У Максима немедленно засосало под ложечкой. Он знал, что охрана лагеря обязательно устроит ему сегодня торжественные проводы, но даже и не предполагал, что, во-первых, этим займётся данная троица, прозванная Костоломами, а, во-вторых, они вознамерятся устроить шмон в библиотеке. Время от времени вертухаи «Титаника» делали это, но безрезультатно и после примерно сороковой попытки, отчаялись найти незаконный узел связи, по которому из зоны на волю и наоборот, бесконечным потоком шла самая различная информация, а она была, зачастую, очень важной, так как содержала, например, рукописные указания зеков своим западным адвокатам и банкирам относительно перевода денежных средств, а не одни только чмоки-чмоки, передаваемые любовницам.

Как не хранили тайну своей библиотеки и её библиотекаря обитатели «Титаника», а слухи, пусть и не слишком достоверные, доходили до ушей лагерного начальства, а оно было двух видов. Главным в лагере считалось то начальство, которое отвечало за выполнение плана, ведь «Титаник» был ещё и современной швейной фабрикой, спрятанной за высокими бетонными стенами и укрывшейся в заповедных мордовских лесах на северо-западе республики. Так оно и было в рабочей зоне круглые сутки и днём в жилой, но зато ночью вся власть в ней автоматически переходила в руки охранников лагеря, а это была редкостная сволота. Они с гордостью говорили о себе, что охранники Бухенвальда рядом с ними сопляки. Вряд ли кто из них знал, где находился лагерь смерти Бухенвальд и какие в нём зверствовали охранники, ведь вертухаи «Титаника» были не только людьми малообразованными, но к тому же ещё и недалёкими личностями, если и не вовсе тупыми, жестокими скотами. Да, ничего не скажешь, весёленькая история случилась в России. Если раньше эти господа составляли самую презренную часть гастарбайтеров, которая была способна выполнять только самую простую работу, не требующую никаких умственных усилий, то теперь они выбились чуть ли не в элиту, вот только элиту самого худшего сорта.

Наёмная охрана, состоящая из одного только отребья, не знала пощады ни к кому, как и не ведала стыда за содеянное и лишь то обстоятельство, что лагерь должен выполнять план по пошиву женской и мужской модной одежды, отправляемой в Западную Европу, удерживало её от зверств. Сегодня явно был не тот случай. Это Максим понял сразу. Понял это и Аркадий, который чуть слышно шепнул ему:

— Ну, что, майор, вломим им?

Максим отрицательно помотал головой, встал и громко, вызывающе и насмешливо спросил:

— Вы кого пришли лечить, уроды? Меня? Ну, так учтите, я уже заплатил начальнику лагеря пять штук баксов за билет от «Титаника» до Павловки, где меня ждут друзья. Если я не приеду вовремя, они с него спросят по всей строгости, а потом вздрючат вас так, что вам не поздоровится. Понятно?

Какими бы тупыми не были трое битюгов, они поняли, что Чкалов заплатил отступную начальнику лагеря и им теперь вроде бы не с руки его прессовать, чтобы вытрясти из него хоть что-то, но жаба-то душила. Немного подумав, Клещ проворчал:

— Чикалов, раз ты эта, запалатил начальнику, то запалатишь и нас, а то непарядок палучаеца.

Максим криво улыбнулся и тихо шепнул:

— Аркадий, иди в цех. За меня не волнуйся и, вообще, до скорой встречи. Мы с тобой обязательно свидимся. — После чего, выпроваживая Сомова, угрожающе проворчал — Ну-ну, сейчас я вас за всё запалачу. Так запалачу, что вы это запомните до конца своей недолгой собачьей жизни.

Трое тяжелоатлетов, все на полголовы выше Максима, невольно опешили от тона голоса зека. Если Аркадий Сомов ничего не почувствовал и вышел из библиотеки, то вертухаев внезапно охватило странное волнение и они невольно направились в угол, но были остановлены грозным окриком:

— А вы чего здесь забыли? Шагом марш в караулку.

Это был майор Завьялов, кум лагеря «Титаник», высокий и стройный мужчина тридцати пяти лет от роду, тоже выпускник училища погранвойск, которого партия, а он был членом НДПР ещё с курсантских времён, направила по окончании училища в Мордовию. Как и начальнику лагеря, а вместе с ним ещё нескольким его заместителям, Максим, чтобы его не трогали лишний раз, однажды преподнёс в дар Игорю Завьялову пятнадцать тысяч долларов. Вообще-то этого можно было и не делать, майор Завьялов был неплохим парнем и за одиннадцать лет не совершил ничего такого, за что его можно было ненавидеть. Главным злом в «Титанике» были вертухаи-наёмники и их шестёрки из числа заключённых, так называемые «бугры», но совсем не те, которые были бригадирами. Эти бугры, продавшиеся с потрохами вертухаям, даже жили отдельно от всех остальных зеков, в своём собственном боксе. Их было немного, всего чуть больше семи десятков, но зверствовали они похуже, чем вертухаи. Майор Завьялов, который, как всякий кум имел в зоне стукачей, относился к буграм с презрением уже только потому, что их не имело смысла вербовать. Войдя в библиотеку он огляделся, покивал головой и с усмешкой спросил:

— Ну, что, майор, ты уже собрался? Твоя электронная карточка-паспорт готова и лежит у меня в кармане. Забрал я её из канцелярии. Полковник Кравцов попросил меня проводить тебя честь по чести и посадить на автобус до Темникова.

Максим, вздохнувший с облегчением, обрадовано сказал:

— Конечно готов, гражданин начальник. Нищему в дорогу собраться, только со стула встать и за порог выйти.

Кум вздохнул и огорчённо сказал:

— Это ты правильно сказал, майор. Нищие легки на подъём, это не разжиревшие богатеи. Ну, раз ты готов, пошли на склад, что при канцелярии, где твоё барахло хранится, переоденешься. Хотя прошло четырнадцать лет, как тебя сюда привезли, думаю, что оно сохранилось, а потом я тебя провожу до автобуса. Он через час двадцать отправляется. До Темникова отсюда езды чуть больше полутора часов.

Хотя Максим и не «прислушивался» к куму, его сознание чуть ли не кричало ему: — «Майор, помоги мне! Один раз ты уже меня здорово выручил, так сделай милость, помоги ещё раз. Ты же не простой зек, майор, я ведь не дурак и вижу это.» Это его заинтересовало, но он не мог взять и расспросить майора Завьялова, в чём корень его проблем. Благодарно кивнув куму, Максим вышел вместе с ним из библиотеки, но закрывать её ему не пришлось, поблизости находился Сомов, которому он молча передал ключ и слегка подмигнул на прощание. Через несколько минут Максим вошел вслед за майором Завьяловым в помещение склада, там ему выдали опечатанную коробку с личными вещами и он погрузился в их изучение. Его арестовали в середине апреля две тысячи пятнадцатого года в Дербенте, но обвинение предъявили гораздо позднее. В Дагестане, едва добравшись вплавь до берега, Максим добрался до закладки, спрятанной на берегу, и переоделся в гражданскую одежду — джинсы, летнюю рубашку с короткими рукавами, ветровку и кроссовки, к ним прилагались также солнечные очки, носовой платок и кепка-бейсболка. Ещё у него имелся с собой бумажник с двадцатью тремя тысячами рублей, но это были ещё старые, дореформенные деньги. Их Максим и нашел в отдельном, запечатанном конверте — четыре купюры по пять тысяч, три тысячные купюры и десятка три рублей монетами.

Все его вещи были новыми, можно сказать ещё не обмятыми и абсолютно чистыми. Такими он снял их с себя перед тем, как лечь на кушетку в медсанчасти местного отделения ФСБ. Когда же Максим поднялся с неё, ему пришлось надеть на себя уже совсем другую одежду. Хотя это и был армейский камуфляж, для него он стал фактически тюремной робой. Чуть ли не сдёрнув с себя тёмно-серый лагерный клифт, мятые штаны и прочее барахло, сбросив с ног тяжелые ботинки, Максим, подождав, когда с ноги снимут электронного сторожа, быстро переоделся и вздохнул с облегчением. Ему, вдруг, показалось, что он уже на свободе, хотя всё ещё находился в лагере. Майор Завьялов, глядя на него, улыбнулся и Максима снова резанула его невысказанная даже не просьба, а мольба. После этого они зашли в кабинет майора Завьялова, перед входом в который кум прижал палец к губам и вместе позавтракали в нём. Из здания управления, в нём находилась также лагерная больница, через большой двор, с одного края которого стояли в шахматном порядке шесть трёхэтажных бетонных зданий жилой зоны, а с другого четыре пятиэтажных корпуса швейной фабрики, они направились к четырёхэтажному зданию казармы вертухаев. Только через него можно было выйти пешком или выехать на автомобиле из «Титаника», да, и то не сразу, а сначала попав во внешний двор. Когда они отошли от управы метров на десять, кум тихо попросил: