Петя с интересом поглядывал на «новобранцев». Тэкила являла собой образец послушания, а Гыр и Ара очень разумно сотрудничали. Знаете, после туповатых Чачи и Раки разница в поведении очень заметна. Граппа общается с Петей заметно дольше, поэтому нахваталась от него всякого, вот и кажется, что ведёт себя умнее. Но пришлые издалека мужчина и женщина выглядят заметно сообразительней. Или понятливей.

Большая мясная перекусь тоже продолжалась весь день на ходу — бычок оказался довольно молодым и обладал не чересчур жёстким мясом. Варёное, печёное, жареное и тушеное — всё это непрерывно готовилось и в любой момент можно было «перехватить» или на ходу, или в минуту краткой передышки. Многое — с приправами душистых травок. Кое-что подсаливали, куда-то добавляли вяленых фруктов — то и дело Рака, отведав очередного блюда, звала народ к костру. Ни в этот день, ни на следующий никто и не вспомнил о каше.

Потом чинили хижину — она не была полностью сметена только потому, что в качестве столбов в её конструкции использовались живые деревья — вывернуть их не так-то просто. На этом конкретно запланированные работы и неотложные мероприятия были завершены — все уселись ждать дождей. То есть — женщины прядут, вьют верёвки и вяжут. Мужчины приводят в порядок инвентарь. Прежде всего — повозки. Вот уж кому досталось, так досталось. Ещё ножницы совсем разломались — придуманная Петей конструкция шарнира с клиновидной чекой достаточно быстро развалилась. Кроме того, режущие кромки изработались о то и дело попадающие между ними камушки, после чего их использовали каждую по отдельности, заточив и слегка зазубрив. Это тоже было не слишком удобно, поэтому сейчас придумывалось что-то среднее между серпом и косой. То есть кривое костяное лезвие на длинном бамбуковом черенке.

Много трудов было положено на создание обуви. Не так-то просто оказалось и расколоть ствол дерева на дощечки, и вырезать их примерно по форме подошвы, и сплести верёвочные ремешки, пропустив их через с трудом проделанные по краям отверстия. К тому же это натирало щиколотку, хлопало на ходу и съезжало набок. А потом Граппа отправилась на охоту, надев на ноги корзинки-лодочки, сплетённые из веничной травы.

— Ух ты! Как здорово! — обувка, хоть и выглядит совсем некультурно, но мягкая и лёгкая. Это даже на глаз видно по походке старшей жены.

— Брага сплела, — ответила девушка. — Но я помогала. И теперь тоже смогу.

Урок чеботарного мастерства Петя воспринял от питекантропской девочки с великим вниманием. Тут оказалось не вполне плетение, а скорее связывание шнурами коротких тонких пучков — бунтов. Получившиеся тапочки выдерживали, если не шаркать ногами, километров двадцать-двадцать пять непрерывной ходьбы — примерно дневной переход. А потом перевязывались заново с выбрасыванием перетёршихся стеблей и заменой их на новые. С освоением некоторых хитростей — десяток минут работы. Зато и от камушков и от раскалённой солнцем земли эти чувяки вполне защищают ноги. Э-э… бегать в них тоже можно. Неторопливой трусцой.

За размеренными ни в малейшей степени не судьбоносными делами прошел второй месяц сухого периода. До начала дождей оставалось от двух до четырёх недель, когда Гыр затеял серьёзный разговор:

— Шеф! Засоленное мясо всё ещё не испортилось. Рака вымачивает его и готовит нам каждый день, — начал он издалека.

— Да. Таким способом мы проверяем, как долго оно остаётся съедобным в жару. Это — испытание технологии хранения — проверять каждый день до тех пор, пока не почувствуем, что оно испортилось.

— О! Это очень надёжный способ узнать новое — попробовать, и увидеть, что получилось, — глубокомысленно кивнул питекантроп. — Того времени, которое прошло с победы над быком хватит охотникам, чтобы, — Гыр растопырил пальцы одной руки, — столько раз принести домой добычу, убитую в нижних лесах. Охотники моего бывшего племени часто приходят к кострам, у которых ждут их женщины и дети, с протухшим мясом.

— А почему женщины и дети не идут вместе с охотниками в нижние леса, чтобы скушать свежего оленя?

— Если уйти из пещеры — её займут другие, — подумав ответил древний человек. — Тогда мы окажемся беззащитными во время дождей. У нас очень хорошая пещера. В ней наше племя жило всегда.

Петя подумал над услышанным и немного удивился. Совсем капельку. Ведь Гыр видел возведённые его руками постройки — разве они хуже, чем пещера? Или древний человек слишком пленён сложившимися стереотипами, или есть какое-то обстоятельство, о котором забыл помянуть.

— Далеко ли живёт ваше племя? — продолжил он расспросы.

— Мы шли оттуда полную луну, пока не увидели огонь вашего костра, — Гыр секунду помолчал, а потом «расширил» своё повествование. — Путь наш всё время вёл на восход солнца. Сначала мы двигались навстречу ручьям, а потом — попутно им. Однако воды в них становилось всё меньше, а не как у нас — чем ниже по течению, тем шире поток.

Как интересно! Получается, что, чем ближе к их реке, тем скуднее становятся родники. А ведь они, собирая шишки этого не приметили — встречались в тех местах ручейки, вот и всё.

— Почему вы шли именно в эту сторону? — продолжил допытываться юноша.

— На заход солнца и на его дневное положение уходят наши охотники. Мне не хочется спорить с ними из-за добычи. А если идти туда, — Гыр махнул рукой в сторону севера, — то кончаются деревья, начинаются травы, а ночью очень холодно и нечем обогреться.

«Похоже на альпийские луга, — рассудил Петя. — То есть бывшее племя Гыра сидит в пещере в зоне горных лесов и спускается для охоты в долины, расположенные на юге и на западе. А в нашу сторону, то есть на восток, не заглядывает. Почему бы это?»

— Гыр. А почему в нашу сторону, на восходящее солнце, не ходят за добычей ваши охотники?

— Наши охотятся и в этом направлении. Только не так далеко, как мы ушли, потому что уже на половине пути становится слишком далеко, чтобы донести мясо до семейных костров. Я хотел бы рассказать людям своего племени о соли. Они могли бы пересыпать ею добытое мясо, чтобы оно не испортилось в пути, — в голосе мужчины слышен вопрос.

Это он что, разрешения спрашивает? Похоже. То есть ходатайствует перед перед вождём племени о позволении поделиться секретом с другими людьми, чья судьба ему не безразлична? Оказывается у питекантропов имеется этика. Граппа упоминала принцип «чужим ничего не давать», — пусть это и совершенно противоположное утверждение, но тоже касается сферы отношений между людьми.

Поразмыслив, Петя сообразил — невозможно предугадать, послужит такое действие ему на пользу, или принесёт вред. Скорее всего — приобретение подобного знания кучкой людей, живущих отсюда в месяце пути, вообще никак не скажется на жизни его и его семьи. С другой стороны, если через два месяца Гыр приведёт своих соплеменников к бессточному озеру, то наковыряют они на его берегах совсем другой соли. Горькой и, возможно, опасной для здоровья.

Тогда ведь наступит уже влажный период. Образовавшиея на берегах слоистые отложения уйдут под воду или будут размыты дождями. Разве сумеет он втолковать дикарям такие понятия, как «насыщенный раствор»… или что там влияет на скорость выпадения в осадок тех или иных солей? Это сначала получится артель «Напрасный труд», а потом огорчение, за потраченное в никуда время.

— Соль можно собирать только в течение трёх лун после дня самой короткой тени, — сказал он, проведя в уме вычисления и переведя результат на местную терминологию. — Или сейчас, до наступления дождей, или уже после начала следующей засухи и до её завершения, — добавил он для полной ясности то же самое, но другими словами.

Не зря он это сделал:

— Каких лун? — переспросил Гыр.

Пришлось показать три пальца, что вызвало на лице у собеседника проблеск понимания — числительных в языке питеканропов Пете слышать не приходилось, но на пальцах они кое-что могли и показать.

— Да, в сухой период, — подтвердил мужчина, проведя в уме какие-то свои вычисления.