За счет череды полярностей установленных на дорожке магнитов система вызывала перемещение полозьев от одного магнита к другому, подобно тому как вращается вал электромотора, только здесь движение было поступательным. Вагоны в буквальном смысле слова переступали с одного магнита на другой. Вот только «переступали» — не слишком удачное слово, ведь при частой смене полярностей можно развить очень высокую скорость. Сейдж полагал, что скорость его состава ограничивают лишь сопротивление ветра да нагревание поддонов от трения.

Суть контрольных протоколов заключалась в том, что, помимо простых механизмов ускоренного изменения полярности для развития максимальной скорости поезда, система в кибернетическом отношении была тупа. К примеру, отсутствовали дополнительные цепи обратной связи для повышения напряженности магнитных полей с целью компенсации веса пассажиров и багажа в каждом отдельно взятом вагоне. Система просто воспринимала постоянную нагрузку и в соответствии с ней двигалась по магнитной подушке. На пути поезда отсутствовали датчики, считывавшие показатели скорости поезда и ускорявшие боковые магниты с целью компенсации крена. Поля просто отталкивали все вступавшее в их зону действия, причем с такой силой, что можно было бы отбросить артиллерийский снаряд к месту ведения огня.

Тупость, жесткость и несгибаемость — таковы были идеалы конструкторов, совсем как на заре настоящих железных дорог в США. И слава Богу, говорил Говард Сейдж. Смертельно надоел этот точно сбалансированный, манерный и крепкий искусственным интеллектом век, когда все находится на грани между приятным и пустым, начиная от телефонного аппарата и заканчивая чесночной колбасой. Здесь же была сила!..

Возможно, именно такая философия создателей поезда спасла жизнь Говарда Сейджа и еще жизни более двух тысяч пассажиров, направлявшихся под его попечением в Хьюстон.

Когда головной вагон «провалился в дыру» — именно так описывал позднее Сейдж свои ощущения от разрушенного магнитного поля, — он включил систему торможения. Теперь по бокам дорожки надлежало включиться пульсирующему механизму скоростного замедления вращения магнитов. Затем изменение магнитного поля локомотива с севера на юг и опять на север растягивало магнитное поле самого состава и приводило к прекращению движения. «Наращиваемое снижение скорости» — так назвали бы этот процесс конструкторы.

Когда располагавшееся в трехстах метрах впереди второе магнитное поле также отказало, головной вагон просто свалился на дорожку. Бомм! Говард Сейдж хотел было сделать общее объявление для пассажиров, нечто вроде: «Говорит капитан. Ребята, у нас небольшая хреновина, но волноваться нет причин», однако сказать такого он не мог. Магнитолевитационные поезда никогда не вели себя подобным образом, и руки инженера были слишком заняты и без микрофона.

Невидимые магнитные подушки под составом неожиданно пропали — так на мощеной древнеримской дороге злючий мороз вспучивает камни. Несущие полозья вагонов, эти узенькие, сделанные из углеродистой стали небольшие призмы, предназначенные лишь для того, чтобы поддерживать поезд на стоянках, с лязгом и грохотом бились по бетону дорожки. Грохот стал напоминать удары молота по наковальне.

Сейдж напряженно работал с выключателями. Как только щелчок на дисплее показывал, что внутренние двери свободны, он поочередно отстегивал магнитные буферы между вагонами. Это шло вразрез с общепринятой в компании практикой, но Говард Сейдж знал, что делает.

Когда магнитный поток распадается подобным образом, создавая мертвые зоны в полях, поддерживающих состав, некоторые из вагонов неизбежно будут двигаться быстрее остальных. В уме Сейдж представлял себе результат: часть вагонов столкнется и упадет на равнину, стаскивая с дорожки и увлекая за собой остальной состав. Чтобы избежать этого, Сейдж пытался разбить состав на отдельные модули. Тогда некоторые из них могут сойти с пути, но того эффекта, когда весь состав сходит с рельсов, можно будет избежать.

Дисплей высвечивал для Сейджа результат операции. В составе образовались дыры. Вагоны, движущиеся более медленно, теряли скорость, а столкновений было немного, что уже хорошо, поскольку замыкающие вагоны теряли скорость с каждым ударом по дорожке. Головные вагоны быстро отделялись друг от друга.

Теперь Сейджу оставалось лишь наблюдать за изменениями на экране, отсчитывать скорость и молиться, чтобы больше ничего не произошло.

Пятьсот километров в час, четыреста, триста… двести…

Километровые знаки мелькали все реже и реже. Стук по дорожке потерял дробность, хотя порой звучал громче. Говарда трясло как в лихорадке, а вагон продолжало бить. Сейджу пришло в голову, что после этой поездки ребятам из компании «Мощь и путь» придется заменить пару километров бетона.

Сто пятьдесят… сто тридцать пять, сто пятнадцать… сто.

Скорость начала падать быстрее, когда сила инерции, то есть вес поезда, помноженный на скорость, пришла в сравнительное соответствие с тормозящим воздействием магнитных полей дорожки.

Семьдесят пять, пятьдесят, двадцать, десять.

Первый вагон, в котором находился Сейдж, уже двигался на предельно малой скорости. Если на большой скорости днище и полозья вагона бились о бетон, то теперь движение превратилось в тряску. В последнем усилии сначала на дорожку окончательно опустился хвост вагона, а затем его передняя часть. Проехав еще пару метров, вагон остановился, подрагивая.

Через секунду в хвост ударил следующий вагон. «После такого удара его, наверное, не восстановить», — подумал Сейдж. Дисплей мигнул и померк.

Сейдж знал, что у пассажиров наверняка есть травмы: пробитые головы, ссадины на коленях и локтях, поврежденные легкие. Возможно, один или два человека скончались от сердечного приступа. Но все могло быть куда хуже, сказал себе Сейдж, если бы разбитые вагоны с людьми покатились по равнине. Ведь то же самое случается, когда на такой скорости падает летящий на малой высоте самолет, а разве магнитно-левитационный поезд на него не похож?

Сегодня утром Бог смилостивился над ними.

Удар

   Вращение

      Установка

         Запирание

Уитни-центр, округ Тулар, штат Калифорния,

22 марта, 9.17 местного времени.

На глубине пять тысяч метров в гранитной толще гор Сьерра-Невады продолжался обычный процесс запуска керамических снарядов с грузами из зала сборки. В это же время наверху, находясь в своем кабинете и наблюдая за разворачивающимся действием, руководитель полетов Наоми Рао, управляющая пусковым комплексом космодрома Уитни-центр, отчитывала одного из операторов ночной смены.

— Так что насчет «небольшой нестабильности»? — спросила она, показывая оператору план запусков на утро.

— Да то и есть, — не отводя глаз, спокойно ответил Стивен Гилед. — Видеокамерой на высотах пять и шесть километров зафиксировано дрожание груза при прохождении. Это случилось, вообще говоря, дважды. Первый раз во время запуска в семь шестнадцать, и второй раз — в семь сорок два.

— Сдвиг груза?

— Нет, это было больше похоже на однократный тяжелый удар внутри корпуса, по мере наращивания ускорения. Напоминает сдвиги в плазменном конверте. Вы можете посмотреть повтор…

— Давай посмотрим, — кивнула Рао.

Она повернулась к одному из терминалов и извлекла архивные файлы по запускам. Правовой кибер центра сохранял файлы в течение трех дней, а потом, если грузы достигали стабильной орбиты и никто не жаловался на разбитые вещи, стирал их из памяти.

— Кто заказчик? — спросила Наоми. Компьютер мог, конечно, выдать ей все данные, но она предпочитала получать сведения устно от персонала.

— Компания «Морисси биодизайнс», груз для их последней платформы на высоту в тысячу двести километров. Канистры на экране идентичны, груз и метод загрузки стандартные.

— Ладно.

Изображение на широком экране ожило, когда из катапульты вырвался первый керамический снаряд. Извергнув фиолетовое пламя, электрические дуги перевели покрытие из алюминиевой крошки снаряда в проводящую плазму. Через мгновение горящее яйцо исчезло в черной дыре пустой трубы.