Джеймс,

Нам надо поговорить.

Эшеру понадобился целый день, чтобы найти увиденную во сне площадь.

Он знал, что это место расположено где-то рядом с рекой, в паутине средневековых улочек, пощаженных Великим пожаром. Он знал, что искать нужно в восточной части района, между Уайтчепел-стрит и грязным, растянутым лабиринтом доков. Он знал, что должен высматривать полуразрушенный шпиль построенной еще до Рена церкви и маленькую косоугольную площадь, окруженную домами из почерневшего кирпича и старого дерева. Во времена Елизаветы эти дома были гордостью богатых торговцев, а теперь служили пристанищем для матросов и многочисленных бедняков.

Мартовский день выдался холодным, и к трем часам, когда Эшер наконец обнаружил то, что искал, от реки поднялся туман, напитанный зловонием угольного дыма и уличных уборных. Призрачные фигуры, спотыкаясь, брели по выщербленной брусчатке переулков или собирались вокруг пылающих жаровен торговцев каштанами, и их кашель был подобен тем звукам, что издавали тени, встреченные Одиссеем на берегах Стикса.

Бесплотные, пока не напитаешь их кровью.

Исидро появится только после захода солнца.

Найдя площадь, Эшер направился в ближайшую пивную, где и получил на удивление хороший обед, состоявший из сосисок и пюре. Набившиеся в «Рыбу и кольцо» грузчики, воры, проститутки и хулиганы с Мэриголд-уолк не беспокоили его и, казалось, вовсе не замечали. Эшер, которого студенты описывали своим знакомым американцам как образцового оксфордского преподавателя, мог с равным успехом изобразить и образцового безработного. Если бы не талант к перевоплощению, едва ли он дожил бы до сорока шести лет, находясь на секретной службе Его Величества.

Когда на улице сгустилась тьма, он заплатил два шиллинга и вернулся на Фелмангер-корт.

В его сне эта узкая, кривая площадь была пустой — и залитой кровью. В реальности же в шесть часов сырого весеннего вечера здесь бегали одетые в отрепья дети, которые катали обручи, швырялись камнями и перекрикивались сквозь туман пронзительными тонкими голосами. Из темноты переулков с Эшером заговаривали неопрятные женщины. Мимо него проталкивались мужчины, обдавая его вонью табака, джина и годами не стираной одежды. Единственным их желанием было найти себе хоть какой-нибудь приют в переполненных комнатах, чтобы вздремнуть несколько часов перед возвращением на работу. Откуда-то доносился дребезжащий старческий голос:

— Ножницы, зонтики, чиним, правим… Ножницы, зонтики…

Вопреки утверждениям Брэма Стокера (как сообщил ему Исидро) и большинства других писателей, обращавшихся к этой теме, вампиры в основном питались бедняками, за которых никто не станет мстить и которых даже вряд ли начнут искать в случае исчезновения. Пересекая площадь, Эшер всматривался во тьму (уличный фонарь в самом деле был сломан) и спрашивал себя, кто из встреченных проституток, детей и накачавшихся джином пьяниц этим вечером не вернется домой — если этот дом вообще есть. Быть может, прямо сейчас за спешащими оборванцами наблюдает из теней Гриппен — хозяин вампиров Лондона — или один из его потомков, подыскивающий себе жертву…

Впрочем, заметить охотящегося Гриппена было не проще, чем различить оспу, холеру или голод до того, как они нанесут удар.

И снова у Эшера мелькнула мысль, что, возможно, вовсе не Исидро послал ему эти образы, а Гриппен или один из его подручных, по мнению которых смертный, способный обнаружить логово вампира — и вообще верящий в существование таких созданий, — слишком зажился на свете.

А затем позади него раздался мягкий голос:

— Джеймс. Хорошо, что вы пришли.

Поворачиваясь, он ощутил, как встают дыбом волосы на затылке:

— А у меня был выбор?

— Дорогой мой Джеймс, — вампир смотрел на него, не меняя выражения лица, но эта застывшая маска не имела ничего общего с неподвижностью трупа. Смерть таилась в нем самом, и наступила она много лет назад. — Выбор есть всегда.

Они миновали окно, льющее тусклый маслянистый свет, и тонкое лицо Исидро снова окутала тень. Рука, которой он придерживал Эшера за локоть, казалась легкой, как у девушки, но пальцы могли раздробить кость. Из проулка, откуда несло нечистотами и дохлой рыбой, их окликнула женщина:

— Сюда, джентльмены, обоих обслужу.

Исидро вежливо ответил:

— Мы с моим другом ни в чем не нуждаемся, мадам, — после чего они продолжили свой путь, все больше погружаясь во тьму.

Сквозь кожу ботинок Эшер ощутил холод ледяной воды, затем под ногами зашаталась служащая мостом доска. В тенях под собой он увидел отблески на водной глади. Они дважды свернули направо, потом налево. Эшер считал шаги. Он чувствовал, как давит на него разум Исидро, погружая в сонное безразличие, и боролся с этим вторжением… три, четыре, пять, шесть… снова направо, скрип петель, откуда-то снизу его обдало сквозняком, несущим вонь мышей и плесени.

Ступени вниз. Старая кухня в подвальном этаже. Лампа на деревянном столе, ее тусклый свет едва обрисовывает пыльную груду рваных мешков и поломанных корзин у стены. Дверь в фасадной стене, из-за которой сильно тянет сыростью.

— Запасное обиталище, — Исидро выдвинул для Эшера стул с жесткой спинкой, а сам примостился на столе рядом с лампой, выпрямившись так, словно на нем был тесный придворный камзол. — Госпожа Лидия весьма проницательна в делах, касающихся перемещений. Надеюсь, с ней все хорошо?

— Да, хорошо.

Молчание Исидро слегка затянулось — единственное указание на то, что он был знаком с молодой женой Эшера. Но эти несколько секунд ничего не говорили о том, что вампир путешествовал вместе с ней, любил или намеренно обманывал ее. Только внимательно присмотревшись — вампиры хорошо умели искажать человеческое восприятие, — Эшер различил ужасные шрамы на лице и шее Исидро, которые тот получил, защищая его и Лидию. Немертвая плоть заживала медленно и совсем не так, как у живых людей. Через восемнадцать месяцев отметки по-прежнему выделялись на бесцветной коже, подобно полосам присохшего пластыря. Сколько времени понадобится — понадобилось — вампиру, чтобы выздороветь?

Лидия спросила бы об этом напрямую.

Он припомнил ее молчание и те слова, которые она иногда выкрикивала во сне.

Может быть, и не спросила бы.

— А с вами?

— Со мной все в порядке, — ответил Эшер. — Как у вас дела?

— Это вежливость? — Исидро чуть наклонил голову вбок. — Или вы в самом деле хотите знать?

Эшер на мгновение задумался, потом ответил:

— Не знаю.

И еще через мгновение:

— Я в самом деле хочу знать, дон Симон.

— В другой раз.

Из кармана отменного серого пальто (только вампир может носить такую одежду в Ист-Энде, оставаясь при этом незаметным) Исидро извлек сложенный лист бумаги и передал его Эшеру.

Текст был на английском.

Санкт-Петербург

3 февраля 1911

Дражайший Симон,

Прошу прощения за долгое молчание. В это время года я много времени провожу вне дома, и письмо с подробнейшим описанием балета и оперы, скандалов и сплетен лежит на бюро, дожидаясь, когда же я его допишу… но это дело не может ждать.

Несколько лет назад вы писали мне об ученом Б., который во имя короля и отечества вознамерился узнать то, что его не касалось…

Эшер бросил взгляд на непроницаемое лицо вампира.

— Она имеет в виду Хориса Блейдона?

Речь шла об исследователе, который четыре года назад пытался изготовить из крови вампиров сыворотку, способную наделять живых людей силой бессмертных. Так он надеялся создать гибрид, которому дневной свет был бы так же безразличен, как ночная тьма, а серебро причиняло бы не больше вреда, чем сталь. Человека, наделенного силой вампира, но без свойственных вампирам ограничений. Человека, который использовал бы свои способности в войне, о приближении которой знали все, — в войне против Германии и ее союзников.

Бессмертного, который будет беззаветно служить королю и отечеству. Как служил сам Эшер, не слишком заботясь о случайных жертвах.