Приходилось иметь в виду, что членов совета, главным образом ровесников ее отца, будет нелегко склонить на свою сторону. Эти люди консервативны и старомодны, их еще только предстояло убедить в том, что подростки, эти сыплющие отборными ругательствами шалопаи, которые кажутся им едва ли не монстрами, действительно нуждаются в поддержке представителей старшего поколения. Однако, несмотря ни на что, Дженнифер была исполнена решимости добиться задуманного, и в качестве первого шага в осуществлении цели ей необходимо было заручиться поддержкой Майкла, как второго лица, обладающего правом подписи.

Она уже успела несколько раз намекнуть ему о своих намерениях, предполагая в самое ближайшее время рассмотреть вопрос о неизбежности предстоящих перемен. При этом Дженнифер понимала, что убедить коллег сразу не удастся, для этого понадобится время. И терпение. Она также знала, вернее, внутренним чутьем догадывалась, что мистера Элиота тревожат ее планы. Скорее всего, он считал их очередным женским сумасбродством…

Майкл незаметно погрузился в сон. Дженнифер бесшумно поднялась и направилась к двери, однако Мэттью опередил ее и, открыв дверь, не только вежливо пропустил вперед, но и последовал за ней вниз по лестнице.

— Тебе действительно нет нужды оставаться здесь с Майклом, — решительно произнесла Дженнифер, когда они оказались внизу. — Я сама могла бы…

— Что ты могла бы? Перевезти его к себе домой? А твоя собственная семья, твой муж и твои дети? У тебя ведь уже есть дети? Нет-нет… мистеру Элиоту будет гораздо удобнее здесь. В конце концов, если бы тебе искренне хотелось забрать Майкла к себе, ты могла бы несколько раньше уговорить его переехать, вместо того чтобы дожидаться минуты, когда он фактически окажется на пороге смерти.

На пороге смерти! Господи, о чем он говорит? Дженнифер почувствовала, как сердце ее тревожно забилось.

— Я на самом деле пыталась это сделать, — защищаясь от несправедливого упрека, торопливо произнесла она, оставив без комментариев упоминание о несуществующем муже и детях. — Ты не понимаешь… Майкла всегда отличало обостренное чувство гордости. А кроме того, вся его жизнь неразрывно связана с Бриджтоном.

— Ты же слышала слова доктора, — неумолимо продолжал Мэттью. — Он уже слишком стар и немощен, чтобы жить в таком доме. Посмотри на эту лестницу, не говоря уже о… Какое-то время я побуду с ним, пока будут оформляться документы.

— Это его дом, — перебила его Дженнифер и тут же напомнила. — Ты же слышал, как он сам сказал, что хочет остаться здесь.

— Да, но его желания, к сожалению, не соответствуют его состоянию. Нельзя идти на поводу у требований больного человека, которого страшит перспектива оказаться вдали от своего родного дома, среди чужих людей. По крайней мере, это одна из проблем, с которой мы бы никогда не столкнулись в так называемых нецивилизованных странах. Там всячески почитают пожилых людей, относятся к ним с глубоким уважением. Вот чему нам следовало бы поучиться.

«Нецивилизованные» страны… Мэттью всегда мечтал отправиться туда и поработать на благо местных жителей. Однако даже беглый взгляд на его руки — холеные, сильные, не слишком загорелые, с ухоженными ногтями — свидетельствовал о том, что последние десять лет они не были знакомы с лопатой или молотком. Вряд ли Мэттью стал бы заниматься в Африке обустройством колодцев и выгребных ям, этой далекой от романтики работой, которой в том числе когда-то оба хотели себя посвятить после окончания университета.

Какими же идеалистами они были в ту пору! Помнится; как дико разозлился Мэттью, когда Дженнифер призналась ему, что передумала ехать и сочла своим долгом вплотную заняться делами отца.

— Ты хочешь сказать, что для тебя деньги значат больше, чем люди? — буквально впав в бешенство, словно на допросе с пристрастием, требовал он у нее ответа.

Из всех сил стараясь не давать воли слезам, Дженнифер покачала тогда головой:

— Нет, конечно, нет!

— Так докажи это! Поезжай вместе со мной!

— Не могу, Мэттью, пожалуйста, постарайся меня понять!

Как она умоляла его поверить, но Мэттью не хотел ничего слушать…

— Поскольку я собираюсь остаться с Майклом, мне нужно кое-что сделать. Самое главное — забрать свои вещи из гостиницы. Ты можешь пока побыть с ним?

Вопрос Мэттью вернул Дженнифер из воспоминаний в день нынешний.

— Ты побудешь с ним, пока я не вернусь? — повторил он вопрос.

Ее так и подмывало ответить отказом: в самом деле, с какой стати она должна помогать Мэттью Эггермонту? Но Дженнифер слишком переживала за Майкла, чтобы поддаться соблазну отмщения.

— Да, я могу побыть здесь, — ответила она спокойно, даже не повернув головы.

— Я постараюсь вернуться как можно скорее, — сказал Мэттью, и, нахмурившись, посмотрел на часы — простые, массивные, но, как успела отметить про себя Дженнифер, дорогие. Его одежда была на вид также недешевой, можно даже сказать, весьма и весьма недешевой. Чему удивляться — еще в далекие дни их юности этот парень в деньгах никогда не нуждался. Его бабушка, родом из преуспевающего семейства предпринимателей, сочеталась браком с выходцем из кругов обедневшей британской аристократии, которого каким-то ветром — не иначе как в поисках удачи и восстановления материального положения — занесло за океан. В общем, деньги и имя породнились, и, кажется, удачно.

В семье Мэттью, как и в семье Дженнифер, существовала традиция помогать окружающим, однако сам молодой человек имел свой особый взгляд на задачи благотворительной деятельности.

— Людям нужно помогать обретать независимость, заставлять их избавляться от иждивенчества, вселять в каждого уверенность в собственные силы, обучать необходимым навыкам. А не приучать к регулярным подачкам, унижающим достоинство здорового трудоспособного человека. Всякий раз, когда Мэттью произносил эти слова, он возбуждался от уверенности в собственной правоте, загорался от грандиозности планов…

Дженнифер так и подмывало повторить то, что ему не нужно утруждать себя заботой о Майкле, ведь она готова взять на себя всю полноту ответственности за здоровье старика. Однако девушка не стала этого делать, понимая, с каким наслаждением Мэттью отвергнет ее предложение о помощи. Ведь от нее не скрылось, каким полным презрения взглядом одарил ее бывший возлюбленный при встрече. А как скривились его губы, как придирчиво он ее рассматривал, когда она вошла в комнату Майкла!

Что же такого в ней, что могло вызвать подобное презрение?

Может быть, ему показалось, что в тридцать лет уже не подобает ходить с распущенными по плечам волосами, даже если они изумительного золотистого оттенка и составляют предмет ее гордости? Что подобная прическа более к лицу восемнадцатилетней девушке? Или он посчитал, что ее бежевые брючки, подобранные в тон к длинному пальто, слишком просты по сравнению с нарядами молодых привлекательных женщин, в обществе которых он, несомненно, проводит время? А вдруг его позабавил ее кашемировый свитер нежного персикового цвета, тактично скрывающий нежную округлость ее груди. Кстати, чем не повод вспомнить, какой упругой она была?

Впрочем, какая разница, что там подумал Мэттью, усмехнулась про себя Дженнифер, когда тот вышел из комнаты. В конце концов он четко дал ей понять, что его не интересуют ее настроение, ее чувства. При этой мысли Дженнифер вздрогнула, как будто в комнату внезапно ворвался холодный ветер.

После ухода Мэттью прошло минут десять. И тут она услышала, как наверху закашлял Майкл. Охваченная тревогой, Дженни поспешила к нему, однако, открыв дверь в спальню, к своему облегчению, увидела, что тот сидит на постели. Заметив девушку, он радостно улыбнулся. Вид у него был явно получше — болезненное выражение спало, на щеках выступил легкий румянец.

— А где Мэттью? — поинтересовался Майкл.

— Ушел в гостиницу за вещами, — улыбнувшись, ответила она.

Ее слегка, самую малость, обидело то, что Майкл в конечном счете предпочел бы ее обществу компанию Мэттью Эггермонта.