– И поэтому тянул с похоронами три месяца?

– Что делать? Трудно найти профессионала. Да и формальности отнимают массу времени. Это не Лелония, где достаточно чиновнику незаметно кошелек под стол опустить. Вам тоже придется обратиться в ратушу в Кольбанце и получить согласие на свои услуги.

_ Такая кутерьма у вас с похоронами?

– Наш народ, как известно, весьма щепетилен и строго придерживается буквы закона. Надеюсь, это хорошо?

– Может, и хорошо. Но у нас, в Лелонии, кузен взял бы лопату и похоронил бедняжку, не обращаясь к ведомствам с их печатями и пергаментами. Потому что пергамент, как известно, долготерпелив, а труп – не очень. Особенно летом.

– Эта проблема, – проговорил с нажимом, глядя ему в глаза Удебольд, – должна быть решена в идеальном согласии с законоустановлениями. Повторяю: в идеальном. Достаточно того, что у Курделии была нетипичная смерть. Больше я не хочу никаких осложнений.

– А собственно, – Дебрен наконец созрел для этого вопроса, – что с ней случилось?

– Теммозанская магия, – угрюмо бросил светловолосый.

Дебрен мысленно охнул, хоть самого худшего еще и не услышал, да, по правде говоря, и не ожидал. Ему казалось, что после изгнания Четырехрукого из ветряка уже ни с чем более поганым в погребальном деле он не столкнется. Ну и ошибся… вероятнее всего.

– Какой-то сукин сын теммозанский наемник, языческий мерзавец колдун превратил ее в камень. Почти целиком.

– В том-то и беда, что почти, – пожал плечами мэтр Морбугер, разливая пиво по серебряным кубкам. У него была густая седая борода, темно-синий кафтан со звездой на груди и большой позолоченный медальон с гербом города Кольбанца. Именно так Дебрен представлял себе городского чародея. – Возник компетенционный спор: которому из секторов поручить дело.

– Местным "зеленым"? – полуподсказал-полуспросил Дебрен. – Не они ли занимаются кладбищами?

– Плебейскими. – Хозяин пододвинул ему кубок. – А тут – благородная. И к тому же чародейка. Некоторые говорят, что даже ведьма. В хорошем смысле.

Дебрен, к счастью, не успел отхлебнуть пива, поэтому не поперхнулся. Зехений, который приехал на предприятие братьев Римель раньше и явно успел услышать больше, как ни в чем не бывало вливал в себя фрицфурдское крепкое…

– Или, может, пожарной охране, – продолжал Морбугер, – либо департаменту суконного и текстильного дела.

– А? – удивился Дебрен. На всякий случай он к фрицфурдскому крепкому не прикладывался. – Суконного? Ну, пожарная охрана и ведьма – это я еще понимаю. Известное дело – костер. Но какое отношение могут иметь сукновальщики к похоронам особы благородного звания?

– Шутишь, коллега? – неуверенно улыбнулся хозяин. – Так у вас, значит, чародейками пожарные занимаются? А впрочем, – согласился он, подумав, – определенный смысл в этом есть. Лелония – вся из дерева, да и, не обижайся, поотстала немного. Похоже, глубже, чем в раннем средневековье, сидит, коли у вас в городах на рынках порой акушерок предают огню, а? Так что если случайно и вправду ведьма попадется, захмелевшая с телекинеза, то действительно лучше уж пару парней с ведрами и насосами под рукой держать. Но мы здесь, видишь ли, по-современному и гуманно чародеек ликвидируем, если уж приходится.

– Верно, – согласился Зехений, подставляя хозяину опорожненный кубок. – В печи, без излишней шумихи. Но скажу вам, господин Морбугер, что у нашей методы, хоть она вроде бы консервативна и менее экономична, тоже есть хорошие стороны. Хотя бы те, что от различных глупостей людей отвлекают. Особенно молодежь. Вместо того чтобы скверное пиво по подворотням хлестать да за девками гоняться, этакий парнишка придет, поглядит, молитвы послушает, моральность подкрепит, а в зимнюю пору, если он бездомный, так и погреется за счет общины.

– Моральность подкрепит? – пожал плечами городской чародей. – Тоже мне повышение моральности, брат. Наши специалисты досконально изучили проблему, и у них однозначно получилось, что традиционный метод содержит в себе больше вреда, чем пользы. Потому что и воровство в толпе растет и преждевременные роды в давке случаются, когда толпа какую бабу беременную притиснет, что, согласись, полностью смазывает смысл мероприятия. А что касается молодых, то верно – приходят, только чтобы на голую бабу поглазеть, к тому же корчущуюся от боли, а это делает зрелище еще безобразнее. Ведьму вроде бы на костер в платье возводят, но известно, что почти сразу от рубашки ничего не остается, а сама баба еще какое-то время хоть и все больше подрумянивается, но от этого аппетитнее становится. Отмечены также случаи осквернения женщин, которых толпа стиснула настолько, что они сопротивляться не могли, а их призывы о помощи заглушал вой наказуемой и вопли зрителей. Нет, брат Зехений, уж кто-кто, а ты-то должен знать, что демонстрацией наготы никого от греха не отвратишь.

– "Уж кто-кто"? – повторил Дебрен, уставившись на монаха вопросительным и неожиданно похолодевшим взглядом.

– Ты не знал? – удивился хозяин. – Твой напарник считается у нас экспертом по таким делам. Я имею в виду, разумеется, постельные дела, а не борьбу с неконцессированным чернокнижием. Ты действительно не слышал о знаменитом Зехений Бочоночке?

– Я не рекламирую свою миссию в стране, – пояснил монах. – Скромность – мой девиз. Но, по правде говоря, лелонские хроники – те, что покрупнее, – все в руках пазраилитов. А маленьких патриотических листков, которые о моем Кольцовом походе не молчат, люди почему-то не покупают.

– Если ты имеешь в виду наши хроники, – уже добродушнее заметил Дебрен, – то за ними скорее стоит верленский капитал, а не…

– Да? "Газета электората"? И "А хуху не хохо"?

Дебрен из-за отсутствия аргументов занялся пивом.

– Вы начали говорить о компетенционном споре, мэтр – напомнил он, отирая пену с губ.

– А, да. Я вижу, лелонские нормативы отличаются от наших, поэтому поясняю, что в Униргерии похороны лиц благородного сословия связаны именно с огнем. Такова традиция. Наше княжество протянулось вдоль Нирги, и именно с ней мы всегда связывали нашу судьбу, поэтому неудивительно, что наши предки много плавали. Когда зулийские легионы завоевывали Марималь, река проходила точно по главной линии обороны. Не имело значения, кто в данный момент держал оборону, главное – войну начинали с форсирования Нирги. Ну и вошло в обычай устраивать крупным вождям похороны, пуская их по реке в горящей лодке.

– Тьфу, языческие предрассудки! – прокомментировал монах.

– Верно, – согласился Морбугер. – Зато картина поучительная, особенно пламя. Уж такова верленская натура: любим мы церемонии, сопровождаемые светом. Особенно массовые ночные факельные шествия. Это интерпретируется как потребность нести в мир огонь веры, любви и прогресса, необходимость поделиться ими с недоразвитыми народами Запада. Ну а потом, когда на наших предков снизошла милость Божия и они колесо о пяти спицах приняли, обычай соединять погребение со световыми эффектами остался. Тем более что жрецы храма огня пригрозили миссионерам языческим мятежом, если их к какому-нибудь уважаемому ордену не припишут и намертво запретят обряды. Отсюда, как говорят, пошла мода на свечи в церквях. Ибо, во-первых, у язычников всегда и везде был популярен культ огня, а во-вторых, потому что из Зули евангелизация шла на север Биплана. То есть в страны, богатые лесом, где процветало бортничество, дерева на лучины было вдоволь, да и изготовители воска не знали, куда продукцию девать. И тут появился потенциальный потребитель, готовый взять практически любое количество свечей. То есть Церковь. А поскольку бортники также и рынком меда управляли, а стало быть, и настроением, так они гладенько переделали религию, и очередные народы без особых войн принимали пятиспичное колесо.

– Нарисованная вами картина махрусианизации континента, – холодно заявил Зехений, – представляется мне несколько циничной. Сразу видно, что вы чародей.

– А пожарная охрана? – напомнил Дебрен.