— Теперь пора, — сказал Джон Берли, прерываясь и резко разворачиваясь, — мы должны быть в доме, когда солнце сядет. Нужно точно выполнять все условия.

Он повторял эти слова, словно ему нравилось, как они звучат. За что бы Берли в своей жизни ни брался, большое или малое, он ко всему относился серьезно.

Они вошли внутрь, нелепое трио охотников за привидениями, без особого рвения начав подниматься в большую комнату, где стояли корзины с продуктами. Уже в холле их окутала темнота. Электрические фонарики пришлись как нельзя кстати, чтобы помочь им подняться, прощупывая один уголок за другим. Воздух был сырым и промозглым.

— Словно в заброшенном музее, — сказал Мортимер. — Я чувствую запах экспонатов.

Они оглянулись и принюхались.

— Это человеческий запах, — ответил его наниматель и друг, — смешанный с запахом цемента и побелки.

Все трое рассмеялись словам миссис Берли, что им следовало сорвать несколько роз и принести их сюда. Муж поднимался первым по широкой лестнице. Мортимер следовал за ним, но тут Нэнси его окликнула:

— Мне не нравится идти последней. Позади так темно. Я пойду между вами.

Моряк протянул ей руку и слегка сжал ее, когда она обходила его.

— Ведь здесь может появиться призрак, — продолжила миссис Берли, обернувшись к мужу, как бы на всякий случай, дома она бы постучала по дереву. — Говорят, с этого начинается. Призрачная мужская фигура.

Ее пронзила легкая дрожь, и она взяла мужа за руку.

— Надеюсь, мы ее увидим, — прозаично заметил он.

— А я надеюсь — нет, — настаивала Нэнси. — Она показывается перед тем, как… что-то происходит.

Муж ничего не сказал, а Мортимер шутливо отметил, что будет огорчен, если их предприятие окажется напрасной тратой времени.

— С нами троими вряд ли что-то случится, — бросил он, когда они вошли в огромную комнату, где обойщики оставили после себя грубо сколоченный стол.

Миссис Берли, погруженная в свои мысли, принялась распаковывать бутерброды и вино. Муж медленно подошел к окну. Он казался обеспокоенным.

— Так это и есть то место, — его низкий голос заставил Нэнси вздрогнуть, — где один из нас должен…

Он огляделся.

— Джон! — она резко, с нетерпением оборвала его. — Я уже столько раз тебя просила.

Ее голос звучал в пустой комнате громко и пронзительно, в нем появились какие-то новые нотки. Наверное, она начинала проникаться атмосферой этого дома. На солнечной лужайке ей было все равно, но теперь, с наступлением ночи, она чувствовала, как тени взывают к теням и царство тьмы набирается сил. А дом прислушивался к ним, подобно галерее шепота.

— Честное слово, Нэнси, — с раскаянием сказал мистер Берли, садясь рядом с ней. — Я снова забыл. Просто не могу воспринимать все это всерьез. Для меня невероятен тот факт, что мужчина…

— Ну зачем это вообще нужно вспоминать?! — воскликнула она, понизив голос, но тот все равно резал слух. — Мужчины все-таки не совершают подобных поступков просто так, без причины.

— Мы не можем знать обо всем во вселенной, не так ли? — вставил Мортимер, неуклюже пытаясь поддержать ее. — Лично я знаю только то, что умираю с голоду, а эта телятина и пирог с ветчиной великолепны.

Молодой человек умело орудовал ножом и вилкой. Его нога слегка коснулась ее колена под столом, он не мог отвести от Нэнси глаз и старательно подкладывал ей еду.

— Нет, — согласился с ним Джон Берли, — не можем. Здесь ты прав.

Нэнси мягко оттолкнула ногу Мортимера, в ее глазах промелькнуло предостережение, а в это время ее муж, опорожнив свой бокал, откинул голову и смотрел на них обоих ничего не видящим взглядом. Они выкурили по сигарете, Берли дымил большой сигарой.

— Расскажи нам об этой призрачной фигуре, Нэнси, — попросил он. — В конце концов, вреда от этого не будет. Для меня это что-то новое. Я ничего не слышал ни о какой фигуре.

И она охотно это сделала, отодвинув свой стул в сторону, подальше от столь неосторожной ноги Мортимера. Теперь он не мог ее коснуться.

— Я знаю совсем немного, — признала она, — только то, что написано в газетах. Этот мужчина… Он меняется.

— Как меняется? — спросил ее муж. — Ты имеешь в виду одежду или что-то другое?

Миссис Берли рассмеялась. Словно только и ждала повода.

— Согласно истории, он каждый раз являлся тому…

— Тому, кто…

— Да, да, конечно. Он появляется перед мужчиной, которому суждено умереть тем же образом.

Муж озадаченно хмыкнул, продолжая глядеть на Нэнси.

— Выходит, парень видит своего двойника, — нашел нужным вступить Мортимер, — прежде чем повеситься.

Далее последовало пространное объяснение от миссис Берли, богато сдобренное множеством оккультных терминов. Ее рассказ завораживал моряка, который находил женщину все более привлекательной, и его глаза не скрывали этого. Джон Берли рассеянно отошел к окну, оставив их продолжать беседу. Он не принимал в ней участия, не делал никаких замечаний, просто спокойно слушал и смотрел на них с отсутствующим выражением сквозь клубы сигарного дыма. Он двигался от окна к окну, по очереди устраиваясь в каждом оконном проеме, чтобы рассмотреть шпингалеты и оценить толщину кладки, измеряя ее носовым платком. Берли казался каким-то странно спокойным, даже скучающим — явно не в своей тарелке. На лице лежала печать покорности, чего прежде за ним не замечалось. Когда беседа закончилась, Нэнси и Мортимер убрали остатки обеда, зажгли спиртовку, чтобы сварить кофе, и приготовили ужин, который окажется как нельзя кстати к рассвету. Сквозняк прошелся по комнате, заставив зашелестеть бумаги на столе. Мортимер аккуратно прикрутил пламя чадящей лампы.

— Ветер усиливается, дует с юга, — сказал Берли из своей ниши, закрывая створку окна.

Делая это, он повернулся спиной, чтобы справиться со шпингалетом, чем не преминул воспользоваться Мортимер с глупой несдержанностью, присущей его возрасту и характеру. Ни он, ни предмет его страсти не осознавали, что из-за царящей снаружи темноты все происходящее в комнате ясно отражается в оконном стекле. Один — безрассудный, другая — напуганная, но оба они испытали несколько мгновений радости, смешанной со страхом, продлившихся еще несколько секунд благодаря тому, что человек, которого они боялись, слегка высунулся из окна и оставался в этой позе некоторое время, вдыхая аромат ночи.

— Какой чудесный воздух, — прозвучал его низкий голос, и он обернулся. — В такие ночи, как эта, я люблю быть у моря.

Мистер Берли оставил ставню открытой и подошел к парочке.

— А теперь, — сказал он бодро, ставя для себя стул, — давайте устроимся поудобнее. Мортимер, мы хотим слушать твои истории до самого рассвета или пока не появятся привидения. Страшные истории об опутанных цепями обезглавленных призраках. Сделай так, чтобы эта ночь нам запомнилась надолго.

Он громко рассмеялся.

Они устроились поудобнее, подставив свободные стулья себе под ноги, а Мортимер ухитрился приспособить пустую корзину в качестве скамеечки для ног Нэнси. Воздух становился все более плотным от табачного дыма; одни глаза спрашивали и отвечали, другие внимательно наблюдали; уши слушали, открывая невидимое глазу. Стоило задребезжать окну — и все трое вздрагивали, озираясь по сторонам; время от времени по дому разносились различные звуки, когда ветер проникал через разбитое или открытое окно.

Миссис Берли строжайше запретила рассказывать страшные истории. Огромный пустой особняк, стоящий на отшибе, даже в компании Джона Берли и влюбленного молодого человека, тревожил ее. Обставленные комнаты вызывают гораздо меньше мыслей о привидениях, чем этот пустынный дом. Его атмосфера тихонько прокрадывалась повсюду, проникала через просторные залы и коридоры, откуда доносились непонятные вздохи, — молчаливая, невидимая, всепроникающая. Один только Джон Берли оставался к ней невосприимчив, даже не замечая ее влияния на нервы остальных. Возможно, ее принес летний ночной ветер, а может быть, была здесь всегда…

Миссис Берли часто косилась на мужа, сидящего рядом. Лучи света падали на его привлекательное строгое лицо, и она чувствовала, что, несмотря на внешнее спокойствие и уверенность, он был сильно встревожен; что-то изменилось в нем, но она не могла этого объяснить. Губы его были плотно сжаты, а выглядел он, к ее изумлению, терпеливым и благородным. Каким-то очень милым. Почему она находила его лицо непроницаемым? Женщина испытывала тревогу и неловкость, в то время как разогретая кровь — она выпила немного вина — бурлила в ней.