Дослушивать паренька Солодов не стал, да и время поджимало. Перевалил через борт и, ухнув по колено в холодную воду, направился к берегу.

Деятельность там разворачивалась нешуточная. Десятки телег и подвод рядами тянулись от грузового пирса в глубь острова. Одни были доверху наполнены тяжелыми каменными блоками, и несчастные лошади в упряжках с трудом тащили непосильный груз, оскальзываясь копытами в вязкой грязи. Другие были нагружены грубо обструганными досками и деревянными ящиками, а за ними следом шли усталые рабочие с инструментом.

С десяток нагруженных плотов, подвалив к высокому дощатому пирсу, ждали разгрузки. Рабочие, сновавшие туда и сюда, то и дело переругивались и, разбиваясь на группы, орудовали у лебедок, больших деревянных блоков, подвешенных на треноги. Монахи в серых долгополых рясах с капюшонами попадались на каждом шагу, ведя учет материалов и следя за процессом выгрузки.

Одни стояли на пирсе и, сверяясь с документами, вычерчивали что-то в длинных свитках, концы которых были закреплены на продолговатых перекладинах. Другие, окриком и бранью, подгоняли зазевавшихся работяг, неправильно закрепляющих узлы на грузе, но по большей частью слуги божьи попросту слонялись по береговой линии и пили церковный кагор.

Ссутулив плечи и согнув ноги в коленях, из-за чего его походка стала похожа на гусиную, Алексей влился в общий поток горожан и, пристроившись в хвост обоза, зашагал по улице. Чем дальше он продвигался вперед, тем больше ему вспоминался современный Париж. Улицы того города ежедневно мыли шампунем, стекла домов приветливо блестели на солнце, а нарядные и опрятные горожане, спешащие по своим делам, пахли хорошими духами и одеколоном.

Звуки строительства стали более отчетливы. Слышался звон резцов и стук киянок, свист и скрип лебедок и перебранка такелажников, ржание лошадей и радостный смех кого-то из каменщиков. И вот, достигнув площади, воодушевленный авантюрист вдруг окаменел от удивления.

В глазах у Алексея помутилось, и он, быстро уйдя с дороги, тяжело привалился к стене ближайшего дома. Весь тонкий, хорошо отрепетированный план летел ко всем чертям. Вместо того чтобы обнаружить на месте строительства котлован или фундамент, он уперся глазами в ровную каменную стену. Что-то тут было не так. Может быть, сколковские умники ошиблись в расчетах и добавили к дате прыжка лишнюю сотню лет?

Конечно, можно было еще надеяться на то, что Алексей свернул не на ту стройплощадку, но не узнать три выгнутые арки входа в собор просто невозможно. Сцены страшного суда, размещенные строго над порталом, еще грубые и не доведенные до ума, казались хронотуристу смертным приговором ему самому.

Отойдя от стены, Алексей уселся на груду мешков с песком и принялся выстраивать только что обрушившуюся картину происходящего заново.

Допустим, с временным отрезком он не ошибся. Тогда какого черта вместо дыры в земле на площади уже возвышаются основания башен? Неужели ошиблись историки, трактуя дату закладки фундамента собора? Если так, то деньги, целый миллион выложенный за путевку, потрачен зря. С другой же стороны, если ошибка в документах и произошла, то почему бы профессору тоже не допустить промах, просчитавшись на пару тройку лет? Как бы там ни было, все летело к чертям, рушилось, рассыпалось в пыль. Тяжело поднявшись с мешков, Алексей отряхнул подол рясы и направился к стенам возводимого собора. Началась разведка боем.

Медленно бредя по площади, Солодов старался вникнуть в происходящее и понять, что же все-таки происходит вокруг него. Непрочные строительные леса, на которых корпели каменотесы, закрывали всю северную часть фасада. Трое такелажников, закрепив на верхней площадке лебедку, подтягивали вверх тяжелые плетеные корзины, доверху набитые камнями и раствором. Возившиеся внизу чернорабочие разгружали обозы с новыми строительными материалами. Жизнь кипела, била ключом, фонтанировала и искрила, и вдруг все это в миг прекратилось.

Крики и улюлюканье, послышавшиеся со стороны набережной, заставили Алексея насторожиться. На площадь, на полном скаку влетели шестеро конных, за которыми по пятам следовала закрытая повозка без гербов. Спешившись, люди в черных плащах принялись окриками и тычками разгонять зазевавшихся рабочих. Один из каменотесов замешкался на пути кожаных плащей – короткий взмах руки, и вот уже товарищи зазевавшегося бедолаги оттаскивают его в сторону.

На зачистку прохода гильдийцам, а это были именно они, понадобились считанные секунды, и вот, открыв дверь, из повозки на мостовую ступил парижский епископ Морис де Сюлли. Он предпочел церковному облачению строгий походный костюм и серый плащ, и был в прекрасном настроении. Бросая быстрые взгляды по сторонам, злая шестерка окружила своего подопечного и, закрывая широкими спинами, быстро увела его внутрь.

Алексей возликовал. Внезапное появление епископа на строительной площадке могло означать только одно. Черт с ними, с неточностями в истории, к дьяволу все эти цифры и даты! Закладка свитка произойдет именно сегодня.

С разрешением первой, казалось, невыполнимой задачи, стала очевидной вторая. Так ни к месту возведенные стены начисто лишали возможности обзора, а узкие черные окна, больше похожие на бойницы, разрушали последнюю надежду на дистанционную работу. Отстегнув от пояса кожаный чехол с теперь уже бесполезным биноклем, хронотурист несколько секунд вертел его в руках, а потом что было сил треснул о мостовую. Нужно было всеми правдами и неправдами попасть за стены собора и умудриться каким-то образом присутствовать при закладке. За обычного рабочего сойти было сложно. Сутана и рост отчетливо выдавали в нем чужака.

– Наглость города берет, – процедил сквозь зубы авантюрист и, поправив сползший на затылок капюшон, направился к центральному входу. Кивая на приветствия и крестя всех желающих, он вновь пересек строительную площадку. Алексей уже занес ногу, чтобы войти в собор, когда раздались тревожные крики сверху. Напрягшись всем телом, хронотурист совершил невероятный прыжок назад и, не удержавшись, теперь лежал на земле, на том месте, где секунду назад готова была ступить его нога, красовался здоровенный валун, обвитый обрывками каната.

Сбежавшиеся на шум кожаные плащи крутили головами. Один из них задрал голову и закричал что-то рабочим наверху. Те виновато разводили руками. Видимо, не удовлетворенный их реакцией, боец обежал леса и, засучив рукава, принялся забираться наверх с целью устроить более содержательную беседу.

Поднявшись на ноги и поправив рясу, Алексей вдруг почувствовал на себе чей-то неприятный, обшаривающий взгляд. Обернувшись, он встретился взглядом со вторым, более внимательным гильдийцем, который, в отличие от товарища, подниматься наверх не спешил, и стоял у входа, с любопытством изучая гиганта-бенедиктинца. Алексей некоторое время поиграл с ним в старую добрую игру «кто отведет глаза первый». Наконец человек в плаще пожал плечами и, отвернувшись, шепнул что-то спустившемуся со строительных лесов коллеге. Тот, вытирая с рук кровь, кивнул и, заинтересованно глянув в сторону Солодова, скрылся под недостроенными сводами собора.

Спустившись вниз, растяпы-каменотесы принялись оттаскивать рухнувший сверху камень. Один из них, невысокий широкоплечий крепыш с копной седых волос, стянутых кожаной повязкой на лбу, зажимая рукой разбитый нос, надсадно орал на своих подчиненных, подгоняя их подзатыльниками. Подкладывая под валун толстые колышки, четверка рабочих покатила неподъемный груз к свисавшему неподалеку, освобождая центральный проход, и сделал это вовремя.

Ржание лошадей и звонкий цокот копыт с другой стороны площади вновь привлек внимание хронотуриста – на территорию стройки, гордо поблескивая доспехами, влетела кавалькада тяжелых латников, сопровождая и вовсе уж неприметный экипаж. На этот раз в ход пошли не тычки и затрещины: отцепив от седел алебарды на длинных древках, кавалеристы принялись тыкать ими направо и налево, разгоняя толпу, в то время как дверь крытой повозки отворилась и из нее появился крепкий старик с начавшей седеть густой рыжей бородой.