– Не похож… не похож… – якобы раздумчиво проговорил он. Про себя что-то решал, вычислял: есть ли смысл.
Не было ему никакого смысла. Ну, промурыжит он меня три часа и вынужден будет отпустить. А Бояров-младший возьмет и звякнет – мало ли у Боярова-младшего связей осталось в наследство от Боярова-старшего, даром что швейцар. Никаких, конечно, связей у меня не было, во всяком случае в кругу «группы товарищей» отца. Но откуда Карначу знать?! В других кругах – да, связи, и немалые, но в данном случае их как раз лучше не афишировать. Но откуда Карначу знать?! Было искушение, когда менты куражиться стали, попросить с каменным лицом телефон и действительно звякнуть. Вальке. Его контора к ментам относится не ахти, да и взаимно. Но что я Вальке бы сказал? Мол, сижу в Василеостровском отделении, менты донимают? Так он и примчался! И нет никакого желания попадать в зависимость к Вальке и к его конторе. Тьфу-тьфу-тьфу!
– И на него не похож! – как бы подхватил я шутку. Вместе шутим. Попросту, по-приятельски, нет?
– На кого? – не понял капитан.
– На него… – кивнул я в сторону портрета на стене.
Тот, который Бикмурзин, хихикнул. Смешливый, еще тогда у дверей «Пальмиры» так же отреагировал после моего «Ничего, что я с вами на ты?». Разрядилась обстановочка. И Карнач вроде помягче стал.
– Не похож… не похож… Вот уж на кого не похож, на того не похож. Ну и что же нам с тобой делать, Александр Евгеньевич?.. Значит, о Быстрове ничего не можете сказать?
«Александр Евгеньевич»- уже хорошо. Перелом произошел.
– Что я могу сказать! В лицо знаю, а так – нет.
– И не звонил?
– И не звонил. С какой стати мне звонить, если я его только в лицо знаю. И никаких у нас с ним дел никогда…
– Ладно-ладно, верю! А у кого с Быстровым были дела? Не обращали внимания?
Во-от, наконе-ец-то прие-ехали. Может, я для того им и понадобился? Швейцар сам по себе заманчивая фигура для ментов как источник. А я еще и Бояров-младший. Ну, предпочел юноша романтику «дна», однако корни-то… наверху, в номенклатуре. О-очень заманчивая фигура.
– Не обращал. Не до того. У меня ведь какая работа…
– Знаю-зна-аю. Заждались тебя?
– Не без того.
– Дорожишь работой? Нравится?
– Я вообще редко делаю то, что мне не нравится.
– Как же, как же. Наследственное, не иначе. Люди кругом все время, да? Кто только ни заглядывает! Купля-продажа небось вовсю, разговоры…
– Сами понимаете, товарищ капитан.
– Понима-аю… Ну-ка, Ляшков, Бикмурзин! Курить охота? Пойдите покурите. Да! Ляшков! Документы-то отдай Александру Евгеньевичу.
Короче, обычная вербовка. Нет-нет, ничего подписывать не надо. Зачем же! Мы ведь должны доверять друг другу, не так ли, товарищ Бояров?
Так! Так! Поскольку и подписывать ничего не надо, я с энтузиазмом согласился и горячо заверил товарища капитана, что приложу все усилия для снижения уровня криминогенности в районе и в городе посредством подробной и чуть ли не ежедневной информации э-э… руководства!
Сарказма товарищ мент, судя по всему, не уловил и весьма был рад тому, что не обманулся во мне, в Боярове-младшем, который, в сущности, наш, НАШ. А для меня – это обычный ритуал после всех разборок с ментами. Не первая разборка и не последняя (хотя лучше бы последняя). «Стучать» – себя не уважать. А я себя уважаю. И всех моих клиентов в «Пальмире»- уважаю. «Каждый на своем месте…». Рэкетир? Перекупщик? Кидала? Воротила? Мне-то что? Они сами по себе. Я сам по себе. У меня есть каратэ. У них… другие таланты. А жить по закону – это как? Особенно в стране, где только через семьдесят лет очнулись: давайте строить правовое государство. Отца по закону угробили, без крови и уголовки, инфарктом пристукнули: перестройка у них, у «группы товарищей». И Афган – по закону. И менты с пропитыми рожами – по закону… Только частная собственность у НИХ – вне закона. А раз так… на нет и суда нет. Во всяком случае, не мне судить. «Каждый на своем…».
Несмотря на почти дружеское расставание, Карнач почему-то не предложил подбросить меня обратно, до «Пальмиры». Ну да я в пять минут на частнике добрался.
– Как? Что? – встретили меня Юрка с Олегом. Молодцы! Так и не открывались, дожидаясь моего возвращения. Но уже были на пределе. Представляю их мандраж, если бы менты продержали «подозреваемого Боярова» три часа – в строгом соответствии с законом.
– Ошибочка вышла, Но сначала чуть не напугали. Ерунда, короче. Да не трясись ты, говорю же: ерунда.
– Тебе хорошо говорить «ерунда»! А мы тут совсем задергались. Кладовочка-то вот она, – пояснил Олег, – полным-полнехонька.
– Я же вам сразу сказал: это не ОБХСС.
– Тем более!
– Что – тем более?
– Да так… Мало ли…
– По этому поводу имеем полнее право принять! Или принять! Как у нас теперь правильней? – разрядил атмосферу Юрка, потирая руки.
– Неважно. Главное, начать! – поддержал я. – Заслужили. За испуг.
Мы начали. Мы приняли. Еще приняли. И не «продажного» коньяка для клиентов, а настоящего «Ахтамара». Напряжение абсолютно естественно, как всегда бывает, разрешилось неудержимой болтовней:
– А что Борюсик? Что про него слышно? И вообще, что он за клиент?
– О-о! Мужик он очень не бедный! – охотно развил тему Олег. – Приподнялся на антиквариате. Лет десять-двенадцать назад. В основном на отъезжающих в Израиль. С тех пор ни в чем себе не отказывает. Телки – его слабость. Да, и карты! Он год назад сто штук в де-берц просадил. И, кстати, очень не хотел их отдавать.
– Последнее дело! – скривился Юрка. – Карточный долг – долг чести. А если не понимает, то всегда найдутся ребята, которые популярно объяснят.
– Именно. Борюсику и объяснили. Подъехали и растолковали, сколько стоит честь, да и жизнь, между прочим. Борюсик не сразу, но понял. В течение трех дней выложил. Сумма, надо сказать, несколько увеличилась к тому времени, счетчик включили. Но тут ничего не поделаешь, у каждой игры свои правила. В де-берц – одни, в кошки-мышки – другие. Чтоб неповадно было с серьезными людьми кошки-мышки затевать. Но Борюсик не очень обеднел, хотя уважение потерял.
– Уважение подороже ста штук будет стоить! – сказал Юрка. – Ты про Репу знаешь историю?.. Да, давай еще по одной… Так знаешь?
Я не знал. Слышал что-то такое – Репа, Рёпа. Но и только. А что про Репу?
И Юрка с Олегом, перебивая друг друга подробностями, прихлебывая «Ахтамар», со вкусом завспоминали.
Репа – не игровой, а просто богатый клиент. В Питер нагрянул откуда-то с Севера, с приисков – погулять, а понравится если, то и осесть: денег-то пруд пруди! Это он так считал. Профессиональные каталы Репу два месяца обхаживали, что-то у него покупали, что-то ему продавали, вместе по кабакам ходили, широко гуляли, одних и тех же телок снимали. И иногда, по очереди, за карты с ним садились – с переменным успехом, но чаще проигрывали по двести, триста, пятьсот. Почву рыхлили. Подружились. А когда почву подготовили, один из картежников зазвал Репу в «Пулковскую» на свой день рождения. Якобы. Крепко выпили, поплясали, покидали денег в оркестр, пофотографировались с удавами, нашли общий язык с девчонками – выступили, что называется, по полной программе. А под занавес поехали с этими «незнакомыми» телками к ним на флэт – надо продолжить веселье!
Квартирка-то отдельная уже специально оборудована: над креслом, куда Репу так или иначе усадили, – фальшивая электрическая розетка. Через нее из соседней комнаты карты Репы – как на ладони. Один из дольщиков шепотом и передавал своим. Микрофончик, тоненький проводок из внутреннего кармана по спине и затылку под волосами, миниатюрный телефон прямо в ушной раковине – все как положено.
Виски – рекой. Девочки ахают, повизгивают, восхищаются размахом Репы, по коленям оглаживают. Угар!..
В итоге Репа к утру попал где-то штук на двести. Протрезвел, восстановил ситуацию, проанализировал и понял, что влип в «домашнюю заготовку». Но деньги отдал! Более того, чтобы не выглядеть в глазах других лохом, никому ни слова не сказал. Зато после выплаты долга его авторитет в деловом мире вырос – дальше некуда. Репа, правда, с тех пор в Питере не появлялся, капитал новый, скорее всего, на приисках сколачивает. Но гляди: и человека давно не видно, может, и нет его уже – деревом придавило, в болоте утоп, медведь задрал – человека нет, а авторитет остался. И это лучше, чем наоборот. К вопросу о долгах чести и понимании порядочности в деловом мире.