Тень Отца Гамлета вела с собой страшного пса, чья малиново-алая шерсть поблескивала во тьме гибельными голубыми огоньками. Не иначе как старый датский король повстречался в аду с собакой Баскервиллей и решил вывести ее к свету на погибель всему живому.

5

Хотой захлопнул книгу и расхохотался.

Все, кроме Владимира, сохранили абсолютное спокойствие. Триста пятьдесят семь человек сидели в позе алмазной твердости, взявшись за руки и полуприкрыв глаза. Они безмятежно медитировали, образовав две концентрические окружности.

И только Владимир, чья душа все еще пребывала в золотых оковах сансары, не смог сдержаться. Он открыл глаза и довольно беспардонно уставился на своего нового сэнсэя.

Странным, очень странным человеком был этот Хотой.

Его авторитет среди натуралов был сравним разве что с авторитетом первоапостола в общине неофитов. Его жесты, его речь и походка неуловимым образом отличались от привычных Владимиру и, не будь он чужд патетике, он назвал бы их верхом совершенства. Глаза Хотоя, казалось, в каждое мгновение видели больше, чем весь мир, и в то же время в них не было ничего, кроме абсолютной пустоты творящего духа.

При этом Хотой носил европейский костюм. Он говорил по-русски так, что ему мог бы позавидовать ведущий телешоу "Россия светская".

Хотой читал своей пастве вслух. Читал Музиля и Юнгера, Селина и Мисиму, Петрония и Шекспира. Насчет Шекспира он утверждал, что все буддийские тексты по сравнению с ним — палочка для отскребания дерьма. Правда, тот же Хотой утверждал, что Шекспир — напыщенный английский недоучка, много возомнивший о времени и о себе. И что будь его, Хотоя, воля, уж он бы оттаскал Несравненного Копьеносца за усы, дабы сбить с него сугубо английскую драматургическую спесь.

А вот сейчас Хотой громогласно расхохотался до слез. Хотя сам же заявил полчаса назад, что тот сукин кот, который хотя бы пискнет в ходе коллективной медитации на мире во всем мире, не избежит тысячи кальп перевоплощений в теле самого языкастого муравьеда во Вселенной.

Видимо, самого Хотоя эта перспектива не смущала.

— Какой ход! Какая трактовка образа! Какая трансформа! — сообщил Хотой ничего не понимающему Владимиру. — Он Тень Отца Гамлета или Дама с Собачкой?

6

Подземелья замка могли бы свести с ума даже Минотавра.

Кривые ходы, лестницы, бездонные колодцы, на дне которых незадачливого путника ожидали убийственные воды все того же раскаленного океана, бесконечная череда поворотов — и ловушки, ловушки, ловушки…

Если бы Августин и Томас были воплощены, они погибли бы в самом начале своего путешествия.

Но кривые секиры весом в несколько тонн, выскальзывающие из неприметных щелей в потолке, десятизарядные арбалеты, плюющиеся здоровенными стрелами из отдушин, стальные челюсти, схлопывающиеся в аккурат на уровне пояса, — вся эта внешне архаическая, но убийственно мощная техника неизменно поражала пустоту.

Августин и Томас шли отнюдь не наугад. Любой лабиринт, сколь бы сложным он ни был, имеет выход. Иначе это уже не лабиринт, а каменный мешок. Своим трехмерным зрением Августин видел его целиком и ориентировался в нем безошибочно.

Но лабиринт был чудовищно велик. По расчетам Августина, им предстояло провести в нем никак не менее двух часов. Потратить столько времени впустую в свете не столь уж далекого отключения Августин счел совершенно непозволительной роскошью.

Он еще раз сверился с трехмерной картой — карта вращалась перед его мысленным взором ажурной проволочной игрушкой из мешка Санта-Клауса, направляющегося в гости к детишкам из закрытой математической школы для умственно сверхценных.

Они прошли еще четыре поворота, потом поднялись по стоптанным (кем это, интересно?) ступеням винтовой лестницы и оказались в обширном тупиковом зале, имевшем форму положенного набок цилиндра. Пол, однако, был сравнительно ровным, без скруглений — его составляли книги, заполняющие зал примерно на треть.

ВР — реальность, в которой есть место многому. Живым дорогам, струящимся между городами со скоростью двадцать пять миль в час. Исполинским химерам, порождаемым психотической игрой воображения Зу-л-Карнайнов. Султанской любви среди щербетовых ручьев и крестьянской любви на душистом сене. Настоящей жизни и настоящей смерти.

Но в ВР нет места книгам.

Никто, конечно, не запрещает взять из Дохлой Мировой Сети текст книги и заказать ее полную сенситивную копию в ближайшей нейродизайн-студии. С тем же успехом в качестве прообраза можно использовать не цифровой файл, а обычную бумажную книгу — с точки зрения процесса нейрографической виртуализации разницы почти нет.

Изготовление неодушевленного и притом малофункционального нейрообъекта вкупе с его последующей регистрацией в качестве перманентного фигуранта ВР обычно обходится совсем недорого. Особенно если не гоняться за услугами культовых нейродизайнеров (а зачем за ними гоняться ради какой-то разнесчастной книги?), а обратиться в районное представительство дизайнерских сетей "Ярко!" или "Тёма".

Так что теоретически в виртуальный мир можно внести сто один том Encyclopaedia Britannica, карманный толковый словарь арамейского языка, подшивку комиксов о Капитане Либерти — словом, любую книгу, когда-либо порожденную человечеством. Не говоря уже о тех, которые человечеством никогда не порождались.

Но в практической виртуальной жизни так поступают только свихнувшиеся библиотекари, зануды и истребители книг.

Первые до такой степени привыкли проводить жизнь среди источников знаний, что даже в ВР не видят лучшей услады, чем вдыхать вековую пыль со страниц "подлинного" Евангелия Карла Лысого или Роскошного Часослова герцога Беррийского.

Вторые считают, что виртуальный предмет их воздыханий скорее уступит притязаниям человека с вязанкой любовной лирики под мышкой, нежели статному скуластому ковбою, морф "Мальборо Мэн". Или, поскольку одно другому не противоречит — Мальборо Мэну с вязанкой любовной лирики подмышкой.

Третьи — и в их числе многотысячная когорта политработников СРС — находят особое удовольствие в показательном истреблении любой виртуальной крамолы. Как убедительно горит на площадях республиканских городов "Искусство любви" Овидия! Как приятно погреть руки над "451 градусом по Фаренгейту" незабвенного Рэя!

Поэтому книг в ВР очень мало. По официальной статистике ЮНЕСКО, книг в ВР в сорок одну целую и восемь десятых раз меньше, чем стволов огнестрельного оружия. Не считая оружия холодного, реактивного, огнеметного, плазменного, лучевого, тяжелого, сверхтяжелого и магии трех ступеней.

Августин бегло пробежался своими всевидящими глазами по корешкам и обложкам.

"Бледное пламя", Набоков.

"JAVA REAL plus plus: разработка и программирование нейрообъектов".

"Страннее чем рай", Олаф Триггвассон.

"Сердце тьмы", Конрад.

"Илиада", Гомер.

"Круг Земной", Снорри Стурлуссон.

"Психофизиологические основы работы головного мозга у киборгов", авторский коллектив кафедры технической паталогоанатомии института киберологии РАН.

"Общественные насекомые", Анри Фабр.

И тысячи других.

Все эти книги были Августину хорошо знакомы, потому что всегда занимали почетные места в отцовской библиотеке. Из них он читал только "Бледное пламя" и "Страннее чем рай". Августин вообще не очень любил читать. Зачем, если вокруг столько настоящей жизни?

7

Из окна автомобиля со слепыми стеклами не было видно ничего. Сами стекла, пожалуй, были бы совершенно излишни, если бы не одно требование — автомобиль не должен выделяться среди остальных, а значит, должен иметь и стекла.