Вообще-то, дверь открылась не совсем тихонько. Ее сперва потряс мощнейший удар (когда Королева попыталась всем телом открыть ее вовнутрь), а потом она распахнулась наружу, сдвинув на полметра наваленный мной при чистке коша сугроб, и повисла на одной петле.

И Мечта ступила на порог не совсем плавно. Она влетела в кош, споткнувшись о порог; словно ураган, прошлась по всей его площади, перевернув два чайника (хорошо хоть не тот, что с кипятком) и вдребезги разбив здоровенное зеркало (как его только сюда сваны заволокли, впрочем, они народ предприимчивый); и зарыдала, повиснув у меня на шее и прижимаясь ко мне всем телом в насквозь мокрой брезентовой энцефалитке. Точнее, продолжила рыдать, ибо занималась она этим, похоже, уже достаточно долго. Во всяком случае, у меня сложилось впечатление, что энцефалитка вымокла именно от слез (а от чего еще, в такую-то погоду).

Кто-то из мужиков может подумать, что если на временно занимаемую им в текущий момент жилплощадь на ночь глядя влетает девушка его мечты и со слезами виснет у него на шее, то это означает, что Фортуна обратила, наконец, на него свой лик и улыбнулась. Может он так подумать, может. Но разве можно спутать улыбку Фортуны с хищным оскалом Судьбы, а проявления внезапно вспыхнувшей любви с просьбой о помощи?

Итак. Сексуальные мечты временно в сторону. Сколько человек? Где? И, желательно, что именно случилось? Главное — где!

Внятно отвечать на вопросы девочка не в состоянии. Как прекратить истерику? Есть два стандартных приема. Пощечина не поможет, скорее, наоборот. Опять же, надо подумать и о будущем. Вдруг, спасы закончатся быстро и благополучно, и можно будет вернуться к сексуальным мечтам. А еще лучше, к их реализации...

Нежно прижимаю рыдающее Чудо к себе, и, поглаживая свободной рукой по спине, губами нежно собираю текущие слезы. При этом шепчу какую-то успокаивающую чушь. Собственно, с тем же успехом можно и матом ее крыть, главное, максимально ласковым тоном, слов она, всё равно, не разбирает.

Ну вот, уже лучше. Поток слез потихоньку слабеет. Откуда клиенты шли уже понятно. Собственно, с моим матобеспечением остальное абсолютно неважно.

Аккуратно отстраняю Принцессу от себя, и тем же нежным голосом объясняю ей диспозицию. Сначала она должна сменить свою энцефалитку на мою пуховку. И всё остальное, что у нее мокрое, на вот эти шмотки. Размерчик, правда, не совсем тот, зато сухое и теплое. А потом она должна натопить много снега и накипятить много чая. А я сейчас быстренько слетаю туда — не знаю, куда и спасу ее друзей и подруг от всех мыслимых и немыслимых опасностей. Да-да, тех, кто простудился, вылечу еще до коша. И от отека легких тоже. Ибо я если и не сам Господь Бог, то уж его первый заместитель по спасению точно. По крайней мере, в этом ущелье.

Королева остается переодеваться и нагребать в чайники снег, а я быстро натянув бахилы и шляпу, выскакиваю в темноту, не забыв зацепить правой клешней ледоруб, а левой пристроить на место дверь. Как жаль, что петцелевские налобники дойдут до нас только через двадцать с лишним лет... Темновато без фонаря... Ну да ладно, нам, грузинам, адекватно! Особенно грузинам столичного разлива и еврейской национальности!

До слияния семь километров. Утром я шел час двадцать. Вниз. Сейчас сорок минут. Вверх. Некруто, но вверх. Правда, ходьбой мой способ передвижения можно назвать весьма условно. Неслабая такая ходьба со скоростью десять км в час вверх по ущелью. И куда, интересно, я так лечу? Раз накрыло всю группу, значит лавина. Причем, неслабая лавина. Что я смогу сделать против неслабой лавины с бахилами и ледорубом? Я могу на ней покататься. Пока она не остановилась. Эта уже остановилась. А значит, я, скорее всего, даже не найду ни одного тела. Только свежий лавинный вынос. Однако ноги уже вошли в этот ритм. Ладно, пробежимся еще маленько, быстрее вернусь к Мечте. Я уже полчаса гоню от слияния. Первый приток, пять километров. Так! А это что за явление природы?

Поперек тропы лежал огромный рюкзак. Литров на сто сорок, не меньше. На рюкзаке лежало собственно Явление. При ближнем рассмотрении Явление оказалось здоровенным парнем лет двадцати. Даже слабость лунного света не скрывала ни двухметрового роста, ни богатырского размаха плеч. При моих неполных ста семидесяти сантиметрах, я от таких ребят стараюсь держаться подальше. Чтобы не словить комплекс неполноценности. Признаков жизни Явление почти не проявляло. Присутствовало только слабое дыхание. Уже хорошо. Дальше по тропе угадывалось еще штук пять скульптурных групп, аналогичных первой.

В принципе, ребята абсолютно правы, ночью надо спать, а не бегать по ущельям в поисках приключений на свою задницу. Неправ, как раз, я. Потому как бегаю. С другой стороны, спать в заснеженном ущелье на высоте почти три тысячи метров в мае месяце предпочтительнее не на рюкзаке в брезентовой штормовке на голое тело, а в спальнике и, желательно, в палатке. Если, конечно, в планы ближайшего утра входит просыпание. А потому сладкий сон данных представителей счастливого человечества придется прервать. Самым грубым и безжалостным способом.

Ору любимое: «рота, подъем». Никакой реакции. Совсем. В армии, похоже, не служили.

Трясу. За плечо. Аналогично.

Ладно, пробуем жестче.

Действо номер раз: за грудки!

Действо номер два: рывок!

Действо номер три: потрясти уже сидящее Явление, как прапорщик дерево с бананом на верхушке.

Ага! Есть эффект! Явление открыло левый глаз, чуть слышно пролепетало: «Оставь меня, я умирать буду», и закрыло глаз обратно. Клиника! Придется лечить. Методов, как всегда, два.

Ну уж фигушки, ЭТО я целовать не намерен. Ни нежно, ни сладострастно. Тем более, что бульдожья пачка явления находится (блин, в низкосидячем положении!) на уровне моего плеча, а не лица.

Пощечина тебе тоже будет, как поглаживание. Ничего, прямой слева у меня очень даже хороший, на Соколинке ставил, в уличных драках. Блин! Я этим ударом разбивал кирпич в труху! А клиент только открывает правый глаз и изумленно таращит его на меня: «Ты чего дерешься?»

Мой ответ продолжается минут пять. Приличных слов там только: «А х*ли еще с тобой делать, м*дак». Всё остальное ни в коем случае нельзя не только произносить в приличном обществе, но, даже, писать на бумаге, заменяя большую часть букв точками и звездочками. Впрочем, повторить сей шедевр словотворчества мне, все равно, больше никогда не удастся, так что проехали. Завершаю свой ответ прямым справа, ибо открытый глаз опять начинает закрываться. Теперь у меня гудят обе руки. Прямой справа у меня тоже ничего. Нормальному человеку лобовую кость ломает. Только не этому... Голова даже не дернулась! Йети! Алмасты! Гадом буду, без пяти минут снежный труп!

Йети, наконец, открывает оба глаза и его взгляд приобретает легкую осмысленность. «Мать! — мелькает запоздалая мысль, — если он сейчас ответит на удар, Соловью придется меня по всему ущелью собирать. Если, вообще, что-нибудь останется». И ничего не сделаешь, ему мои удары, как комариные укусы. Ладно, главное не отдавать инициативу:

— Так, непарнокопытный сын грязного животного, что это за гарем нетрадиционной ориентации, имевший оральные сношения с троюродной бабушкой вашего руководителя? — взгляд становится еще осмысленней. Великое дело — русский мат. Особенно с восточной витиеватостью.

— Шо? — Или Украина, или Северный Кавказ. Шокает, однако.

— Откуда группа, руководитель кто?

— А! Руководитель... того... в Ростове остался.

Час от часу не легче. Ладно, Ростов не в нашем ущелье, не моя зона ответственности.

— Подымай народ!

— А как?

— Как я тебя, поднял, отрыжка безногого крокодила, так и подымай!

Алмасты с трудом подбирается к Явлению номер два и нежно трясет его за плечо. Я пока занимаюсь остальными. Уже без излишней сентиментальности. За грудки. Рывок. Прямой слева. Прямой справа. Матерный крик в ухо. Следующий. За грудки... Как на подбор ребятки, инкубатор у них, в Ростове, что ли... Рывок, прямой слева... Лишь бы не ответили, костей не соберу... Прямой справа. Крикнуть. Следующий. Ага, последний. Их пять. Шестой рюк, видимо, моего Идеала. Тащить его придется, конечно, мне. Не смертельно.