[1926]

В повестку дня*

Ставка на вас,
       комсомольцы товарищи, —
на вас,
    грядущее творящих!
Петь
   заставьте
       быт тарабарящий!
Расчистьте
     квартирный ящик!
За десять лет —
        устанешь бороться, —
расшатаны
     — многие! —
            тряской.
Заплыло
    тиной
       быта болотце,
покрылось
     будничной ряской.
Мы так же
     сердца наши
           ревностью жжем —
и суд наш
     по-старому скорый:
мы
      часто
     наганом
         и финским ножом
решаем —
     любовные споры.
Нет, взвидя,
      что есть
          любовная ржа,
что каши вдвоем
        не сваришь, —
ты зубы стиснь
       и, руку пожав,
скажи:
   — Прощевай, товарищ! —
У скольких
      мечта:
         «Квартирку б в наем!
Свои сундуки
      да клети!
И угол мой
     и хозяйство мое —
и мой
   на стене
       портретик».
Не наше счастье —
         счастье вдвоем!
С классом
     спаяйся четко!
Коммуна:
     все, что мое, —
            твое,
кроме —
     зубных щеток.
И мы
   попрежнему,
         если радостно,
попрежнему,
      если горе нам —
мы
     топим горе в сорокаградусной
и празднуем
      радость
          трехгорным.
Питье
   на песни б выменять нам.
Такую
   сделай, хоть тресни!
Чтоб пенистей пива,
         чтоб крепче вина
хватали
    за душу
       песни.
* * *
Гуляя,
   работая,
       к любимой льня, —
думай о коммуне,
        быть или не быть ей?!
В порядок
     этого
       майского дня
поставьте
     вопрос о быте.

[1926]

Протекция*

Обывателиада в 3-х частях
1
Обыватель Михин —
друг дворничихин.
Дворник Службин
с Фелицией в дружбе.
У тети Фелиции
лицо в милиции.
Квартхоз милиции
         Федор Овечко
имеет
   в совете
       нужного человечка.
Чин лица
     не упомнишь никак:
главшвейцар
      или помистопника.
А этому чину
      домами знакома
мамаша
    машинистки секретаря райкома.
У дочки ее
     большущие связи:
друг во ВЦИКе
       (шофер в автобазе!),
а Петров, говорят,
        развозит мужчину,
о котором
     все говорят шепоточком, —
маленького роста,
        огромного чина.
Словом —
     он…
        Не решаюсь…
              Точка.
2
Тихий Михин
пойдет к дворничихе.
«Прошу покорненько,
попросите дворника».
Дворник стукнется
к тетке заступнице.
Тетка Фелиция
шушукнет в милиции.
Квартхоз Овечко
замолвит словечко.
А главшвейцар —
да-Винчи с лица,
весь в бороде,
       как картина в раме, —
прямо
   пойдет
       к машинисткиной маме.
Просьбу
    дочь
       предает огласке:
глазки да ласки,
       ласки да глазки…
Кого не ловили на такую аферу?
Куда ж удержаться простаку-шоферу!
Петров подождет,
        покамест,
            как солнце,
персонье лицо расперсонится:
— Простите, товарищ,
          извинений тысячка… —
И просит
    и молит, ласковей лани.
И чин снисходит:
        — Вот вам записочка. —
А в записке —
       исполнение всех желаний.
3
А попробуй —
       полазий
без родственных связей!
Покроют дворники
словом черненьким.
Обложит белолицая
тетя Фелиция.
Подвернется нога,
перервутся нервы
у взвидевших наган
и усы милиционеровы.
В швейцарской судачат:
           — И не лезь к совету:
все на даче,
      никого нету. —
И мама сама
      и дитя-машинистка,
невинность блюдя,
         не допустят близко.
А разных главных
        неуловимо
шоферы
    возят и возят мимо.
Не ухватишь —
       скользкие, —
             не люди, а налимы.
«Без доклада воспрещается».
            Куда ни глянь,
«И пойдут они, солнцем палимы,
И застонут…»
       Дело дрянь!
Кто бы ни были
       сему виновниками
— сошка маленькая
         или крупный кит, —
разорвем
    сплетенную чиновниками
паутину кумовства,
         протекций,
              волокит.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: