— Я тебя не понимаю, Лара, — в голосе принца слышался упрек, — еще ни одна женщина не говорила мне, что ей со мной скучно. Я ж не зануда, я полон энергии и жизни, я ж, по твоим собственным словам, один из столпов общества!

Лара вздохнула еще откровенней. «О господи, помолчал бы уж», — едва слышно пробормотала она. Вот зануда! Она заметила, как его набухшему члену стало тесно в его коротких облегающих шортах. Секс с ним больше всего досаждал ей. С ним все было как-то обыденно, предсказуемо, механически.

— Идем! — Не скрывая гордости за столь откровенное проявление своего мужского достоинства, он потянул ее за руки. — Для начала немного отдохнем и успокоимся, — сказал он, многозначительно подмигивая, — потом прокатимся на «феррари» в горы.

— Ладно.

Она позволила ему поднять себя на ноги, и они пошли, сопровождаемые многочисленными взглядами.

У них были раздельные номера, но, как правило, любовью они занимались в ее номере. Когда же они остановились перед дверью, внутрь она его не пустила.

— В чем дело? — запротестовал он, — посмотри, как поднялся, прямо заглядение!

— Побереги на потом, — сказала Лара как можно мягче, во всяком случае она старалась, чтобы голос ее звучал примирительно. — Я на минутку прилягу и позвоню тебе, как только проснусь. — Не обращая внимание на его протесты, она захлопнула за собой дверь.

Лару охватило внутреннее беспокойство, граничащее с оцепенением, чувством, которое она часто испытывала, будучи замужем за Майклом Крихтоном. После развода это чувство исчезло. И вот снова…

Зазвонил телефон. Она подняла трубку, будучи уверенной, что это Альфа, твердо решив раз и навсегда отшить его. Но звонили из Нью-Йорка.

— Алло?

Ее озадачило, кто это мог знать, где она находится.

— Лара? Лара, это ты? Плохо слышно!..

— Кто это?

— Лара, ты слышишь меня? Это Касс. Случилось ужасное. Маргарет погибла. Они застрелили ее.

Маргарет срочно доставили в ближайшую больницу. Она была еще жива, но состояние ее было безнадежное. Ее верные соратницы стояли, столпившись на улице, и молчали.

Внутрь больницы пустили лишь самых близких для Маргарет людей. На их лицах было написано отчаяние от того, что они ничем не могли ей помочь. Слез ни у кого не было — Маргарет ненавидела слезы. Касс Лонг и Рио были самыми близкими подругами Маргарет. Первая была ее секретаршей, доверенным лицом, организатором и вдохновительницей многих ее акций. Вместе с ней она училась в колледже.

Рио Яву Маргарет считала своей самой верной подругой, опорой и надеждой в жизни. Рио являлась соучредительницей организации «За свободу женщин» и активно работала в ней.

Вышедшая из приемного отделения сестра сообщила, что Маргарет делают переливание крови.

Рио обернулась к Касс.

— Где Дюк?

— Едет сюда, — ответила та. Ее лицо было белым, как полотно.

В кабинет проследовало несколько врачей, плотно закрывших за собой дверь.

В коридоре показался еще один человек в белом халате.

— Я могу ее видеть? — спросила его Касс.

— Вы ее родственница? — Он заметил пятна крови на платье стоящей перед ним женщины. (Касс держала голову Маргарет на коленях, пока не прибыла машина скорой помощи).

— Да, — солгала она.

Врач взял ее за руку.

— Предупреждаю, зрелище не из приятных.

Касс прикусила губу, чтобы не выдать волнения.

— Ну, если вы родственница, тогда… Конечно, это против правил, вы понимаете… Ну хорошо, идите за мной.

Врачи предпринимали все, что было в их силах. С помощью двух шлангов Маргарет делали переливание крови, третий был введен в ноздрю. Один из медиков проводил усиленный массаж сердца.

— Скажите, есть хоть какая-нибудь надежда?

Врач покачал головой, взял Касс под руку и вывел из кабинета.

«Господи, кто же мог это сделать?» С того самого момента, когда Маргарет упала на землю, этот вопрос неотрывно преследовал ее.

В уме она перебирала множество различных версий. У Маргарет было немало врагов. Многие ей завидовали — ее положению в обществе, ее неотразимой красоте и молодости. Некоторые не одобряли того, что она делала. Других раздражал ее образ жизни, то, что она жила, как хотела, не обращая ни малейшего внимания на критику и распускаемые о ней сплетни. Последнее время она жила с Дюком К. Уильямсом, чернокожим автором и исполнителем джазовых песен, человеком с темным уголовным прошлым.

Касс он не нравился. Она чувствовала, что он использует Маргарет в своих целях.

Касс знала и о письмах, полных ненависти, которые получала Маргарет. В них ее называли не иначе как «негритянской подстилкой», «проституткой». Были среди них и письма с откровенными угрозами убить ее.

«Лоренс Браун, — писал один из этих ненавистников, — недавно я видел тебя в вечерней передаче Джонни Карсон Шоу. Ты похожа на крысу, я ненавижу тебя! Как я хотел бы, чтобы тебя прихлопнули. Я бы сам с удовольствием влепил тебе пулю!»

Подобные письма приходили почти ежедневно. Маргарет и Касс настолько привыкли к ним, что почти сразу же о них забывали. Лишь телефонные звонки наводили на Касс ужас. Эти приглушенные, явно измененные голоса советовали Маргарет не совать свой нос куда не следует. Незадолго до трагедии угрозы участились из-за того, что Маргарет ввязалась в дела проституток. Еще бы! Ведь она увела от этих негодяев сразу столько девиц, что все эти подонки, содержатели борделей и прочие мафиози, державшие все нити этого грязного бизнеса в своих руках, не на шутку встревожились. Им вдруг стало не хватать проституток, и всякий раз, после очередного выступления Маргарет, хозяева недосчитывались нескольких сотен своих наложниц.

В адрес Маргарет продолжали сыпаться угрозы. От нее требовали покончить с «великой революцией куртизанок», как образно назвал ее деятельность журнал «Нью-Монс-Мэгэзин», поместивший фото Маргарет на обложке и посвятивший этому движению целых шесть страниц…

Дюк с трудом протискивался сквозь толпу собравшихся у входа в больницу, натыкаясь на каждом шагу на полицейских, журналистов и телерепортеров. За Дюком следовали его менеджер и личный пресс-секретарь. Не отвечая на вопросы, они добрались наконец до двери лифта, где путь им преградил полицейский.

— Черт возьми, — вспылил Дюк, — уберите этого типа с дороги, иначе я вытряхну из него душу.

Рука полицейского нервно дернулась к кобуре пистолета.

— Спокойно, Дюк, — быстро вмешался менеджер, — он ведь для охраны Маргарет здесь. Касс, должно быть, уже где-то там, наверху.

Послали за Касс, и та уговорила полицейского пропустить их.

— Как это случилось? — спрашивал Дюк отрывисто. — Они кого-нибудь арестовали? Она будет жить?

— Думаю, что нет, — отрешенно ответила Касс, — она обречена.

Подошла Рио.

— Все кончено, — сказала она, — Маргарет только что скончалась.

Мэри-Энн всякий раз забавляло, когда на Энцио, этого могущественного человека, накатывало желание самому приготовить обед. Тогда он выгонял всех из кухни, повязывал фартук и начинал священнодействовать, колдуя над спагетти, чесночным хлебом и своим фирменным соусом «а ля Энцио». Так случилось и сегодня.

— Дорогой, ты такой смешной в этом фартуку прощебетала Мэри Энн. Она была единственной из всех домочадцев, кому Энцио разрешал находиться при этом на кухне, и то в качестве наблюдательницы.

— Ты не хочешь, чтобы твоя малышка Мэри помогла тебе?

«Малышка» — так прозвал ее Энцио. Ей было невдомек, что так он называл и всех ее предшественниц.

— Нет, — решительно покачал Энцио головой, — принеси-ка лучше немного вина.

Принеся вина, Мэри-Энн села на кухонный стол, свесив красивые длинные ноги. На ней было черное, плотно облегающее платье с глубоким вырезом. Энцио лично заботился о ее гардеробе, блюдя один и тот же стиль. Он не разрешал ей носить брюки или юбки и не терпел малейшей небрежности в ее одежде. Мэри-Энн это вполне устраивало. Сравнивая свою теперешнюю жизнь с прошлой, она находила, что быть вместе с Энцио несравненно приятнее, поэтому во всем шла ему навстречу. К тому же она не забывала, что Энцио знаменит, и ее самолюбию льстило, что она принадлежит такому человеку.