Определенно, это была не репродукция или сценический реквизит.
И когда он сделал выпад в ее сторону, она поняла, что умрет.
Но вместо этого ощутила только резкое движение воздуха у своего уха. Не успела она моргнуть, как он уже вложил ту штуковину в ножны и вернулся в изножье кровати.
В его латной рукавице качался локон ее волос.
Он сверкнул дьявольской усмешкой.
– Доказательств достаточно, распутница?
Мара уставилась на него, усмешка раздражала ее больше, чем распутница.
Она задрала подбородок.
– Это доказывает лишь, что вы взяли напрокат подлинный костюм, – бросила она ему. – И что у вас быстрые ноги.
Его усмешка исчезла.
– Ты сердишь меня больше пределов моего терпения. Прочь из моей кровати, женщина, и немедленно, или я отрежу больше, чем просто локон твоих волос.
Мара вспыхнула, уловив, где остановился его взгляд. Слишком поздно она поняла, что прижала подушку так сильно, что та сползла ниже ее грудей. И что один из сосков торчал выше края ее лифчика.
Она ощетинилась, гордость мешала ей прикрыться.
– Итак, вы развратны так же, как и грубы.
Его лицо потемнело.
– Прокаженная неверующая шлюха расшевелила бы меня больше, чем женщина с кровью Макдугаллов. Но знай: если бы я захотел тебя, – клялся он, качая перед ней локон ее волос, – я мог бы взять тебя быстрее, чем мой клинок добыл свой трофей.
– О! – на щеках Мары вспыхнул румянец. – Убирайся отсюда! Сейчас же!
– Как пожелаете, – он отвесил ей низкий поклон и направился к стене рядом с камином.
– Эй, оловянный солдатик! – крикнула она ему вдогонку. – Дверь в другой стороне.
Он продолжал идти.
Но через несколько шагов остановился и обернулся к ней.
– Мне не нужна дверь.
Он опять поклонился ей, на этот раз коротко.
А потом шагнул прямо через стену.
Глава 7
На следующий день рано утром Мара торопливо шагала по тропинке древней тисовой рощи. Старые деревянные указатели, размещенные на равном друг от друга расстоянии, уверяли, что она двигалась по направлению к конюшням Рэйвенскрэйга, но ее сомнения увеличивались с каждым изгибом и резким спуском извилистой тропы.
Больше похожая на оленьи следы, дорожка вела прямо через густые заросли деревьев, и каждый поворот открывал на краткий миг устье и контуры Внутренних Гебрид, бесчисленных островов, растянувшихся вдоль горизонта, словно туманные синие жемчужины.
Сердце Мары было переполнено чувствами, дыхание перехватывало от красоты ее новой родины.
Холодные воды, подмигивающие ей, выглядели такими же гладкими и синевато-серыми, как аспидный сланец. Темными и спокойными. И призрачный туман, клубившийся над покрытой рябью поверхностью, вовсе не вырисовывал очертания мужчины.
Испытывая чувство благодарности за это небольшое чудо, она покачала головой, ругая себя, что вообще рассматривала такую возможность.
Стояло просто прекрасное туманное утро. Ничего более.
Она даже могла слышать приятное журчание бегущего где-то недалеко ручья. Могла чувствовать запах сладковатой холодной воды, догадываясь, что путь ручейка пролегает параллельно тропинке.
И еще у нее возникло неприятное ощущение, что за ней наблюдают.
Мара нахмурилась, не в состоянии отрицать это.
Она просчиталась. Горячий Шотландец находился не там, над Устьем Ломе, паря в дрейфующей завесе морского тумана. Он был здесь, намного ближе. Разгневанный, опасный и потрясающе мужественный. Его присутствие ощущалось на всем протяжении рощи. Он словно насмехался и дразнил, и от этой мысли, ее пульс начал дико скакать, а каждый дюйм кожи покрылся мурашками.
Она выдохнула, отбрасывая волосы.
– Вздор и чепуха, – пробормотала она, продолжая повторять мнение Мердока о всей этой жути, будто три слова были мантрой.
– Совершенная чушь, – добавила она, позаимствовав фразу у вечно недовольной мегеры, жившей на углу Керн Авеню.
У маленькой женщины ростом не выше пяти футов, с острым языком и свирепым взглядом имелись короткие язвительные замечания для всего, что находилось под этим небом.
Но меткие колкости Мары не произвели впечатления на ее призрачного горца.
Тем более, не запугали.
Ничуть. Его сильная сущность продолжала циркулировать вокруг нее. Волнующая и высокомерная, понимающая, что трепещет каждый ее нерв, проникающая сквозь ее щиты и барьеры. Заставляющая ее поверить.
Кстати, когда он превратился в ее призрачного горца?
Не желая разбираться, она всмотрелась в пространство между деревьями, готовясь к худшему. Судя по его прошлым выходкам, он вполне мог стоять, прислонясь к стволу тиса, сложив руки на груди и впившись в нее взглядом.
Будучи невидимым, конечно.
С прошлой ночи она знала, что он мог находиться где угодно.
Делать что угодно. Даже соблазнить ее.
Рассмотреть ее прямо через одежду.
– О боже, я зациклилась на этом, – прошептала она, огибая губчатые участки мха. – Меня преследует призрак.
Дьявольски сексуальный призрак.
Она застонала, зажав нижнюю губу между зубами, ускоряя шаг. Пока она будет просто ощущать его присутствие, не слыша за спиной его шагов, не видя внезапной вспышки движущейся стали, образующей дугу в тумане, с ней все будет в порядке.
Она надеялась на это.
И была решительно настроена доказать это. Она глубоко вдохнула острый воздух. Свежий воздух Хайленда был напоен ароматами леса, влажной земли и папоротника. Таким обычным утром богатые, пряные запахи должны были доставить ей большое удовольствие.
Но этого не случилось, и стремительное продвижение сквозь мрачную тисовую рощу тоже не способствовало этому.
Так же как и знание, что окружавшие ее деревья жили больше тысячи лет.
При этой мысли во рту у нее пересохло.
Тисы были огромными, как Рэйвенскрэйг, они, несомненно, росли здесь во времена оловянного солдатика, и возможно, даже стали свидетелями его предательства. Стояли, когда он промчался по этой самой дорожке в темноте ночи со знаменитым Гелиотропом Далриады, надежно запрятанном в мешочке у пояса.
Оловянный солдатик, вот уж, в самом деле.
Именно так и есть!
Она вздрогнула, кутаясь в куртку от порыва пронесшегося мимо нее ледяного ветра.
Вместе с ветром, казалось, и роща подкрадывалась к ней, становилась все темнее и непрогляднее с каждым ее шагом. Даже устье скрылось из виду, и от его внезапного исчезновения ей стало не по себе среди нависших тисовых ветвей.
Смущало и то, что некоторые деревья казались полыми, и их пустые внутренности были заполнены чернотой. Темные тени требовали исследования.
Но не теперь.
– Н-е-е-ет, спасибо, – отказалась она, поспешно двигаясь вперед.
На ум пришел Томас-Рифмач.
Великий мистик тринадцатого столетия предположительно заснул в полости такого же тиса, растущего в похожей роще в окрестностях Инвернесса, дожидаясь своего возрождения. Если подобное укрытие было достаточно хорошим для него, то и ненавидящий Макдугаллов призрак не постыдился бы использовать пустое дерево для своих собственных дурных целей.И он не спал.
Он шпионил за ней. Замышлял свой следующий ход или возможно даже смеялся над ней.
Находясь в уверенности, что не оценила бы такого юмора, Мара оглядывалась вокруг, изучая древние искривленные деревья и жалея о своем богатом воображении.
Где находятся эти конюшни?
Она почти бежала, едва не оступаясь, и споткнувшись о корень, замахала руками по воздуху. Когда ей удалось выпрямиться, она проворчала:
– Здесь поработал дьявол.
Это была еще одна из язвительных насмешек сварливой ведьмы с Керн Авеню.
Если бы у нее имелся хотя бы наперсток яда той карги. Вместо этого она уперлась рукой в бедро, с трудом дыша. Вокруг нее носился холодный ветер, волосы разметались в разные стороны, ледяные порывы пронзали ее сквозь одежду. Почти как невидимые руки, пытавшиеся раздеть ее, пока она не останется стоять обнаженной и дрожащей на тропинке среди торфяника.
24
Томас-Рифмач – Томас Лермонт из Эркельдуна (англ. ThomasLearmonth; ок. 1220 — ок. 1290), также известный как Честный Томас (TrueThomas) или Томас-Рифмач (ThomastheRhymer) — легендарный шотландский бард XIII века, персонаж кельтского фольклора, возможно, реальная личность. В легендах описывается как непревзойдённый поэт, певец и музыкант, обладающий даром провидца. Упоминается в хронике XIII века как «Томас из Эркельдуна» (ныне Эркельдун или Эрсилдун носит название Эрлстоун, Бервикшир, Шотландия). Наиболее известным предсказанием Томаса являлась смерть шотландского короля Александра III 19 марта 1286 года.