— Что вас интересует прежде всего?

— Абсолютно всё! Я только вчера вернулся с того конца света и о вашей операции почти ничего не знаю.

Хаусман с силой провел волосатой пятерней по раскрасневшемуся лицу и, не отрывая глаз от земли, глухо заговорил:

— Мне стало известно, хоть это и не входит в мои обязанности, что минувшей ночью должен был проводиться какой-то хитроумный эксперимент, связанный со звездами. Об этом как-то вскользь упоминал тот, второй, который был со Сьеном. Ну а дальше мне не составило труда догадаться о настоящей цели приготовлений… — Он глотнул воздуха, прочистил горло и, с опаской поглядывая на грозного напарника, поспешил добавить: — Я знаю правила и не собираюсь лезть куда не надо. Наша группа должна была обеспечить негласность подготовительных работ и личную безопасность исполнителей. С этой задачей мы справились. А в том, что произошло, моей вины нет.

— Хватит оправдываться! — перебил его Растини. — Все мы виноваты, и об этом разговор впереди. Лучше скажите, на какое время был назначен эксперимент?

— Эти двое были не ахти как разговорчивы и с нами почти не общались. Но я вспоминаю, как один из них — не Сьен, а тот, второй — обмолвился, будто основная часть работы должна проводиться ночью так, чтобы луна и солнце не мешали чистоте эксперимента.

— Больше они ничего не говорили? — В голосе Растини пробились нотки заинтересованности. Он перестал раскачиваться и присел на трухлявый пень.

— Как же, говорили! Произносили какие-то мудреные слова, но я их не запомнил. Никого не подпускали к своим коробкам и при нас их не открывали.

— Что еще?

— Не знаю, как сказать, но… — Хаусман запнулся, будто со всего маху наскочил на столб.

— Ну, говорите же!

— Понимаете, господин Растини, я хотел бы поскорей закончить это дело, получить расчет и забыть те кошмарные дни.

— Вас что-то напугало?

— Если бы так! Всё оказалось гораздо хуже. Если б вам довелось пожить в той атмосфере, побыть в одной компании с напарником Сьена, ощутить на себе его взгляд, от которого до сих пор мороз по коже дерёт… О-о, тогда бы вы заговорили по-другому. Наши нервы были на пределе. Печать таинственности и зловещих предзнаменований лежала на всем, к чему бы они не прикасались, о чем бы не говорили! Там, где они появлялись, нависала жуткая пустота. Даже птицы замолкали и отворачивались цветы… Не знаю, как это выразить… За ними постоянно тянулся шлейф многозначительных недомолвок. Они ничего не говорили о своих делах, но их поведение было красноречивее слов. И это было самое страшное — видеть и не понимать!.. С той поры, как я узнал Сьена, он сильно изменился. Я видел, как в его глазах прячется дикий, непередаваемый ужас, который он пытался подавить спиртным. Особенно часто это бывало после их долгих уединений. Что там происходило — одному господу известно… а может, и самому сатане!.. В последние дни Сьен вообще не просыхал и, как мне кажется, уже тогда предчувствовал конец…

— В то, что вы рассказываете, трудно поверить. У Сьена вместо нервов трехдюймовые канаты. Недаром патрон держит его при себе.

— Но я не лгу!

— Ладно, не будем об этом. Вы уверены, что во время эксперимента в районе не было посторонних?

— В общем-то, да!

— Что значит — в общем?

Хаусман сморщился так, будто его схватил приступ зубной боли, и нехотя проговорил:

— Видите ли, господин Растини, летом в горах работали заготовители. Недавно их вывезли. Этот вопрос мы специально уточняли… Так вот, сегодня выяснилось, что один из них по совершенно непонятным причинам остался на своей делянке.

— Как остался? — Растини вскочил и снова забегал по песку. — Вы знаете, чем это вам грозит?

— Да! Знаю! — взорвался Хаусман. — Знаю и был уверен, что всё идет по плану! Разве я мог предполагать, что какому-то идиоту приспичит сидеть в лесу, в то время как остальные разъехались по домам?!

— Идиот вовсе не он, а вы сами! И вам еще придется объясняться по этому поводу с патроном! Как хотите, но сведения об этом субъекте должны быть собраны немедленно!

— Уже собрал, — сквозь зубы процедил Хаусман. — Его зовут Стив Гартнер. Живет здесь, в Гартенберге.

— Ну вы даете, Хаусман! — по-змеиному прошипел Растини. — Если этот тип что-то видел, он может рассказать другим.

— Понимаю, — исподлобья зыркнул на него Хаусман. — И так места не нахожу… потому и вас вызвал.

— Как обстановка в городе?

— Полная тишина. Никто ни о чем не догадывается. Военные тоже не появлялись… Как вы думаете, — в его голосе затеплилась надежда, — а может, ничего страшного не случилось и всё обойдется?

— Не обольщайтесь! — отрубил Растини и снова зафыркал. — В любом случае операция оказалась сорванной… Но не будем отвлекаться. Где вы остановились?

— В отеле «Танцующий лебедь» под видом заезжих негоциантов.

— Старайтесь не привлекать внимания. Они обязательно сюда нагрянут, и тогда у вас появится возможность что-нибудь разузнать. Я заночую в лесу, в машине. Окончательный план доработаем завтра. Думаю, в ближайшее время многое изменится… Кстати, как вы поддерживаете связь с вертолетом?

— Пилоты прослушивают меня в назначенные часы. Но выходить в эфир я разрешил только в исключительных случаях.

— Разумно. Завтра с утра вызывайте вертолет — попробуем провести разведку.

— Если погода позволит. Не нравятся мне эти тучи. Смотрите, как быстро они наступают. Если зарядят дожди с туманами — а здесь такое бывает — мы рискуем и вовсе застрять.

— Ладно, старина, не падайте духом, — голос Растини чуть смягчился. — Будем искать выход вместе. Ну и наделали вы шума своим вызовом! Я даже переодеться не успел — прямо в машину и сюда!

Хаусман пропустил мимо ушей его реплику и вновь вернулся к тому, что больше всего его волновало:

— Если там был взрыв, они наверняка погибли! Надо собирать манатки, предупредить людей и сматываться, пока в город не заявились фараоны.

— А что они вам сделают? Вы негоцианты, торгаши. Занимайтесь своими делами, ни во что не вмешивайтесь.

— Думаете, там одни дураки?

— Ерунда! С вас взятки гладки, если, конечно, сами не наделаете глупостей. Хуже другое… Если те двое остались живы и попали в лапы полиции, они могут заговорить. А этого нельзя допустить…

— Понятно, господин Растини. Будем думать… Но объясните, бога ради, что это был за эксперимент? Зачем понадобилось разыгрывать спектакль и даже составлять специальную инструкцию?

— Вы, кажется, забываете, где работаете! — жестко отрубил Растини. — Глупо, но приходится напоминать — у нас не задают лишних вопросов. Откровенно говоря, я не завидую вашей участи. Надо было видеть лицо патрона, когда ему передали сводку.

— Неужто сам патрон…

— Молчите и не перебивайте! — Глаза Растини вспыхнули яростью. — Если вам дорога шкура, никогда не произносите вслух, да и про себя тоже, никаких имен!

— Но я не собирался никого называть, — сделал попытку оправдаться Хаусман.

— Всё равно вы слишком болтливы! Лучше думайте о том, как исправить положение и выпутаться самому. Ха-ха-ха!.. — Растини похлопал его по плечу с видом палача, которому предстояло в следующую минуту отправить свою жертву на эшафот.

— Исправлять положение нам придется вместе, — не раздумывая, парировал Хаусман. — И не пытайтесь сделать из меня крайнего. Еще не известно, чья вина больше!..

— Что вы хотите этим сказать?

— Ничего! Говорить я больше не буду — спасибо за урок! А вот показать кое-что могу… — Он извлек со дна чемодана пухлую тетрадь в черном клеенчатом переплете и выставил ее перед собой как щит.

— Что это? — удивился Растини.

— Дневник. Эту тетрадь выронил тот, помоложе, когда в спешке выгружали его снаряжение. Я нашел ее в вертолете под сиденьем и спрятал подальше.

— Вы читали ее?

— Нет, только просмотрел. В ней много цифр, а я в них не смыслю. Но тетрадь эта не простая — тут меня не проведешь! И там такое имеется… Как знать, может найдется человек, который по достоинству оценит стоимость этих бумаг.