— А деньги-то мои здесь годятся?

— А ты на них посмотри, — предложил он мне, и я заглянул в бумажник.

Он был набит какими-то оранжевыми и желтыми бумажками, в уголках — римские цифры и буквы «Д. Р.» Рэндом, ухмыляясь, наблюдал за мной.

— Видишь, как здорово я обо всем позаботился, — сказал он.

— Да уж. Между прочим, хочется есть.

Мы осмотрелись и обнаружили неподалеку вывеску, с которой знакомый тип, что обычно рекламирует «Жареных цыплят из штата Кентукки», смотрел на нас, окруженный совсем другими животными.

Клубничный Нос слил остатки бензина на землю, повесил шланг обратно, подошел к окошку и заявил:

— Восемь королевских монет.

Я отыскал купюру с пометкой «V.Д.Р.», прибавил еще три с пометкой «I.Д.Р.» и передал ему.

— Спасибо, — сказал он и сунул деньги в карман. — Проверить вам масло и воду?

— Да, пожалуйста.

Парень добавил немножко воды, сообщил, что масло в норме, и слегка протер ветровое стекло грязным лоскутом. Потом махнул нам на прощанье рукой и пошел к себе под навес.

Мы доехали до закусочной «Кенни Рой. Жареные ящеры Кентукки» и купили целую корзину еды, да еще упаковку слабого солоноватого пива. Потом умылись в уличном туалете, погудели у бревенчатых ворот, и наконец человек с алебардой на правом плече открыл ворота и выпустил нас.

Мы снова выехали на прежнюю дорогу.

И тут прямо перед нашим носом на шоссе выпрыгнул тиранозавр, подумал немного и побрел по своим делам дальше, куда-то влево. Над головой пролетели еще три птеродактиля.

— Ах, как не хочется расставаться с небесами Амбера! — воскликнул Рэндом. Я не очень-то понял и что-то пробурчал ему в ответ. — Но почему-то мне страшно — вот так, сразу… — продолжал он. — Нас запросто могут на куски разорвать.

— Это уж точно, — согласился я.

— С другой стороны, эти места мне что-то не очень нравятся.

Я кивнул, и мы поехали дальше. Наконец силиконовая равнина осталась позади; теперь нас со всех сторон обступили голые скалы.

— А что ты делаешь сейчас? — осмелился я спросить Рэндома.

— Ну, раз у меня с небесами все получилось, я хочу попробовать добраться и до земли, — ответил он.

Скалы перестали тесниться, между ними появились проплешины. Через некоторое время земли стало значительно больше, а скалы торчали лишь кое-где. Наконец я увидел яркие пятна зелени — сначала лишь отдельные клочки травы, однако необычайно зеленой, изумрудной; во всяком случае на Земле, насколько мне было известно, такая не росла.

Вскоре зелени стало больше.

Появились первые деревья, разбросанные поодиночке вдоль дороги. Потом мы оказались в лесу. Ах, что это был за лес!

Я никогда в жизни не видел подобных деревьев — мощных, в великолепных, глубокого сочно-зеленого цвета лиственных уборах, с легким золотистым отливом. Деревья высились, точно башни; они, казалось, достигали небес. То были немыслимо огромные сосны, дубы, клены и еще какие-то другие деревья, названий которых я не знал. Их ветви чуть колыхались под легким ветерком, наполняя воздух дивным ароматом. Я сразу ощутил этот аромат, едва приоткрыв окно. И мне тут же захотелось открыть все окна, чтобы ветер вольно гулял по салону автомобиля и можно было полной грудью вдыхать живительный лесной воздух.

— Арденский лес[6], — спокойно сказал тот, кто называл себя моим братом; впрочем, я знал, что он именно мой брат, и любил в нем эту спокойную мудрость и отчасти завидовал ему — потому что он все это знал и помнил так хорошо.

— Брат, — произнес я с чувством, — ты прекрасный спутник! Лучший, чем когда-либо у меня был. Благодарю тебя.

Это, похоже, его просто ошеломило. Видимо, до сих пор Рэндом слова доброго от своих родственников не слышал.

— Я стараюсь помочь тебе, — сказал он. — И буду помогать впредь, обещаю!.. Гляди! Вот наше небо, и вот наш лес! Это настолько хорошо, что даже как-то не верится! Кроме того, мы миновали больше половины пути и не встретили особых препятствий. По-моему, нам здорово везет. Может, назначишь меня регентом?

— Назначу, — ответил я, хотя понятия не имел, о чем он. Просто мне хотелось наградить его, раз это в моих силах.

Рэндом кивнул и сказал:

— Ты тоже молодец.

Он с детства был жутким пронырой и вечным бунтарем. Мне вспомнилось, что когда-то давно родители пытались приучить его к дисциплине, только это им так и не удалось… И тут до меня дошло, что родители-то у нас с ним общие! А вот с Эриком, Флорой, Кейном, Блейзом и Фионой — нет. Не помню точно, как с остальными, но с теми, кого я вспомнил, это было именно так.

Мы ехали по хорошо утрамбованной, однако покрытой лужами дороге под сводами смыкавшихся в вышине огромных деревьев. Казалось, этой лесной дороге не будет конца. Здесь я чувствовал себя в полной безопасности. Порой мы вспугивали в зарослях изумленного видом автомобиля оленя или лису, которые потрясенно застывали возле дороги или бросались буквально нам под колеса. Кое-где на земле виднелись следы копыт. Солнечный свет, как бы профильтрованный густой листвой, тонкими косыми лучами пробивался вниз, подобно золотым струнам волшебного индийского ситара. Влажный ветерок приносил запахи леса и зверья. Я четко понимал теперь, что хорошо знаю эти места, что в прошлом много раз проезжал по этой дороге через Арденский лес. Я бывал здесь верхом и пешком, охотился, валялся на спине под сенью этих величественных деревьев, заложив руки за голову и глядя в небо, много раз взбирался по могучим ветвям к самой вершине и любовался оттуда вечно колышущимся зеленым миром…

— Ах, как мне дороги эти места! — вырвалось у меня вслух, и Рэндом тут же откликнулся:

— Да, ты всегда любил этот лес, — в голосе его слышалось что-то похожее на нежность. Впрочем, возможно, мне это только показалось.

Вдруг откуда-то издали донеслись знакомые звуки — охотничий рог.

— Гони быстрее, — проговорил Рэндом торопливо. — Это, похоже, рог Джулиана. Давай жми!

Я нажал на газ.

Рог протрубил снова. Уже ближе.

— Его проклятые псы вполне способны разорвать машину в клочки, а потом его милые «птички» с полным удовольствием выклюют нам глаза! — пробормотал Рэндом. — Терпеть не могу встречаться с Джулианом во время охоты. Впрочем, на кого бы он ни охотился, я уверен, он с удовольствием прервется ради поединка с любимыми братцами.

— Живи и жить давай другим — вот моя точка зрения в настоящий момент, — заметил я.

Рэндом хихикнул:

— Очень свежая мысль! Держу пари: на этой своей позиции ты удержишься от силы минут пять.

Тут рог протрубил снова, значительно ближе, и Рэндом выругался.

Спидометр показывал уже сто сорок километров в час — загадочными руническими символами, — и ехать быстрее по такой дороге было просто опасно.

Снова совсем близко протрубил рог — три раза. Откуда-то слева послышался лай собак.

— Мы уже почти достигли Подлинного Мира, но до Амбера еще далеко, — сказал мой брат. — Пробраться через приграничные районы непросто: если Джулиан действительно охотится на нас, то непременно нагонит — он сам или его Тень.

— Что же нам делать?

— Жми на газ и не теряй надежды. Может быть, он все-таки гонится не за нами.

Рог протрубил теперь уже почти над нашими головами.

— Что за тварь он оседлал, черт побери? Паровоз? — спросил я.

— По-моему, это Моргенштерн, самый быстрый и могучий конь из когда-либо созданных им.

Я как бы мысленно «обкатал» последние слова брата. Удивительно, но Джулиан и вправду создал Моргенштерна, сказал мне мой внутренний голос, создал из Теней, вложил в чудовищного коня силу и скорость урагана, мощность копра.

Я вспомнил, что мне особенно стоит опасаться этого страшилища, и тут увидел его самого.

Моргенштерн был локтей на шесть выше любого другого жеребца, глаза у него отливали тем же янтарным светом, что и у кровожадных веймарских гончих; шкура была абсолютно серая, без единого пятнышка, а копыта — словно из полированной стали. Он, как ветер, промчался мимо, легко обгоняя автомобиль, и в седле его, чуть сгорбившись, сидел Джулиан — точно такой, как на той карте: длинные черные волосы, яркие голубые глаза, с ног до головы в белом.