Знать-то он меня знал, но лысина респектабельная покрылась испариной – не шутка быть под прицелом.

– Шура… Мы договорились, Шура… Мы договорились. Уговор дороже денег, Шура… – приговаривал он придушенным голосом, приближаясь к машине.

Я не издавал ни звука. Только когда он достиг дверцы, я отрывисто рявкнул:

– Стой!

Директор встал как вкопанный. Рука на дверце.

– Открывай. Спокойней. Одно лишнее движение и…

– Шура, мы ведь договорились, Шура… Мы договорились.

– Садись! Заведешься по моей команде.

Он влез в машину. Застыл.

Как только «мерседес» покинет гараж, снаружи в проем из маскирующей темноты тут же вся обойма «узи» прилетит – горец-кавказец, уверен, наготове. И второй наготове – за той, другой дверью. Будут палить безостановочно и не особо целясь – бетонная коробка, сплошные рикошеты от стенки к стенке, какая-нибудь да зацепит.

Ладно-ладно, поиграем!

Я ухватился левой рукой за задний бампер, подтянулся к нему как можно ближе:

– Заводи!

Машина заурчала. Ну, с богом!

Я повернулся на бок так, чтобы поменьше соприкасаться с полом, моему телу сегодня уже досталось с избытком.

– Пошел!

«Мерседес» победно рыкнул, рванулся с места и буквально выпрыгнул из гаража, волоча меня за собой.

Да, прав я оказался. Тут же верзила, сторожащий момент справа от ворот, выпустил длинную очередь внутрь, не прицельно. Он заметил меня, но поздно. Глаза его следили за другим уровнем – боковым зрением он уловил что-то такое волокущееся и даже почти мгновенно отреагировал. Но он-то – почти, а я – мгновенно. Я ожидал, ЗНАЯ. Он знал, что я должен быть внутри, НЕ ОЖИДАЯ снаружи. И когда верзила направил автомат в мою сторону, я уже бросил бампер, перекатился через себя и выстрелил первым. Его вторая автоматная очередь была куда угодно, но не в меня – он завертелся волчком, не снимая палец с курка, и пули ушли в «молоко», в лес, в дом, в гараж… куда угодно, но не в меня. Джигит-верзила еще вздыбил пыль у себя под ногами последними выстрелами… и свалился ничком в эту пыль.

А в гараже что-то покнуло – пок! – и озарилось, пыхнуло светом и жаром. Попал-таки джигит шальной пулей в канистру!

«Мерседеса» и след простыл, как я и предполагал.

Спотыкаясь, полуослепленный бензиновой вспышкой, я бежал к пожарной «Волге». Догоню! Не будь я Бояровым! И не становись никто между нами!

«Волга», приученная именно к экстренным вызовам, взяла с места в карьер. Выезд на магистраль так или иначе мимо злополучной дачи. Дача полыхала белым сумасшедшим огнем.

И на фоне этого белого пламени вдруг возник черный силуэт. Очередь! «Узи»! Лобовое стекло раскололось и брызнуло крошкой в лицо. Я инстинктивно зажмурил глаза. Но руки же инстинктивно резко рванули руль вправо и тут же вернули его обратно. Удар! На меня обрушилась неимоверная тяжесть, и я на какое-то время отключился.

Очнулся я тут же. На меня что-то навалилось и прижало. Мотор «Волги» заглох. Я заворочался, наткнулся на ручку дверцы, дернул – вывалился в траву.

Только тут понял, что произошло. При столкновении того, кто стрелял в меня, подбросило вверх, и он, как снаряд, влетел в кабину сквозь разбитое лобовое стекло, припечатав меня к сидению. Левая рука не слушалась, задело пулей. Лицо и грудь липкие от крови – моей ли, джигита ли? Осколки от лобового стекла изрядно посекли – представляю, что у меня сейчас вместо лица: «Я упала с самосвала, тормозила головой».

Разорвав рубашку, я зубами и правой рукой перетянул рану. Попытался выволочь труп из машины, но его где-то заклинило – застрял. Черт с ним! Силы надо беречь. Сдвинул на правое сиденье, попробовал завести мотор. С пятой попытки удалось. Вперед!

Поселок проснулся. Пожар был… в разгаре. Дожидаться пожарных, милиции не стоит.

Ничего еще не потеряно. «Мерседес» у Мезенцева что надо, но и «Волга» специализированная, «01». Мы еще поиграем, побегаем, посостязаемся. Несмотря на солидную фору.

Приморское шоссе. Огней «мерседеса» не видать, ну, да сотня километров – дистанция, на которой есть смысл попробовать догнать. Догоним и перегоним – и в светлое будущее!

Самым большим неудобством был ветер, неустанно бьющий по физиономии. Он заставил щурить глаза, которые и так слипались (потеря крови все-таки внушительная, накатывала слабость). К тому же без лобового стекла я рисковал получить случайно отскочившим камешком, соринкой, жуком, любой самой маленькой хреновиной в глаз – на скорости за полтораста эффективней пули. Но и сбавлять нельзя. Терпи, Бояров!

Я попробовал взяться за телефон – теперь был прямой смысл звякнуть 01, 02, а мне самому и 03 не помешало бы. Но! Левая рука висела, как не моя. А правую оторвать от руля я не решился. Останавливаться, дозваниваться, объясняться – в общей сложности четверть часа уйдет. Те самые четверть часа, за которые Мезенцев может добраться до Выборга. Четверть часа при наших с ним скоростях – это почти пятьдесят километров, а он уже мчит где-то тоже около пятнадцати минут. Итого сотня. До Выборга. А я его должен догнать и взять в Выборге, до того, как он минует мост. От моста две дороги – на Брусничное, километров сорок до границы, и на Торфяники, где-то шестьдесят. Это уже погранзона. И на мосту шлагбаум, пограничники. Даже если я снесу его за милую душу и рвану по той дороге, что избрал Мезенцев. Пока суть да дело… доказывай потом, имея только… да ничего не имея! Если Головнин и компания опоздали в порту, если директор смоется за кордон, я остаюсь один с ворохом прегрешений, к которому, помимо дачного пожарища, еще трех трупов, угона служебной пожарной «Волги», приплюсуется и попытка незаконного пересечения границы. И сделают из меня такого показательного козла отпущения за неимением подлинных виновников, что только держись!

Держись, Бояров, держись! «Гуси летят…». Трасса есть трасса, на ней может произойти что угодно – бензин у «мерседеса» кончится (канистры-то в гараже остались… хотя они- то предназначались не для заливки в бензобак, и СВОЕ назначение выполнили), поломка самая пустяковая (тоже вряд ли, машину готовили заранее, да и «мерседес» как-никак, фирма гарантирует… скорее, у моей «Волги» по дороге что- нибудь отвалится, особенно после стрельбы по ней в упор!). Ладно, остается рассчитывать, что на мосту у шлагбаума Мезенцеву нужно будет пройти непременную процедуру – с документами, визой… Надеюсь, времени хватит чтобы нагнать. Иначе… иначе лучше не предполагать, что будет.

Ко всему прочему «Волга» изредка виляла, а на такой скорости недолго и впилиться в дерево на обочине или просто слететь с трассы, уткнувшись носом в дюну. А виляла она потому, что труп горца время от времени валился на меня, под правую руку. Я локтем отпихивал его обратно и с трудом выправлял машину – правая, она же единственная работоспособная. В общем, состояние очень неустойчивого равновесия.

И я чуть было не лишился этого равновесия – душевного уж точно, а вслед за ним и физического бы, когда б не спасительное «гуси летят…».

Потому что после очередного отпихивания труп вдруг коротко простонал и сказал: «Су!».

Ожил! Ветерком обдуло. Жив. Мгновенный животный ужас – но тут же радость! Горец, конечно, не самый удобный пассажир, но лучше живой, чем мертвый. Ну полуживой! Дотянуть бы до конца, до логического конца – до конца погони. И каков бы ни был ее исход – даже если Мезенцев проскочит границу, а меня повяжут, вот свидетель! Его подлечат, а потом раскрутят. Пусть у него переломаны ноги-руки, ребра, черт знает что, но главное – язык без костей, не сломается. Вот ведь только-только очнулся и: «Су!». Ругается, родненький, живехонький! Живи, гардаш, ты мне нужен! Ты даже не представляешь, как нужен!

– Су… – повторил «покойник». – Вода! Дай! Вода!

Ах, вода? Где ж я тебе воду возьму! Немного виски осталось, но и до бутылки-то не дотянуться. И не надо тебе, дорогой, сейчас воды, терпи – ты мне живой нужен. Воду в таких случаях не рекомендуют. В каких, кстати, случаях? Знать бы, что у него сломано, долго ли продержится и продержится ли?! Ничего! Осталось всего-то ерунда.