– Ладно, ладно, будет тебе коньячок, — говорю я, роясь в буфете, — вот специально для тебя и для Димки держу заначку.

Хотя меня и считает народ трезвенником-язвенником, а алкоголь я и вправду недолюбливаю, у меня дома хранится настоящая коллекция дорогих коньяков, бренди, виски, джина. Водка тоже имеется. В наше время без этих средств эффективного уничтожения собственных мозгов очень сложно договариваться о серьёзных вещах с серьёзными людьми. Да и с несерьёзными людьми тоже не просто, если вообще возможно. Иногда, после бани и с хорошей закуской я люблю принять стопку-другую 'белой', практически как лекарство, но бывает это весьма редко. А пить просто для поддержания рюмочной культуры общения — только здоровье портить, так я всегда считал. Вот и на этот раз приходится жертвовать здоровьем ради дела. Итак, рюмочки расставлены, лимон нарезан, коньяк разлит, можно продолжать разговоры.

– Сергеич, а почему ты так уверен, что это не наше прошлое, а какая-то другая реальность, — возникает обычно молчаливый Димка, вернее — Дмитрий Алексеевич, наш главбух, тоже физик в прошлом, как и я сам. Вечно он ходит потасканном свитере, даже на деловые встречи, где от цены надетого на тебя костюма часто зависит сама возможность договориться. Но он всегда клал с прибором на деловой этикет, и как-то умудрялся заключать очень выгодные для нашей компании сделки. Вот и сейчас, сидит нога на ногу, явно высчитывает, почём нам обойдётся это, явно идиотское, по его мнению, открытие.

– Ну, смотри, Димыч, — развожу я в стороны руки, — камень, который я перетащил с одного берега на другой в нашем мире так и остался лежать на том берегу. Ветка дерева, которую я сломал там во второй раз, до сих пор зеленеет листиками тут. Короче, никакие изменения того мира в нашем не отражаются.

– Может пока не отражаются, — вклинивается в диалог Толик, возможно для возникновения изменений должно пройти какое-то время. Есть такая теория хрональных волн изменений…

– Не исключено, — замечаю я, — однако пока этих изменений я не заметил, можно наблюдать дальше. Но ждать их до второго пришествия и ничего не делать с изучением того мира я не собираюсь. Вы или поможете мне с этим или я всё сделаю сам.

– Вот всегда ты такой, Сергеич, — Антон снова смотрит на меня исподлобья, хочешь втравить старых друзей в очередную авантюру с непредсказуемым финалом, а потом скажешь 'это не я', как ёжик из того старого анекдота.

– Да ладно Тоша, когда мои авантюры плохо кончались? Или ты про тот пожар вспомнил?

– Пожар — это цветочки, ты помнишь, что случилось с лабораторией Фёдорова?

– Антон, ну это совсем несерьёзно, — снова возмущаюсь я, — им не следовало тырить без спроса мой рабочий журнал, откуда они знали, что я туда специально пишу заведомо ложные значения, которые понятны только мне самому?

– А вот ты сейчас какие значения нам на мозги пишешь? — снова закипает Антон, но уже с явной улыбкой, вернее с плохо сдерживаемым смехом, так как именно он меня в своё время надоумил шифровать журнал таким способом.

– Вам — самые верные, я их и сам ещё не уточнял, — давясь смехом, выдаю я.

Народ, вспомнив старую, всем известную историю, начинает дружно ржать. Да, весело тогда получилось, хотя дело едва не кончилось большой трагедией. Ну да наша наука тоже требует принесения жертв, особенно тех нерадивых учёных, которые пытаются присваивать себе чужие заслуги.

Когда мы отсмеялись, вытерли пролитый на пол чай и раскупорили вторую бутылку коньяка, разговор сразу посерьёзнел.

– Так, ты говоришь, что там настоящий 1953 год? — это вступил в диалог Иван, Иван Михайлович, бывший лётчик-испытатель, а ныне гениальный механик и большой любитель рассказывать исторические байки из области авиации.

Я знаю, что он у себя на даче строит очередной самолёт, а два предыдущих он умудрился не просто поднять в воздух, но и выгодно загнать кому-то из 'новых русских', выручив денег на дальнейшие эксперименты. В этот раз он строит что-то совсем новое и необычное, да ещё с какими-то своими друзьями, которые занимаются тем же в Белоруссии. Может это и не самолёт будет, а какая 'летающая тарелка', впрочем, пока в небо сей 'пепелац' не поднимется, выудить подробности из него не получится.

– Именно так, — откликаюсь я, — газету, к сожалению, мне пронести оттуда так и не удалось, от неё даже прах потом развеялся без остатка, но я точно помню и год и число. Да и наблюдения совпадают с историей прошлого нашего мира. Так что я не сомневаюсь в том, что говорю.

– И что ты предлагаешь нам там сделать?

Вот, наконец, тот самый вопрос, на который я сам ещё не знаю ответа, и который гложет меня уже целую неделю.

– Вань, а что бы ты сделал, а?

– Сергеич, ты даже не представляешь, что это реальный шанс изменить к лучшему если не историю нашего мира, то хотя бы историю мира параллельного. Неужели тебе не было горько и обидно, когда рухнула наша страна, и ты не видишь, куда катится мир. Ты был за границей много раз и знаешь, что там не сильно лучше. Может быть, мы сможем донести информацию до Хрущёва и его окружения, и они повернут в другую сторону. Можно сделать так, что в 'Холодной войне' там победит СССР. Я готов брать на себя авиацию и космическую отрасль, сам знаешь — это мой конёк.

– Знаешь, я сам уже долго думал на эту тему примерно в том же направлении, — поддержал его порыв я, — вот только вопрос, как мы донесём информацию до первых лиц Союза, а главное как мы докажем её истинность?

– А что, ничего туда нельзя принести и показать из наших технических достижений, чтобы сразу отпали все вопросы?

– Чего-то, конечно, можно. Вот только переход через портал почти всё портит. Даже механические часы его не смогли пережить. Ты прикинь, внутри шестерёнки приварились друг к другу. А электроника вообще выгорает нафиг как от воздействия мощного ЭМИ, ну разве что радиолампы смогут выжить, да и то под вопросом. И что, ты думаешь, ты убедишь Хрущёва голой радиолампой типа 6Ж5П, 1985 года выпуска?

– Зачем же радиолампой, к примеру, есть же специальные сплавы, химические соединения, полимеры, появившиеся только в последние десять лет, можно попробовать пронести туда и показать, пусть попробуют воспроизвести в своих условиях, это и будет доказательством.

– Всё равно неубедительно будет, нас, скорее за американских шпионов примут…, — тихо почти себе под нос заметил Димыч, — а потом будешь там остаток жизни сажать кукурузу на Чукотке.

– О! Вот, это хорошая идея, оживился Иван, — а, может быть, мы там как раз шпионами заделаемся, как тебе такая идея?

– Знаешь, вот кем я только ещё не был, так это шпионом. Хотя всю жизнь мечтал быть чем-то похожим на Джеймса Бонда.

– Да ты, Сергеич и так на него похож, особенно когда дело касается баб, — ухохатывался Иван, — как только твоя Светка тебя, бабника, терпит. Агент 000, нашелся, пАнимаешь, — сказал он, копируя голос нашего президента страны.

– Не терпит она меня, а любит! — присоединяюсь я к его смеху, — любит она меня, чтобы я не делал, ей это даже нравится. Да и к девочкам она сама неравнодушна, завидуй, паря, мне всегда есть с кем о них поговорить.

– Всегда считал вас извращенцами, — встревает Димыч, — но что бы так…

– Отстань, — отрезаю я, тут уж мы как-то и без тебя разберёмся.

– Вы разберётесь, разберётесь, вам дай волю, вы тут целый гарем устроите. Совместный. На пару.

– Иди ты в задницу, опять серьёзную тему на баб свели, засранцы великовозрастные.

Потом мы ещё полчаса обсуждали мою личную жизнь, но в конце всё же вернулись к основной теме. Когда на полу оказалась уже четвёртая пустая бутылка, мы кое-как договорились поставить дополнительные эксперименты с возникшим порталом и хотя бы окончательно убедиться, с чем же мы имеем дело. Так как это теперь откладывалось ещё на неделю, я решил узнать некоторые подробности. Не просто так же мне слили информацию эфэсбэшники, не исключено, что они знают куда больше. Впрочем, тут нужно действовать аккуратно, кто их знает, что у них на уме.