Этот роман фактически является продолжением романа «Три недели в Советском Союзе», вызвавшем, на мой взгляд, определённый резонанс среди читателей, считающих Самиздат Мошкова своей чуть ли не самой главной библиотекой. За него я получил как множество плевков, так довольно большое количество положительных, благожелательных отзывов. Думаю, что мой новый роман о «попаданце» в наше советское прошлое с его бедноватым социализмом и восторженным интернационализмом, вызовет ещё большую бурю негодования и оскорблений в мой адрес. В любом случае он давно уже вызрел в моём сознании и потому, отложив в сторону всё остальное, я приступаю к изложению романа в виде файла на своём компьютере и буду регулярно выкладывать его на своей страничке.

Пока Лена готовила мне завтрак, я с чашкой кофе сел за компьютер, чтобы просмотреть почту. Вчера я вернулся домой поздно и мне было не до неё. Когда на экране появилась знакомая желтая заставка «Яндекса», я мельком бросил взгляд курсы валют и огорчённо вздохнул. Евро стоил восемьдесят девять рублей сорок семь копеек, доллар шестьдесят три рубля восемьдесят одну копейку, а нефть снова упала в цене и теперь торговалась уже по двадцать четыре доллара семнадцать центов, хотя вчера за неё давали двадцать пять долларов и шесть центов. Да, так мы из кризиса никогда не вылезем. Открыв почтовый ящик, я отхлебнул глоток кофе вздохнул и на секунду прикрыл глаза. Наверное я всё-таки не выспался, раз меня сразу же стала обволакивать мягкая, умиротворяющая дремота. «Ничего, как только завтрак будет готов, Лена меня мигом разбудит.» – подумал я, поставил чашку на стол и склонил голову на грудь. В следующую секунду я провалился черноту сна, который продлился, наверное, всего несколько коротких мгновений.

Проснулся я сам, без напоминания Лены, наиболее вероятного кандидата на роль моей шестой и, надеюсь, последней жены, о том, что мне пора завтракать, одеваться и отправляться на работу. В следующую же секунду я услышал весёлый, молодой и жизнерадостный голос мамы, крикнувшей с кухни:

– Боря, вставай! Не проспи, сынок, школу. Я побежала, завтрак на столе.

Вслед за этим хлопнула дверь, а ещё через несколько секунд калитка и лязгнул задвигаемый засов. Всё было, как наяву и я, понимая что мне всё это снится, моё детство и мама, машинально открыл глаза и невольно вскрикнул:

– Что за чёрт!

Да, уж, удивиться было с чего, ведь я увидел перед собой не свой домашний кабинет и не работающий компьютер, перед которым только что задремал, а маленькую комнатку в родительском доме, обшарпанный шифоньер, простенький книжный шкаф и старый письменный стол у окна. На столе лежало несколько тетрадей, дневник, а на самом краю моя светло-коричневая, вся разрисованная шариковой ручкой, папка на молнии с учебниками. Ещё на стене висел так никогда и недоделанный планер – итог восьми месяцев хождения в авиамодельный кружок дома пионеров, а рядом с ним моя самая большая ценность, плакат чешского певца Карела Гота с автографом. Бог мой, что же это случилось? Я машинально взглянул на свои руки и удивился. На них не было татуировок, которые мне накололи в армии. На левом предплечье не стало десантника, спускающегося на парашюте, а на правом штык-ножа, который обвивала кобра с раздутым капюшоном. Отбросив одеяло, я вскочил на ноги, подбежал к окну и отдёрнул занавеску. За окном я увидел наш сад весь в яблоневом цвету.

Ничего не понимая, я сел на стул за письменный стол потому, что у меня просто задрожали колени. Как только я положил руки на стол, то немедленно увидел перед собой призрачный, полупрозрачный, но тем не менее всё же достаточно яркий монитор компьютера, перед ним клавиатуру, справа от неё коврик, а на нём беспроводную мышку. Я мог отлично разглядеть на компьютере свой почтовый ящик, минувшим днём и ночью мне пришло целых семнадцать новых писем и куча спама, а также дату внизу, тринадцатое мая две тысячи пятнадцатого года, шесть часов сорок минут с какими-то секундами. Посмотрев на будильник, тикающий на полке справа, я мысленно отметил: – «Отстаешь, родимый, на целых пять минут». Не веря своим глазам и ощущениям, я встал и компьютер немедленно исчез. Сел и он снова появился. Ничего не понимая, я положил руку на мышку и пальцы ощутили её. Подвигав мышкой, я открыл последнее письмо, от приятеля, живущего в Штатах. Тот приглашал меня в гости и во вложенных файлах находились бланки, которые я должен заполнить, распечатать, подписать и отнести в посольство.

Закрыв почтовый ящик, я зашел на сайт своей компании, весьма успешно борющейся с кризисом. Это точно была какая-то чертовщина, я находился в прошлом, даже не помню точно в каком именно году, а мой компьютер в довольно-таки далёком будущем и не смотря на это мне удавалось на нём работать. Покрутив головой, я зажмурил глаза и склонил голову, как будто задремал. Да, как же, сон, словно рукой смахнуло. Посидев с закрытыми глазами, я открыл их и снова уставился на компьютер, который никуда не исчез. Правда, мне бросилось в глаза то, что время на нём не сдвинулось вперёд и таймер по прежнему показывал шесть часов сорок минут. Посмотрев на будильник, я увидел, что он показывает уже шесть часов сорок одну минуту и затрезвонит на весь дом через девять минут. Так, кажется я провалился в прошлое и очень удачно вселился в своё собственное тело. Ну, и кто я теперь? Борис Викторович Картузов, владелец и генеральный директор инвестиционно-консалтинговой компании «БизнесПро» или Борька Картузов по прозвищу Карузо?

Я встал и отошел от стола. Компьютер исчез. Нет, я наверное всё-таки Карузо. То ли от огорчения, то ли ещё почему, но я быстро поднёс руку ко рту и впился в неё зубами. Больно, чёрт? Вон, до крови прокусил. Теперь точно синяк будет. Посмотрев на белые отметины зубов и капельку крови, я слизнул её языком и подумал: – «Нет, я теперь уже ни то, и ни другое, я, говоря языком младшей дочери, большой любительницы фантастики, как и сам в её годы – «пападанец», только на старости лет. Ой, блин, мужику осенью стукнет шестьдесят, а с ними такая дикая и нелепая история приключилась. «Интересно, а как там обстоят дела с компьютером?» – подумал я и снова сел за стол. Компьютер снова появился передо мной, как ни в чём не бывало. «Ладно, нужно поменять позицию.» – сказал я сам себе, обул комнатные тапочки, подтянул синие сатиновые трусы и вышел из своей комнаты в ту, которую мы торжественно именовали залом.

Посреди этой, не такой уж и большой комнаты стоял круглый обеденный стол, который накрывался только по праздникам. Я подсел к нему и на этот раз никакого компьютера не появилось. Ну, что же, уже неплохо. Шумно вздохнув, я пошел в ванную комнату, которую мы с отцом пристроили однажды осенью, уже под зиму, и, прежде чем начать умываться и чистить зубы, посмотрел в зеркало. Из него на меня глянула курносая, взлохмаченная физиономия с почти битловской причёской, румяная и радостная, с юношеским пушком на подбородке. Так, растительность на лице у меня появилась в семидесятом, когда мне уже было почти шестнадцать лет и тогда же со мной стали частенько случаться поллюции, хотя с девушками я ещё не начал встречаться с вполне конкретными целями. В классе я был старше всех почти на год, а ещё выше всех пацанов больше, чем на голову. Ну, тут у меня всё было в полном порядке, никаких взрывов. Просто ещё в пятилетнем возрасте я обгонял всех сверстников и в четырнадцать лет имел рост сто восемьдесят четыре сантиметра, а вес восемьдесят шесть килограммов.

Охая и вздыхая я быстро умылся, затем, немного подумав, зажег газовую колонку, взял отцовскую безопасную бритву с иранским лезвием «Руби-стилз» и смахнул со своей физиономии весь золотистый пушок, после чего оросил её лосьоном «Огуречный». Чёрт, что же мне делать теперь-то? Положение моё было хуже архиерейского – взрослый мужик, шестьдесят лет это не тот возраст, что считать себя дедом, тем более, что в свои шестьдесят я выглядел максиму на пятьдесят и ни на что особенно не жаловался, попал в тело сопляка, которому не исполнилось ещё шестнадцати. Хреново, ничего не скажешь. Паспорт мне выдадут только второго октября. Чёрт, а тут ещё ведь и в школу ходить надо. Нет, я лучше повешусь, чем снова пойду в школу. Ну, вешайся не вешайся, а сегодня, во избежания разговора с отцом по-мужски, что выливалось обычно в длиннейшую нотацию, мне всё же лучше сходить в школу. А что потом? Ну, а потом суп с котом. Потом будет видно. Снова поискав глазами на полочке и не найдя тюбика с зубной пастой, я увидел картонную круглую коробку с зубным порошком и чуть не взвыл от досады.