Ульрих появился во дворе. Но, не один. Его сопровождали две женщины и мужчина. Судя по одежде, это были хозяева дома. Одна из женщин была очень молодой, чуть старше Ульрике и красива красотой юности. Его сестра, подумала Эрта. Мужчина и другая женщина были практически ровесниками и оба показались ей очень красивыми. Еще, она подумала, что они и внешне, необъяснимо, очень похожи друг на друга.

Молодая женщина, закончив разглядывать Эрту, презрительно воскликнула:

— О боже! Брат, в каком зверинце ты ее нашел?!

Взрослая пара молчала, разглядывая прибывшую. Они еще не удовлетворили своего любопытства. Ульрих опередил свою семью и, подойдя к Эрте, снял ее с Грома, затем он сказал:

— Эрта, та юная дама, которая только что столь несдержанно выразила свои эмоции по поводу гостей в этом доме, моя сестра Минерва.

— Минерва, эта дама — моя подопечная и некоторое время она проведет с вами. Надеюсь, что мне не придется краснеть за недостаток приличий у нашей семьи.

Минерва поджала губы и сухо сказала:

— Рада знакомству.

Элементов своей радости, при этом, никак не обнаруживая.

Эрта выпрямилась и склонила голову в жесте приветствия Корпуса Убийц.

Когда она подняла голову, Ульрих уже представлял ее старшим:

— Отец, Кристина, это Эрта, моя подопечная. Надеюсь, вы будете добры к ней в мое отсутствие.

— Эрта, это мой отец барон Марк фон Бонненгаль и его жена, Кристина.

Эрта вновь вытянулась в приветствии и, подняв голову, произнесла:

— Эрта.

Отец Ульриха, молча, откровенно восхищался ею. Мачеха улыбнулась:

— Здравствуй, Эрта. Наряд амазонки — это, конечно, очень красиво. Но, думаю, тебе стоит переодеться в нечто более подобающее этому месту. С удовольствием помогу тебе выбрать новый наряд из того, что у нас имеется. И можешь называть меня Криста.

Эрта дружелюбно улыбнулась:

— Благодарю. С удовольствием приму Вашу помощь, но могу я остаться в своем наряде хотя бы до вечера?

Мачеха рассмеялась и согласилась:

— Он так дорог тебе? Конечно, оставайся, до вечера.

— Рад принять тебя в своем доме, Эрта, — обратился к ней отец Ульриха, — мы сейчас будем обедать, и приглашаем тебя присоединиться к нам. А пока, пусть Ульрих тебе тут все покажет.

— Благодарю. — просто ответила ему Эрта.

Потом они все ушли.

— Начнем с конюшни? — улыбнулся ей Ульрих, когда она повернулась к нему?

— Мне все равно, — повела плечом Эрта.

Когда они обошли все более-менее важные объекты, они вернулись на конюшню, где Ульрих начал готовить Грома к отъезду.

— Ты уедешь сегодня? — спросила она.

— Да. Обедать я тоже не буду.

— Меня ждут в монастыре. Я уехал без предупреждения, — объяснил он.

— Ясно.

Повисло неловкое молчание.

— Ты что-то хочешь сказать? — наконец, спросил он.

— Мне придется ходить в платье?

— А ты не хочешь?

— Я могу ходить в чем угодно, не в этом дело. Просто, мне немного… страшно.

— Да ну? — изумился Ульрих — я думал ты ничего не боишься

— И чего же страшного в том, чтобы ходить в платье? — продолжал изумляться он.

— Да не в платье дело. В этом доме. В тебе. И не то, чтобы боюсь, просто все это для меня непонятно. Зачем я здесь?

— А ты не хочешь быть здесь?

— Хочу.

— Тогда зачем искать еще повод?

— Незачем, — согласилась она.

Смотря как он собирается, и понимая, что сейчас он уедет, и это будет надолго, она почему-то начала испытывать грусть. И, почему-то, начала скучать по нему уже сейчас. И чтобы это скучание не доставляло ей впоследствии более неудобных ощущений, она спросила:

— Ульрих, можно я тебя поцелую?

— Зачем? — насторожился он, — если в качестве благодарности, то мне не нужно благодарности, я сделал то, что хотел сделать.

— Я не благодарю таким способом, — сообщила Эрта.

— Тебе опять надо мной кого-то заменить?

— Нет.

— Ты хочешь поцеловать именно меня?

— Именно тебя.

— Для чего?

— Просто так. Потому что хочу. Разве нужно искать еще повод?

— И не в качестве извинений?

— Нет.

— Целуй, — разрешил, наконец, Ульрих.

Она подошла к нему и потерлась носом, а затем щекой, о его щеку, потом нежно поцеловала его в уголок рта и тронула губами его губы. Он замер. Она еще раз прижалась к его рту губами, уже сильнее, и он попытался ответить на поцелуй. Но, она отступила от него и стала его разглядывать, запоминая все детали. Ей хотелось его обнять, но она не решалась. Она даже отключила эмпатический сканер, чтобы не поддаться его внутреннему согласию и своему желанию, и не сделать что-то такое, что для этого места было бы недостойным поведением. А спрашивать у него второе разрешение, она посчитала неуместным. И, ей доставляло неудобство еще кое-что. Все внешние неудобства она обычно игнорировала, блокируя рецепторную реакцию на них. Они не беспокоили и не мешали. Но, отключаться от чего-либо, исходившего от Ульриха, она теперь категорически не желала.

— Ты чудесно целуешься, — отмирая, сообщил он.

— Правда?

— Очень.

— Можно, я попрошу тебя о чем-то… интимном? — решилась она.

— …. интимном? — поразился он, — что ты хочешь?

— Пока ты не скажешь, могу ли я это сделать, я не могу тебе об этом сказать. Вдруг, это оскорбит тебя.

— Ты не можешь меня оскорбить.

— Хорошо. Тогда я прошу тебя полоскать зубы настойкой ромашки, календулы, или мяты, после того как ты поешь.

Он не знал, оскорбиться ему или нет на такое заявление. Но, он уже дал обещание и поэтому произнес:

— Я подумаю.

— Подумай, пожалуйста. Мне бы хотелось целовать тебя с б'ольшим удовольствием.

— Ты не получила удовольствия, целуя меня?

— Получила. Но, не такое, как могла бы получить.

— Я подумал. И я согласен. Ты хочешь еще поцеловать меня?

— Да. А ты этого хочешь?

— Я сейчас вернусь. Пойду, поищу ромашку.

Когда он ее нашел, она проверила качество получившегося из нее септического настоя на вкус. Проверяла долго, серьезно и вдумчиво, крепко обвив шею и голову Ульриха своими руками, без разрешения. Вбирая и сохраняя в себе, чтобы запомнить как можно ярче все свои ощущения. Не отрываясь от ее губ, он, вдруг, поднял ее на руки и понес в дальний закоулок конюшни, где было свалено свежее сено. И остановился посреди него. Он передумал ехать сегодня. Сейчас всё его существо собиралось остаться с ней. Не разжимая объятий, они опустились на колени напротив друг друга. Он потянул вниз кольцо ее черной сплошной униформы, и она медленно начала раскрываться, освобождая его взору ослепительную белизну тела Эрты. Он чувствовал, как будто вытаскивает из кокона прекрасную бабочку. Эти его чувства еще больше разожгли чувства Эрты.

— На тебе так мало одежды… — медленно прошептал он.

— Много одежды стесняет движения, — медленным шепотом отвечала ему она, — ненамного, но для меня терять мгновения — это очень расточительно…

— Да, я понимаю, — втекал в нее его шепот, — но, тогда мне нужно уравнять шансы. Ты мне поможешь?

Пальцы Эрты начали бродить по его телу, освобождая его от одежды.

Когда он остался в нижнем белье, он остановил ее руки, поймав их в свои. Она стояла напротив в одних белых эластичных лентах своего форменного белья.

Они замерли, прижимаясь головами, друг к другу.

— Я не могу, — увеличивая тон шепота, сказала Эрта.

— Почему? — огорчаясь, шептал ей он.

— Я не могу делать это так, как делала раньше. Сейчас все совершенно не так. Все по-другому.

И она чувствовала его растерянность, он тоже не знал что делать.

— Наверное, это забавно, — тоже повышая тон, прошептал он, — но, и я не знаю что делать. Я тоже не могу как раньше.

— Мне не забавно. Мне неловко. И это странно, — медленно отвечала она, — я не знаю что делать, но я знаю, что хочу это сделать. Сейчас. С тобой. То, чего я не знаю, как сделать. Я не могу сейчас позволить… о нет, не могу даже заставить себя оторваться от тебя.