Я нащупал под столом обслуживающее устройство. Вставил карточку в щель — заказал порцию джина с тоником и сигару. Не прошло и минуты, как мой заказ был выполнен. Я поставил поднос на стол. Сделал глоток отличного, в меру охлажденного джина. Раскурил сигару. Табак тоже был высшего качества. В течение какого-то, впрочем, весьма недолгого времени я, забыв о своих треволнениях, пребывал в блаженной полудреме, но потом в мозгу снова началась подспудная работа, я сунул руку в карман и вытащил фотографии. Положил их на стол — одну возле другой — и принялся рассматривать.
И еще раз испытал странное чувство, похожее на ностальгию. Это было тем более удивительно, что запечатленное на снимках я никогда не видел воочию.
Я ломал голову, пытаясь понять, почему же меня волнуют изображения Земли и этого величественного звездного потока, называемого Млечным путем. Перебрал в уме все значительные события моей жизни — ни одно из них не могло быть причиной для ностальгии такого рода.
И вот тогда мне стало действительно не по себе, потому что я, кажется, начал догадываться… догадываться, кому могло принадлежать это волнение…
Ну конечно, старому Ланжу… Ланжу Старшему, моему предшественнику и однофамильцу… Наверное, какие-то воспоминания, связанные со звездами, содержались в его памяти, в той ее части, которую я стер…
Но чтобы выяснить в точности, в чем тут, собственно, дело, существовал один-единственный способ — подвергнуть мозг специальной процедуре.
При мысли о ней я содрогнулся. Насколько мне известно, никто из нас еще не прибегал к этому крайнему средству. Я считал, что, как бы ни было мне сейчас тошно, да и попросту страшно, необычное мое волнение при виде каких-то фотографий, спровоцированное, конечно же, недавно пережитым нервным шоком, еще не дает мне права нарушить табу. Мертвое должно оставаться мертвым — оснований для этого более чем достаточно.
Одним словом, несмотря на то что нам несомненно угрожала опасность, я все же не мог представить себя выдергивающим штекер номер семь…
О Боже, да что же это со мной? Мне показалось, что я вдруг стал кем-то другим, кем именно — я не мог вспомнить, и этому «другому» пришла в голову безумная мысль…
Ну да, та самая, что впервые возникла в миг моей смерти… до поры до времени ее заглушали боль и страх, но вот она снова заявила о себе…
Выдерни штекер номер семь!
Зачем? Почему? Этого я не знал, но чувствовал, что происходящее со мной не было ни истерикой, ни шизофреническим бредом. Я бы, наверное, даже обрадовался, если бы все, что творилось в моем создании, объяснялось так просто. Невыносимо было оставаться один на один с этим ужасом, пробирающим меня до костей, но еще больше я боялся понять, что является его причиной. Да, да, больше, чем собственной смерти, я боялся выдернуть штекер номер семь.
Ну почему, почему мне так не повезло, почему я оказался по возрасту старше всех нас? Ведь согласно заведенному обычаю я должен был стать связным! А я не хотел, я страшился взять на себя такую ответственность! Хотя, разумеется, и мысли не допускал, что обычай этот несправедлив. И конечно, я помнил, что в любой момент могу избавиться от гнетущего чувства одиночества, могу слиться с остальными — но вот в этом случае именно я поступил бы несправедливо по отношению к ним. Нет, нельзя было вносить панику в наше коллективное сознание. Я обязан пошевелить мозгами и разобраться во всем самостоятельно. Проклиная себя за нерешительность, я тем не менее понимал, что помощи по эту сторону черной двери мне ждать не от кого.
Проклятье, за размышлениями я и не заметил, что бокал мой уже пуст.
Заказал еще одну порцию джина. Потягивал его неторопливо. Попыхивая сигарой, продолжал всматриваться в фотографии, впрочем, почти уже потеряв надежду постигнуть тайну их очарования. Запретный плод сладок? Никто из жителей Дома не помнил, что случилось некогда с Землей. Также никто из них ни разу в жизни не видел ни одной звезды.
Глядя на изображение планеты, откуда мы все были родом, я, несмотря на свой возраст, как-никак насчитывающий несколько столетий, вдруг почувствовал странное смущение… как будто я был перед людьми в чем-то виноват… и перед кем именно?.. и в чем?.. Еще одна загадка. В одном я, правда, был уверен — никаких нечистых мыслей фотографии во мне не вызывали.
В темноте раздался звук отодвигаемого кресла. Вероятно, какой-нибудь любитель проводить время наедине с бутылкой хотел расположиться неподалеку от меня, не подозревая о моем присутствии. Ну что же, я и не думал его разочаровывать. Я никогда не был склонен к самообману, но сегодня, после всего, что со мной случилось, иллюзия одиночества мне была необходима. Я все еще не был готов к решительным действиям.
Под стеклянным колпаком мерно постукивали сделанные по древнему образцу бронзовые часы. Мне здесь нравилось.
«…Надо будет запомнить это место и когда-нибудь снова сюда заглянуть. Надо…»
Раздался грохот — как будто кто-то впотьмах налетел на шкаф. Мой немой сосед был или пьян, или донельзя неуклюж. Одновременно слышалось негромкое монотонное гудение. Это, должно быть, в секции за перегородкой шуровал робот-уборщик.
Я сделал еще глоток, улыбнулся, убрал руку с фотографий (я их прикрыл, когда мне почудилось, что кто-то находится в непосредственной близости). Впрочем, тотчас выяснилось, что я не ошибся — в полумраке отчетливо вырисовывалась человеческая фигура.
Да ведь это же был тот старик в кресле-каталке, вместе с которым я дожидался, когда нас впустят на Одиннадцатую платформу!
— Добрый вечер, — сказал он, подъезжая ближе (гудел, оказывается, моторчик его транспортного средства). — Меня зовут Блэк. Я видел вас на станции… в «Больнице» Третьего крыла.
Я кивнул.
Он заискивающе хихикнул, подкатился вплотную к моему столику.
— Когда я заметил, что вы сошли с ленты, я так себе и сказал: этот парень явно собирается промочить горло. — Он посмотрел на мой бокал.
— А вот я вас на ленте не заметил.
— Я был позади, довольно далеко от вас Извините за беспокойство, мне, право, очень неловко, но не могли бы вы меня выручить?
— А в чем, собственно, дело?
— Мне ужасно хочется выпить.
Я показал рукой на обслуживающее устройство под столом:
— Кто же вам мешает? Старик затряс головой:
— Вы меня не поняли. Сам я заказать себе выпивку не могу.
— Почему?
— Врачи запретили. Я у них на заметке. Стоит мне сунуть туда свою карточку и заказать что-нибудь горячительное, меня мигом засекут. В Центральном компьютере моя карточка под особым контролем.
— Понятно.
— Но деньги у меня есть, не беспокойтесь. Я имею в виду наличные. Представляете, деньги есть, а толку от них — никакого. За выпивку-то ими не расплатишься. Вот если бы вы заказали для меня порцию виски на свою карточку, я бы, поверьте, в долгу не остался… возместил бы наличными. Черт побери, да я бы и вас угостил! Соглашайтесь, об этом никто не узнает.
— Видите ли, — ответил я, — вот вы говорите, что пить вам запрещено. Мне вовсе не улыбается нести ответственность в том случае, если вас придется отправлять отсюда на вертолете «скорой помощи».
Старик с сокрушенным видом кивнул:
— Да уж, олицетворением здоровья меня никак не назовешь. Врачи, конечно, правы. Достаточно на меня взглянуть, чтобы понять, какая я развалина. Веселого в моем положении мало. Они что ни день спасают меня от смерти, но разве это жизнь? А, плевать!.. Легкое недомогание завтра утром — терпимая цена за бокал крепкого бурбона со льдом! От этого я не умру. — Он снова хихикнул и нервно передернул плечами. — А если и умру, это, в конце концов, мое личное дело, Ну что, по рукам?
— По рукам. — Я кивнул и вставил карточку в щель. — Собственно, мы не совершаем ничего противозаконного. Вы вправе сами решать, что для вас важнее — здоровье или…
— Закажите двойной, — попросил старик.
Я подал ему бокал. Он сделал солидный глоток, перевел дух. Поставил бокал на стол, пошарил в кармане пиджака и достал сигареты.