Известие о туристах вызвало разочарование. Уповать на то, что всё само собой образуется, больше не приходилось. Если с ними женщина, тогда точно — случайные люди…

Время поджимало. Надо было на что-то решаться. Но вот дверь распахнулась, и Стефан похолодел. Сердце бешено сорвалось с места и запрыгало как в конвульсиях… На пороге стоял один из тех, кого он видел на берегу. Та же фигура, одежда, лицо. «Хаусман!.. — догадался он. — Зловещий призрак, оживший во плоти!»

«Негоциант» направился к скучавшему в одиночестве партнеру. Завидев его, тот вяло махнул рукой. Хаусман уселся, наклонился к напарнику и стал что-то наговаривать ему на ухо. Стефан продолжал исподтишка наблюдать и заметил, как исчезла хмельная расслабленность в поведении помощника Хаусмана. Он подобрался; лицо сделалось настороженным, злым.

Между тем Фернандес возился с ужином для вновь прибывших. Заметив это, Хаусман подозвал его и, обняв за плечи, усадил за стол. Все трое выпили, после чего между ними завязались переговоры.

Стефан не слышал ни одного слова, но чутье подсказало — они расспрашивают о новых постояльцах. Фернандес не скупился на жесты, и это помогло понять — гости поселились в отдельных комнатах на разных этажах. Видимо, то же интересовало и Хаусмана. Он извлек из бумажника несколько купюр и вложил их в руку Фернандеса. После этого все встали и вышли.

«Наконец-то! — облегченно вздохнул Стефан. — Теперь надо спокойно, без помех выяснить всё, что касается этих липовых торгашей».

Дождавшись возвращения хозяина, он подошел к стойке и завел с ним беседу. Чуть погодя он уже знал, что господин Ренгольд (так назвал себя Хаусман) с партнерами представляют крупную фирму по заготовке древесины. Кроме них в гостинице проживают восемь человек. Только что заявились еще четверо. Назвались туристами, а там черт разберет, кто они такие. Его дело сторона — лишь бы вели себя прилично да платили за постой. Только не похожи они на странствующих отпускников. Наметанный глаз и цепкий ум Фернандеса действовали безотказно, и Стефан стал опасаться, как бы самому не попасть впросак, не опростоволоситься перед этим бесхитростным на вид человеком, с уст которого не сходила медоточивая, будто приклеенная улыбка.

Разгулявшаяся фантазия вновь воспроизвела недавнюю жуткую сцену. Только теперь, рядом с призраками Растини и Хаусмана, почему-то оказалась тучная фигура Фернандеса. Тяжелый исподлобья взгляд. Глубокие провалы пустых глазниц. Зияющий оскал открытых десен с желтыми, вкось посаженными зубами. Все трое стояли обнявшись, тесной кучкой, как бы олицетворяя собой торжество безумия, проникшего как червоточина в его затуманенный мозг…

Не в силах бороться с наваждением, Стефан ухватил со стойки стакан, наполнил его из первой попавшейся бутылки и залпом опорожнил.

Хмель ударил в голову. Навязчивые картины пропали. Он отдышался и, вцепившись как клещ в Фернандеса, продолжил расспросы. Как и следовало ожидать, предположения подтвердились. Хаусман проверял приезжих. И еще одну интересную подробность узнал Стефан. В числе прибывшей четверки были: ученый — профессор — и какой-то доктор. Фернандес слышал, как в обращении между ними назывались эти слова. Третья, как известно, женщина. Кто четвертый? Странная компания. И появились странно. Что привело их в Гартенберг? Откуда взялся вертолет? Стефан понял: эти же, и не только эти вопросы терзают сейчас и Хаусмана.

Прилив бодрости, вызванный спиртным, быстро прошел. Голова стала пустой и одновременно тяжелой. Потянуло на воздух…

Закутавшись в плащ, он шагнул в чернильную темноту, перешел на противоположную сторону улицы и там остановился. В отеле светились несколько окон. Где-то за ними скрывались по-прежнему недоступные гости. Как быть дальше?.. Издалека ничего не различить. Подобраться ближе? Но он не знает, кто и где в данный момент находится. Возвращаться домой? Обидно уходить, не выяснив всё до конца…

Пребывая в нерешительности, Стефан прикинул расстояние до стены. Оно составляло около тридцати метров, причем половина приходилась на палисадник. Затем наметил путь до ближайшего освещенного окна и прикинул возможность скрытного отступления. Довольно! Не хватало попасться кому на глаза!..

На крыльцо выскользнула тень, и Стефан узнал в ней Хаусмана. Крадучись, тот проследовал вдоль дома и скрылся за углом.

Подчиняясь всё тому же журналистскому инстинкту, Стефан пересек улицу, перемахнул через забор. Но тут хлопнула входная дверь. Стефан отскочил, пробежал несколько шагов по раскисшей земле и притаился за развесистым кустом.

Это был напарник Хаусмана. Он бесшумно спустился с крыльца, остановился возле угла. Стефан закаменел, в очередной раз проклиная себя за необдуманные действия. Расстояние до незнакомца не превышало трех метров, любое неосторожное движение могло обернуться бедой.

Человек стоял, набычив голову. Он держал руки в карманах брюк, всем видом напоминая зверя, готового мгновенно выпрямиться, метнуться, ударить. Мохнатые кисти хризантем метались из стороны в сторону, рассеивая тем самым внимание неожиданно появившегося стража. Это в какой-то мере облегчало положение Стефана. Он даже подумал, что в безветренную погоду он бы не выдержал и обязательно себя чем-то выдал.

Ожидание тянулось бесконечно. Стефану было совершенно не ясно, с какой целью затаился «негоциант» и куда подевался Хаусман. По улице, расплескивая лужи, прошлепал запоздалый пешеход. Вдали, вторя ветру, завыла собака.

Но вот фигура дрогнула и зашевелилась. Рядом, будто из-под земли, вырос Хаусман.

— Всё в порядке, Эл! — раздался его приглушенный голос. — Я обошел дом — вокруг ни души! Теперь смотри — как бы сюда кто сдуру не сунулся.

Напарник Хаусмана выругался и сердито прошипел:

— Хотел бы я знать, какому остолопу взбредет таскаться по такой грязище?!

— Ладно! Меньше слов — больше дела! Стань неподалеку. Деревья обзору не мешают — я проверил.

— Хорошо! А как ты?

— Я хочу послушать, о чем воркуют эти залетные голуби. По словам Фернандеса, они собрались вместе. Он почти убедил меня, что они не те, за кого себя выдают.

— Тогда действуй!

— Постой! Помоги открыть створки. Только тихо!

Они подкрались к одному из окон, поковырялись там, после чего Эл растворился во мраке.

Стефан понял, что снова угодил в ловушку. Теперь, что бы ни случилось, он должен оставаться на месте. Поглядывая из-за куста на ни о чем не подозревающего Хаусмана, который по-паучьи взгромоздился на крохотный уступ в обвязке фундамента и, вцепившись руками в подоконник, приник к стеклу, он испытывал странное чувство раздвоенности и уже не отличал реальности от вымысла. «А что, если они и в самом деле являют собой живое воплощение неуемной фантазии творителей всякого рода спиритических опытов?.. Удрав от своих создателей и получив таким образом свободу, они разгуливают по свету и, пользуясь свойственной им всепроникающей способностью, устраивают всякие мерзости под кладбищенское завывание ветра…» Эта несуразная мысль вполне готова была принять форму обоснованной аксиомы, хотя и гонимой здравым смыслом, но тем не менее готовой целиком поглотить, подчинить несуществующей и вместе с тем однозначной доказательностью. А ведь в самом деле, свойственно ли человеку как разумному существу — гоминиду— повиснуть вот так, по-бесовски, чуть ли не вверх ногами на чужом подоконнике и в сладостном упоении подслушивать или подсматривать сквозь неплотно задернутую штору?.. А как иначе, если не происками дьявола можно объяснить тот факт, что он, Стефан Циммер, вопреки желанию и воле, оказался втянутым в авантюру, в которой ему отведена неприглядная роль двойного соглядатая. Неужели он, принимая искусную игру за правду, со всем усердием участвует в каком-то непотребном лицедействе, в спектакле для одного зрителя, являющегося одновременно и актером-исполнителем?.. Эти хаусманы и другие, им под стать, могут всё: исчезать бесследно, раздваиваться, находиться одновременно в разных местах, устраивать дурацкие псевдоэксперименты. Он приехал сюда работать. А что вышло? Рукопись — он и думать о ней забыл — валяется пачкой истрепанной бумаги, брошена без присмотра и разве что не растоптана ногами. А где настроение, творческие планы?.. Всё пошло прахом, исчезло, растворилось… Остался лишь горячечный туман, азарт бессмысленной погони, возможно, тоже внушенный со стороны. Посмотрела бы Дорис, чем он тут занимается… Подглядывать за теми, кто в свою очередь подглядывает за другими, — вдвойне унизительно. А вдруг за ним наблюдают тоже?.. Раньше Стефан об этом не подумал. «Нет, в самом деле хватит! Надо уходить, пока цел, и сообщить обо всем властям. Пусть разбираются…»