначалу изумление, а затем снисходительные усмешки иностранцев. Еще раз повторюсь, это все было крайне противно. Хорошо хоть, что ответить на этот смех мы, как правило, были в состоянии, на площадке вчистую отодрав насмешников. Думаю, что в очередные «+20» мы вкладывали еще и свою злость — и отнюдь не «спортивную» — на все, что нас сопровождало в нашей карьере игроков: низкие зарплаты, идиотские ограничения, безразличие и несправедливость со стороны спортивного начальства.

 К сожалению, приключения «честных контрабандистов» далеко не всегда носили только комический характер. Были среди нас и те, кто ставил бизнес на широкую основу, при этом подчас переходя невидимую грань и совершая уже не просто выдуманные советской идеологией, а вполне настоящие, преследуемые во всем цивилизованном мире преступления.

 В середине 70-х ходило много разговоров о том, что функционеры и лоббисты ЦСКА организовали травлю ленинградского «Спартака», не брезгуя такими подлыми методами, как фабрикация дел о контрабанде. В результате якобы без вины «спалились» выдающиеся ленинградские баскетболисты, костью в горле торчавшие у Гомельского и его окружения.

 Должен разочаровать приверженцев этой версии. Как это ни прискорбно, факты свидетельствовали о том, что талантливые ленинградцы вступили в серьезную и очень нехорошую игру. В отличие от других спортсменов, промышлявших икрой, водкой, тряпьем, мохером, стереоаппаратурой, ленинградская группа, как потом выяснилось, подняла процесс на более серьезный уровень — перевозила антиквариат, драгоценные камни, валюту.