— Ты бывал во всех странах мира? — ответил ему вопросом Ульрих, — Мир достаточно большой, в нем живет много людей, и все они разные. Вполне допускаю, что где-то есть земли, чьи женщины гораздо красивее этой чужеземки. И я никогда не был уверен, существуют ли настоящие ведьмы на самом деле.

— Я видел ведьм, — вступил в разговор Герард, — намедни в городе сожгли любовницу сына управляющего замком. Это нечестивое отродье, с помощью колдовства, отвратило всем известную верность молодого Хенрика от жены. В прошлом году ведьма, прикинувшаяся сведущей в излечении, убила новорожденного сына лавочника, наслав на него болезнь, которая потом охватила полгорода.

Ульрих насмешливо посмотрел на него:

— Видел я эту ведьму. Ей 16 лет и она только-только расцвела как женщина. Жена Хенрика стара, беззуба и старше него на 10 лет, как бы он ни был к ней привязан, ее женское время истекало, и его взгляд обратился на ведьмовское оружие всех женщин — на молодость и привлекательность. А что касается прошлогодней эпидемии, то глупая старуха просто не смогла вылечить сына лавочника от этой напасти, возможно, она как-то и виновата, что заразились другие, растащив болезнь по городу, но наслала ее не она. Соседние владения начали страдать от этой болезни гораздо раньше, а старуха за всю жизнь не покидала наших.

— Можно подумать, что ты вообще не веришь в существование зла, — едко заметил Норман.

На что Ульрих ответил:

— Я верю в существование зла, и верю что его немало, и мне часто приходилось с ним бороться. Например, со злыми иноземными армиями, покушающимися на наши земли, или злыми коварными интриганами наших земель, или злыми грабителями… И еще много иного зла я покарал во имя Господа нашего. И я допускаю существование дьявола, но не верю, что бог, навсегда изгнавший его из мира, мог просчитаться и иногда пускать на землю его мистические силы.

— Но, дьявол может совершать на земле зло, вселяясь в людей, которые имеют свою волю в выборе церкви, заставляя их совершать зло за него — разве не так? — вставил Герард, — сумасшедшим может быть не только утративший разум от сильного нервного потрясения, им может быть и одержимый дьяволом…

— Согласен, — ответил Ульрих, — может быть. Но, не точно. А ошибаться я не хочу, не хочу покарать невинного. Это не по-божески… — высокомерно закончил он.

Наконец, Герард уступил доводам и согласился. Но, заявил:

— Хорошо, благодеяние так благодеяние. Но, все железные предметы надо будет у нее отобрать, как только она успокоится.

Остальные согласно замолчали.

Через несколько минут молчания Ральф снова задал вопрос:

— Что нам делать с баронессой?

Боненгаль поморщился и ответил:

— Я сам бы очень хотел это знать.

Как ни быстра была Эрта, как ни помогали ей ее сверхчувства безошибочно ориентироваться в лесу и в темноте, преодолеть расстояние, отделявшее ее от души, испытывающей невыразимые мучения и ужас, достаточно быстро, чтобы вовремя прекратить их, она не могла. И она не была уверена, имеет ли она на то право. В ее мире было достаточно систем, где политически были узаконены жертвоприношения живых. Иногда живые шли на это добровольно, теряя контроль над своим телом и чувствами, жаждущими жизни, только в ее последние моменты.

Иногда такую политику порождало перенаселение, иногда эпидемии, иногда важные научные разработки, для которых требовался живой материал, говорили даже, что в некоторых недоразвитых системах жертвоприношения были обусловлены верованиями, но Эрте такая политика ранее не встречалась. Возможно, сейчас Эрта находилась именно в такой системе. А возможно и такое, что сейчас совершалась мучительная смертная казнь за совершенное преступление. Убийцы не могли вмешиваться в политику звездных систем, они могли только делать там свою работу, нарушения местных законов влекли за собой серьезную ответственность по Этническому кодексу Корпуса Убийц.

Сначала девушка не чувствовала ничего, кроме боли и страха страдающего живого, отчаянной борьбы за жизнь, возрастающую безнадежность и тяжело наступающее на душу горе, затем, сквозь них, она услышала стыд, унижение и умоляющие эмоции, почувствовала как ломается и разваливается на части чья-то душа. Услышала безумную мольбу к какому-то божеству и к кому-то близкому о чудесном спасении, услышала прощание с кем-то очень дорогим и со всем миром. Потом все чувства перешли в крик, отчаявшийся крик боли всех чувств умирающего живого. Она исключила политическое жертвоприношение. А потом и смертную казнь. Женщина, а чувства принадлежали женщине, не знала, за что ее наказывают, в ее чувствах бесконечно повторялась эта лента: за что? за что… повторялась до тех пор, пока сознание женщины не провалилось куда-то далеко и глубоко настолько, что происходящее с ней перестало тревожить ее. Эрта решила, что преступники — это именно те, кто совершает такое с этой несчастной женщиной, и решила, что они умрут.

Ведомая отчаянно-громким криком умирающей женской души, увеличивающий расстояние для его обнаружения, она не сразу услышала чувства тех, кто причинял ей такие страдания. Теперь она изучала их. Три ленты мужских эмоций. Похотливые, возбужденные, торжествующие, веселящиеся и нетрезвые. Буквально нетрезвые, их чувства были размыты и отрывочны, хаотично перескакивающие с одного на другое, местами нестройные и нелогичные. Это были не противники, это было ничто. Может, стоило их наказать за преступление, которое они совершают, но у Эрты не было ни времени, ни повода, это не входило в ее профессиональные обязанности. И она надеялась спасти женщину, поэтому она решила просто устранить проблему, просто убить это ничто.

Наконец она достигла своей цели. Это была довольно большая лесная поляна. В центре ее находились четыре человекоподобные фигуры. Одна из них, в длинной светлой одежде принадлежала женщине. Над женщиной копошились три полураздетые гогочущие и пыхтящие мужские фигуры. Девушка поняла, что происходит, вытащила из-за спины один из мечей и метнулась к ним. Мужчинам понять, что происходит, не удалось, они не успели.

Эрта наклонилась над женщиной и начала ощупывать ее тело, пытаясь определить величину его повреждений. Женщина была маленькая и хрупкая и казалась почти ребенком, но тело было сформировавшимся и черты лица указывали на то, что это была взрослая женщина. Повреждения были значительными. Все тело было покрыто синяками, царапинами, порезами и залито кровью, имелись сломанные ребра, также была сломана рука, сильно повреждены половые органы. Одна щека багрово опухла, один глаз заплыл, изо рта шла кровь. Эрта осторожно приоткрыла его, помимо крови от выбитых зубов кровь шла еще из горла, а значит, были и серьезные внутренние повреждения. Но, чтобы приступить к лечению последних, сознание женщины надо было вытащить из той потусторонней бездны, в которую оно ушло, ища спасения. Девушка решила на время оставить его там и стала копаться в аптечке в поисках инструментов и препаратов, которые могли бы ей помочь срастить кости и ткани и остановить заражение, попутно вспоминая гомеопатию и увиденные в этом мире растения.

Надев перчатки, она достала из аптечки медицинскую иглу и вживляемую нить и стала зашивать открытые раны на теле женщины. Потом достала шприц и ввела в ее тело антибиотики и антисептики. Вправила поломанные кости и зафиксировала их тонкими крепкими самоотвердевающими на воздухе пленками. Также, она смазала и продезинфицировала другие внешние раны. И вздохнула. Пустую оболочку от медицинского сканера она оставила под деревом. Чтобы понять, что именно повреждено внутри и как это исправить, надо было приводить женщину в чувства. А какие чувства это были, Эрта помнила очень хорошо. Она села рядом с женщиной и стала потихоньку пробуждать ее, медленно доставая ее сознание из глубины подсознания, готовясь забрать себе ее боль и ту, плохую половину чувств. Душа женщины никак не хотела пробуждаться, как затравленный зверек оно отчаянно цеплялось за все подряд, чтобы только не выходить наружу, чтобы только оставаться в своем глубоком безопасном мире.