Вспышка
Захват
Кружение
Падение
На борту «Гипериона», 22 марта, 2.04 единого времени.
Застрявший в отсеке управления кораблем и пребывавший в неведении относительно размеров возможных последствий прохождения сквозь облако, доктор Ганнибал Фриде наблюдал, как росли цифры на счетчиках. А измеряли счетчики волны случайного генерируемого тока, испущенные насыщенными зарядом ионами, которые непрерывно бомбили его звездолет. Недолговечные магнитные поля частиц посылали яростные разряды, те пробивались сквозь металлическую обшивку «Гипериона», врезались в протянутые под ней электрические цепи и вклинивались в работу микропроцессоров.
Следовавшие одна за одной вспышки и перезагрузки доконали системы верхнего уровня. Нетронутыми остались лишь системы, работавшие от механических источников, такие, как система охлаждения воздуха, кислородные биофильтры или воздуховод охлажденной смеси между корпусом корабля и теплообменниками.
Фриде мог только надеяться, что двигатель корабля, сам по сути являвшийся сильным магнитным полем, сумеет взять верх над бушующими вовне корабля электрическими силами и обеспечит стабильность конфигурации, построенной и выношенной в течение целых семи часов. Тогда останется надежда и на то, что корабль продолжит ускорение по намеченному курсу, вопреки яростным атакам частиц из облака.
Лишенный каких-либо сложных приборов в таком шторме, Фриде был вынужден визуально сравнивать местонахождение Солнца в данный момент с тем, где оно находилось в момент столкновения с ионным облаком. Если солнечный диск по-прежнему лежит в правой нижней части круга и не пересекал линию, делящую его наблюдательный сектор пополам, то «Гиперион» лежит прямо на курсе, подумал Фриде.
Практически в данную минуту корабль был неуправляем, но доктор ничего не мог предпринять, пока ионный шторм не стихнет. Лишь тогда возникнет надежда восстановить часть функций управления.
— Хан, происходит что-то очень странное, — голос Анджелики едва пробивался сквозь помехи. — Все электричество, вся медицинская система… — слова утонули в треске статических разрядов.
Фриде взял микрофон:
— Джели, держись. Попытайся найти укромное местечко и не касайся ничего искрящегося. Это будет продолжаться еще около часа.
— Ты у себя наверху?
— Со мной все в порядке! Оставайся, пожалуйста, там, где ты сейчас!
Солнечный диск по-прежнему висел в нижней части круга, и Фриде начал думать, что они в безопасности. Затем, сначала почти незаметно для глаз, потом все быстрее и быстрее, белый круг стал подниматься над горизонтом. Фриде инстинктивно повернулся к клавиатуре, пытаясь дать команду компьютеру двигателя, однако все отказало.
Солнечный шар передвинулся выше, выходя прямо на линию тяги. Доктор Ганнибал Фриде наблюдал, как объект его многолетнего изучения повис над головой. Он знал, что понадобятся часы, а может быть, и дни на то, чтобы всевозрастающая жара преодолела сопротивление охлаждающего геля «Гипериона», пробилась сквозь запасы прочности, созданные металлоконструкциями из дюралюминия, стали и титана, и смяла станцию, словно клочок бумаги. К несчастью, это произойдет.
Он так и не сумел доставить домой свою прекрасную жену и записи наблюдений. А сейчас он просто не знал, как сказать об этом Анджелике.
Фриде взял в руки микрофон. Ни искр, ни статики уже не было — пик ионного шторма прошел. Однако магнитные поля двигателя так и не выровнялись.
Доктор поднес микрофон к губам:
— Джели… Я хочу, чтобы ты знала… я очень тебя люблю…
Раздробление
Расщепление
Сотрясение
Скрип
Сжимающийся вокруг плазмота канал вибрировал и содрогался по мере того, как мощная струя газа усиливала напор. Плазмот снова и снова наращивал магнитное поле, стараясь удержать его. Температура и давление росли стремительно, наполняя плазмот жизнью и надеждой, поскольку этот странный поворот пространственно-временного континуума прокладывал себе путь сквозь волну сжатых ионов через солнечную корону.
Этот участок пространства во многих отношениях напоминал ему воющий поток внутри протуберанца, когда на самом краю первого шквала тайфуна началось его приключение. Рев в канале достиг своего пика и начал спадать по причинам, которые плазмот не мог взять в толк. По мере затухания газовый поток стал наполняться странными частицами, значительно большими, чем протоны, более массивными, чем целые атомы. Эти сгустки материи проплывали темными пятнами сквозь плазменный поток, выделяясь на фоне окружавшего плазмота сверкания энергии и жизни. Плазмот не знал, что это за неопознанные объекты, и, поскольку они не причиняли ему ни забот, ни боли, не стал утруждать себя опознаванием.
Бомбардировка стихла, сжатие тоже прекратилось. Пространство, которое он скручивал своим магнитным полем, исчезло, словно мираж в пустыне.
Плазмот рванулся вперед, сохраняя инерцию недавнего прохождения. На мгновение он испугался, что может погибнуть в короне, потом вдруг почувствовал естественное тепло и вожделенное давление. Сейчас он плыл вниз через внутренние слои хромосферы, и перед ним мерцал видимый фотосферный спектр. Четко различался вздымающийся конвекционный слой, окруженный холодными низвергающимися потоками.
Плазмот повернул в сторону, к сверкающей грануле, и распустил мембраны, замедляя падение. Поэкспериментировав немного, нашел собственный уровень, настроил голос на волну бушующего вокруг океана и начал призывать своих собратьев. Ему страсть как хотелось поговорить с ними и рассказать о своих незабываемых приключениях.
Невзирая на самые невероятные происшествия, он все-таки вернулся домой.
Глава 19
Ионизирующее излучение
Бум!
Бум!
Бум!
Бум!
Лунная колония «Спокойные берега»,
22 марта, 13.47 единого времени.
Стук в дверь спального отсека Джины Точман напоминал работавшую на полную мощь ударную установку, с хорошими инфразвуковыми обертонами, но перекрываемую скрипом стекловолокон, трущихся в резиновой оболочке.
— Все в порядке, — сонно сказала Джина, — я встаю.
Девушка опустила ноги на половичок и зашарила в поисках ночника.
Не найдя, Джина взяла лежащую в углу простыню и завернулась в нее.
Стук не утихал.
— Эй, может быть, хватит? Уже открываю! — С этими словами Джина зашлепала босиком по валявшейся на полу одежде и распахнула дверь.
На пороге стояли ее начальник, Гарри Радж, и одетая в белое сестра из амбулатории, с табличкой на груди; имя было какое-то длинное и несуразное, вроде «Толивера». Радж прислонился к противоположной стене, опустив голову и выдвинув вперед левое плечо, словно изготовясь пробить дверь насквозь.
— Стой так, Гарри, — улыбнулась Джина, — иначе от столкновения с дверью тебе не поздоровится.
— Джина! Мы не могли разбудить тебя, и я был уверен…
— Вообще-то я просыпаюсь очень быстро, когда в мою дверь начинают молотить подобным образом. В чем дело? Ты что, не мог меня просто вызвать?
— Но мы так и сделали! — Радж вошел в темную комнатку и склонился над телефоном.
На экране горел красно-белый огонек, даже в сравнении с огнями в коридоре достаточно яркий, чтобы отбрасывать тень. По истечении первых пяти минут, как было известно Джине, к мерцанию добавляется энергичный звон, который она, несомненно, умудрилась проспать.
— Извини, Гарри. Сегодня, то есть вчера, столько всего произошло…
— Сегодня день тоже не без сюрпризов. Тебя ждут в амбулатории.
— Сначала на утреннюю вахту. Все в свою очередь, — с улыбкой ответила девушка.
— Тебя ждут немедленно. — Лицо Гарри, как и лицо сестры, было нахмуренным и серьезным.
— Но почему?
— Похоже…
Гарри не успел договорить, как медсестра быстро взяла его за руку и покачала предупреждающе головой.