Парламент 8 января 1524 года получил недвусмысленный приказ короля начать судебный процесс^[114]. Приговор был вынесен 16 января^[115]. Уличенного в преступлении против короля, отца Дианы лишили всех титулов, прерогатив и приговорили к обезглавливанию на площади Парижа. Приговор не избавлял его от пыток, предшествующих казни: «Объявляется, in mente Curiae, что, прежде чем приступить к исполнению сего приговора, означенный суд приказывает подвергнуть упомянутого Сен-Валье пыткам и чрезвычайному допросу, дабы получить из его уст более обширные сведения о прочих сообщниках». Создается впечатление, что Сен-Валье избрали искупительной жертвой, поскольку других обвиняемых либо освободили, в обмен на их разоблачения, как Сен-Бонне, либо приговорили к недолгому тюремному заключению, и 23 января парламент распорядился привести приговор в исполнение^[116].

Луи де Брезе и Диана уже давно начали кампанию, пытаясь обелить своего тестя и отца в глазах короля, королевы и Луизы Савойской. Прибыв ко двору в Блуа, великий сенешаль мог рассчитывать лишь на собственные силы, в чем и признавался маршалу де Монморанси: «Если хотите знать, господин мой маршал, в каком положении я оказался, могу вас уверить, что мне пришлось говорить в одиночку, ибо я не сыскал никого, кто согласился бы помочь. Однако вера моя в доброту повелителя столь крепка, что, надеюсь, все закончится хорошо».

Тем временем финансовые трудности Короны и начало следствия по делу суперинтенданта Санблансе отодвинули преследования сообщников коннетабля на задний план^[117]. Франциск I чувствовал недовольство знати и парламента, считавших вчинение Бурбону иска из-за наследства неловким ходом, ибо именно этот процесс подтолкнул его к предательству. Вдобавок король не желал настраивать против себя де Брезе, коему поручил защищать границы Нормандии, в то время как опасность вторжения англичан оставалась весьма грозной. А потому в знак особого расположения через три дня после утверждения смертного приговора Сен-Валье Франциск I послал великому сенешалю 25 бутылок вина: 10 — белого и 15 — красного. Такая любезность, по-видимому, означала возвращение королевской милости, что возродило надежды великого сенешаля. «Уверяю вас, господин мой маршал, — писал он своему корреспонденту, — что без доброты и благоволения повелителя я был бы несчастнейшим из дворян на всем белом свете, однако упование на то, что ему ведомы истинно преданные слуги, сняло с души моей большую часть тяготившего ее бремени (…). Владыка оказал мне великую честь и удостоил лучшей пищи, чем заслуживает человек в моем состоянии, ибо он пожелал, чтобы я и впредь принимал участие в Совете и споспешествовал деяниям оного»^[118]. Итак, все изменилось, когда угроза вторжения англичан и имперских войск исчезла, а народ и парламент начали изъявлять симпатии к коннетаблю.

Канцлер Дюпра прибыл в парламент 15 февраля, но не для того, чтобы, как надеялись парламентарии, сообщить о желанном помиловании, а с требованием привести приговор в исполнение и казнить Сен-Валье. Оставалось лишь подчиниться. Утром 17 февраля двор направил своего первого судебного исполнителя, Жана де Сюри, посетить осужденного и выяснить, можно ли его подвергнуть допросу. Посланец констатировал, что Сен-Валье болел всю прошлую ночь и «так сильно страдал, что не мог подняться с постели»^[119].

Такое заключение избавляло Сен-Валье от пытки «испанским сапогом», но не должно было отсрочить казнь. В соответствии с обычной процедурой приговор огласили в присутствии всего двора и канцлера. Сделал это Жан де Виньоль, один из четырех нотариусов и секретарей короля, прикомандированный к парламенту. В тот же день осужденного должны были отвезти на Гревскую площадь и отрубить ему голову. Все имущество казненного подлежало конфискации и отходило королю.

Сен-Валье выслушал приговор в тюрьме Консьержери из уст Карла Люксембургского, графа де Русси. Ему надели на шею орден Святого Михаила, а затем сорвали. Приговоренному объявили также, что он лишается командования королевским отрядом Сотни дворян и звания ее капитана^[120]. Зато Сен-Валье предоставили несколько минут, дабы настоятель церкви Святой Магдалины Жан Марлен помог ему приготовиться к смерти. Потом вместе с Жаном де Виньолем прибыл секретарь суда по уголовным делам Жан Малон. В ответ на их требования новых признаний Сен-Валье заявил, что ему нечего добавить к уже изложенному, и разрешил священнику открыть все, сказанное им на исповеди^[121]. Сен-Валье попросил разрешения оставить кое-какие средства своим верным слугам, незаконнорожденному сыну Этьену и в приданое законной дочери Франсуазе, коли на то будет соизволение короля. При этом он напомнил, что поместье Сериньян не может быть отнято у его старшего сына, поскольку расположено в Папской области^[122].

Во время завтрака Сен-Валье продолжал упорно отказываться от еды, соблюдая зарок, данный им «с момента прочтения приговора в знак протеста»^[123]. Наконец приговоренного, «с обнаженной головой и связанными руками, накинув плащ, подбитый лисьим мехом», усадили на лошадь «и повезли на Гревскую площадь. Позади Сен-Валье на ту же лошадь сел один из городских лучников и поддерживал его со спины, поскольку тот слишком ослаб». Духовник сопровождал его верхом на муле. Отряд как пеших, так и конных лучников, арбалетчиков и стражников Шатле окружил кортеж, а впереди следовали судебный исполнитель, королевский прокурор замка Шатле и секретарь Виньоль. Отряд оттеснил многолюдную толпу, запрудившую улицы и Гревскую площадь.

Послушаем одного из очевидцев, парижского буржуа, чье имя так и осталось неизвестным^[124]: