- Послушай, - продолжил он, - там, в комнате, камера. Нас будут видеть сотни глаз по всему миру, прямо сейчас, в прямом эфире. Фома встрепенулся - это уже переходило все допустимые границы. Он сильно дернулся, но Клим сжал пальцы так, что тому ничего не оставалось, как остаться в плену цепких лап опасного зверя, - нас никто не узнает, мы будем в масках, не бойся. - Теперь он попытался поближе заглянуть Фоме в лицо, но тот упорно отворачивался, отводя глаза в сторону: он стеснялся вот так, напоказ, - Фома, я не хочу снимать порно, я хочу снимать любовь, ты можешь показать мне это? Мне, всем, как ты умеешь любить? - его губы начали с жадностью ловить губы Фомы, сжавшегося в комок и втянувшего голову в плечи, - сегодня так нужно, Фома, понимаешь?
Фома еле слышно всхлипнул, без слез - Клим даже решил, что ему показалось - и твердым голосом с неожиданной решимостью произнес:
- Я попробую.
Клим улыбнулся одними губами - глаза остались серьезными, встревоженными, будто его добыча готова была вот-вот упорхнуть: он согласился! Клим готов был отменить съемку, если бы Фома начал упираться, но тот сдался сразу. Клима даже поразило подобное самопожертвование - редкий, необычный человек повстречался на его пути, готовый принести себя в жертву ради другого. И Клим не преминул этой жертвой воспользоваться.
Он мягко разжал объятия, лишь на короткое время выпуская из капкана объект своего вожделения, и высвободил бархатную маску из судорожно стиснутых пальцев Фомы.
- Я спрячу твое лицо, но покажу все остальное, - с придыханием сообщил он, надевая на Фому дивный элемент маскировки, и поправил его длинную челку, небрежно спадавшую на левый глаз. Фома выглядел бесподобно, интригующе, словно перед таинством, бесстрашно, словно перед исповедью. - Ты готов?
- Да, - только и выдохнул Фома, сверкнув выразительными очами.
- Тогда милости прошу, - Клим тоже надел маску, простую, безо всяческих прикрас, и торжественно распахнул дверь.
Обстановка спальни была простой и даже чрезмерно: широкая кровать, застеленная черным покрывалом с подушками того же цвета, массивный комод у стены напротив и большой телевизор над ним - вот и все убранство скромной обители местного бизнесмена. Стенные шкафы были так замаскированы, что Фома даже не заподозрил их в существовании.
Приглушенный свет исходил от нескольких лампочек в виде золотистых кристаллов, расположившихся у изголовья кровати в небольшой нише. Фома несмело перешагнул порог - пути назад уже не было.
Клим бесшумно притворил дверь, шаря глазами по постели в поисках пульта от телевизора, а Фома тем временем приблизился к комоду: его заинтересовали изображения в изогнутых рамках, почему-то повернутые «лицом» к стене. Поначалу ему показалось, что это фотографии, но, взяв одну из них в руки, Фома густо покраснел, потому что в тот самый миг на него взглянул строгий лик святого - Фома рефлекторно вернул образ на прежнее место, не позабыв отвернуть его от грядущего греха.
А еще среди икон, правда, на самом краю комода, стояла видеокамера: белый «глаз» в форме шара на подставке с двумя рожками-антеннами - ну просто демон из преисподней, нацепивший светлую личину, попытавшись затеряться на домашнем иконостасе.
Клим отыскал пульт, и через пару мгновений из скрытых колонок полилась музыка. Тягучая и завораживающая с первых аккордов, медленная и плавная с самого начала, словно обещающая перерасти в нечто большее, чем просто мелодия.
- Гудвин, можно я так буду тебя называть? - с тревогой спросил Клим. Это имя ему нравилось особо: оно не могло принадлежать простому смертному, а Фома уже был для него кем-то большим, чем обычный человек.
Фома улыбнулся - в приятном полумраке блеснули его ровные зубы. Он кивнул головой в знак согласия. Прекрасная волшебная улыбка, в мгновение ока преобразившая обычно чрезмерно серьезное лицо - Клим тяжело вздохнул и рывком оттянул ворот своего халата, словно ему в одночасье стало тяжело дышать.
Точечный глазок видеокамеры ожил, и Фома, уловив замешательство Клима, решил начать первым. Он взобрался на постель, вытянув вперед одну ногу, а вторую подогнув под себя, при этом откидываясь на согнутые локти, всем своим видом призывая Клима к активным действиям.
Облизнув пересохшие от волнения губы, Клим не заставил себя долго ждать. Он присел очень близко, как завороженный глядя на обнажившееся колено, и накрыл его своей теплой ладонью, не сводя глаз с прекрасного лица. Фома нервно содрогнулся. Не от прикосновения крепкой руки, а от того, что на широком экране он увидел свое собственное изображение в абсолютно бесстыжей позе, с растрепанными влажными волосами, и ужаснулся своей распущенности.
Фома откинул голову назад, непроизвольно демонстрируя плавный изгиб нежной шеи - он не хотел смотреть этот похабный фильм с собою в главной роли. Зато хотел Клим, хотел, чтобы зрители видели всю красоту стройного тела его любовника, чтобы восхищались им, вожделели его, хотели прикоснуться к его бархатной коже, хотели до шума в ушах, до закушенной до крови губы, до жгучей, мучительной эрекции - Клим страстно хотел вызвать зависть по ту сторону экрана монитора. И он начал действовать.
Требовательная ладонь поползла выше, к бедру, бесцеремонно раздвигая полы халата. Клим чувствовал волнение Фомы всем своим существом, он знал, что первым касается вот так заманчиво обнажающегося бедра, неторопливо, наслаждаясь каждым сантиметром напрягшегося от непривычных ощущений тела.
Фома не выдержал и, рухнув на подушки, закрыл ладонями глаза: Клим действовал настолько медленно и вкрадчиво, что не было сил смотреть на его опухшее от возбуждения лицо.
Клим понял, что начал уж слишком откровенно, и осторожно взял Фому за плечи, вынуждая приподняться на постели - ему безумно хотелось в этот вечер развратить этого парня до той неизведанной точки, о которой Фома даже не подозревал.
Поддаваясь чужому напору, Фома встал на колени, опускаясь на пятки, при этом с силой сцепив пальцы в замок - он все еще не мог расслабиться под бдительным надзором глаз невидимых зрителей, и если бы он сейчас взглянул на экран, то увидел бы, что число этих самых зрителей росло с каждой минутой. Музыка начала ускоряться, переходя в настойчивый темп, а губы диктатора с пылким натиском прильнули к его приоткрытым устам. Фома сомкнул веки, медленно поддаваясь упорным ласкам, заставляющим позабыть о шаткости и двусмысленности своего положения и полностью отдаться жаркому, сильному чувству, постепенно овладевающему всей его сущностью.
Клим целовал медленно, плотоядно посасывая то одну губу любовника, то другую, с трепетом ощущая кончиком языка рельефность влажных зубов и неповторимый вкус вязкой слюны. Одной рукой Клим обхватил Фому за шею, а второй - обвил за талию, нащупывая узел пышного банта. Немного усилий - и халат распахнулся. Клим разорвал поцелуй, наслаждаясь видом соблазнительной груди, трепещущей от сбившегося дыхания. Клим подтолкнул Фому к середине кровати, поближе к видеокамере, чтобы она как можно лучше запечатлела всю игру светотеней, путешествующих по сексуальным изгибам.
Клим устроился сзади, так и оставив Фому стоять на коленях, безвольно опустив руки в стороны и, ухватив бирюзовый халат за воротник, одним рывком спустил его до самых локтей, обнажая прямые красивые плечи.
- Ну, давай же, - как змей-искуситель, он шепнул на ухо. - Покажи, как тебе хорошо!
Люди по ту сторону экрана не услышали этих слов: слова были не для них - вихрь музыкальных звуков закручивал их восприятие в очередной виток эстетического удовольствия.
И Фома приоткрыл губы в томном стоне, чуть откидываясь назад в поисках столь необходимого поцелуя. Его рука нашла затылок Клима и торопливо зарылась в густых кудрях. Клим с жадностью припал к желанному рту, рискуя остроконечным уголком своей маски зацепить другую, тем самым приоткрыть завесу обоюдной тайны.
Фома сладостно откидывался назад и изгибался, с нескрываемым удовольствием ощущая, как чужое желание требовательно упирается в его ягодицы. Ткани халатов мешали разгоряченным телам соприкасаться. Сладкие волны одна за другой с головы до ног захлестывали обоих любовников, заставляя их страдать от томительной дрожи. Фома отбросил в сторону все сомнения и все тревоги, решая получить от этого вечера все, что было раньше недоступно.