Входит депутация от служащих дома отдыха «Сыроежки», в том числе швейцар, врач, директор и повар с большим тортом в виде ледокольного парохода «Фарлаф», затертого во льдах. Большое сахарное пылающее сердце, пронзенное стрелой, с инициалами «З» и «И».

Повар (по бумажке). Товарищ Игнатюк и товарищ Зайцев! Позвольте от имени коллектива сотрудников нашего дома отдыха номер пятнадцать «Сыроежки» приветствовать в вашем лице не только двух известных людей нашей страны, но также и двух образцовых супругов, исключительно нежных и любящих, которые…

Роза Еремеевна. Что? Ну, это мы еще посмотрим! Только через мой труп… (Бросается к Зайцеву.)

Зайцев. Роза, не мучь меня, я уже сегодня лежал в мешке на крыше, мне уже делали общий кварц… (Хочет бежать.)

Роза Еремеевна. Нет, постой. (Хватает торт.)

Директор. Что вы делаете?

Роза Еремеевна. Я его сейчас убью этим тортом!

Шум, скандал. Зайцев бежит к двери.

Входит Шура.

Шура (Зайцеву, который сталкивается с ней в дверях). Гражданин, вы как сюда попали?

Зайцев. Пустите!

Шура. Э, нет, постойте. Гражданин! (Хватает Зайцева за шиворот.)

Директор. Шура, что вы делаете? Это муж Клавы Игнатюк!

Шура. Кто муж Клавы Игнатюк? Этот гражданин? Здравствуйте. Муж Клавы Игнатюк — вот он. (Показывает на Костю.) Товарищ Галушкин. А это какой-то жулик. Он еще сегодня утром, когда я заменяла Филиппа Максимовича, делал покушение проникнуть в наш дом, морочил мне голову какими-то детскими кроватками, только я его не пустила. А он, видите, все-таки как-то пробрался.

Директор. Что? Так это не муж Клавы Игнатюк?

Шура. Конечно. Какой он ей муж! Разве он похож на такого мужа? Муж — вот он!

Швейцар. Они мне сказали, что муж Клавы Игнатюк. Гражданин, вы муж товарища Игнатюк?

Зайцев. Нет, я не муж товарища Игнатюк.

Клава. Это просто какой-то самозванец.

Директор. Ах, так! (Грозно.) Позвольте! Значит, вы самозванец?

Зайцев. Да. Я извиняюсь. Я самозванец.

Директор. Товарищи, вы слышите? Это самозванец. И главное — где?! В «Сыроежках»! Самозванец в «Сыроежках»! Вы видели что-нибудь подобное?!

Швейцар. А ну, гражданин самозванец…

Зайцев. Роза, ты видишь, меня забирают.

Швейцар. Пойдем!

Роза Еремеевна. Куда вы хотите вести моего мужа?

Швейцар. В милицию.

Роза Еремеевна. Ты — самозванец? Мне дурно! Зачем ты это сделал?

Зайцев. Исключительно ради детей. Товарищи, выслушайте меня! У меня не было корыстных побуждений. У меня не было другого выхода. Поймите, сегодня воскресенье, седьмое, завтра понедельник, восьмое…

Швейцар. Гражданин, пойдем.

Зайцев. Не пойду! Прежде чем я по поймаю Миусова, я никуда не пойду. Заявляю категорически. Слышите! Где Миусов? Сегодня седьмое, завтра восьмое, послезавтра девятое. База закрывается на капитальный ремонт девятого. Ясли мы обязаны открыть пятнадцатого. Для этого краску необходимо получить не позже десятого. Документы на краску нужно провести через бухгалтерию главного управления не позже десяти восьмого. А без резолюции товарища Миусова это невозможно! Но Миусов приезжает на работу в одиннадцать. Значит, восьмое пропадает. А база закрывается на капитальный ремонт девятого. Остается седьмое, сегодня. Так что если я сегодня не буду иметь на руках резолюции товарища Миусова, то мы останемся без краски. Я должен иметь краску десятого, для меня это вопрос чести. И я буду ее иметь десятого — кровь из носа! Где Миусов? Пусть он напишет: «Выдать», — и тогда водите меня, куда хотите.

Швейцар. Гражданин самозванец, не задерживайтесь.

Зайцев. Пустите меня! Где Миусов? Дайте мне Миусова!

Клава. В самом деле, товарищ, вы же видите, что человек болеет за свое дело. Не трогайте его. Пусть получит резолюцию.

Зайцев. Спасибо вам, товарищ Клава. Большое вам спасибо. Вы меня морально поддержали… (Кричит.) Товарищ Миусов! Вот несчастье! Пропал человек! Прямо-таки черт знает что! (С досадой стучит кулаком по часам.)

В часах возня, и вдруг часы начинают громко и лихорадочно часто бить без счету. Все остолбенели.

Дверь часов отворяется, и, почти задушенный какими-то цепями и гирями, появляется Миусов.

Зайцев. А, вы здесь!

Миусов. Послушайте…

Зайцев. Пишите!

Миусов. Ради бога, профессор…

Зайцев. Пишите, у меня нет времени. Меня ведут в милицию.

Миусов. Писать?

Зайцев. Да, пишите.

Миусов. Хорошо, профессор, я напишу все, что вы хотите. Что писать?

Зайцев. Всего два слова. Вот здесь: «Выдать. Миусов».

Миусов. Выдать?

Зайцев. Да. Высококачественную белую эмалевую краску.

Миусов. Простите, я не совсем… Вы профессор Дудкин?

Зайцев. Что вы! Напротив. Я Зайцев. Я вас ловлю целый день и не могу поймать. Но теперь, слава богу, все в порядке.

Миусов. Позвольте, значит, вы не Дудкин?

Зайцев. Нет, нет! Я Зайцев, агент по снабжению детских домов и яслей инвентарем и ремонтными материалами. Пятнадцатого мы должны открыть во что бы то ни стало ясли в Кошатниковом переулке, все уже есть, но не хватает только высококачественной белой эмалевой краски для маленьких детских кроваточек, тумбочек, вешалочек, стульчиков. Необходима ваша подпись. Все уже согласовано.

Миусов. Ах да, я знаю. Как же, в Кошатниковом. Мне докладывали. Так, прекрасно! Сейчас я вам подпишу.

Зайцев. Я вас очень прошу. Вот здесь. Извините, что я потревожил вас в воскресенье.

Миусов. О, пожалуйста, пожалуйста. Конечно, какие могут быть разговоры, когда дело касается детей. (Берет карандаш.)

Зайцев. Мерси. Вот тут.

Миусов. А то, представьте себе, мне почему-то показалось, что вы профессор Дудкин.

Зайцев. Какой же я Дудкин! Разве я похож на Дудкина? Я не Дудкин, а Зайцев.

Дудкин. Это я Дудкин.

Миусов. Вы Дудкин? (Со слабым стоном теряет сознание.)

Зайцев. Ох, что вы наделали! Товарищ Миусов! Товарищ Миусов! Очнитесь! Придите в себя! Надо же подписать бумажку! Не слышит. Какое несчастье!

Клава (суетится). Вот неприятность! До чего же здесь, в этих «Сыроежках», все нервные! Товарищ Миусов! Придите в себя! Откройте глаза… Хоть на минуточку! Положите резолюцию и тогда можете обратно потерять сознание.

Все стараются привести в сознание Миусова.

Директор. Я сейчас сойду с ума.

Врач. Подождите, я сейчас дам ему понюхать нашатырного спирта.

Зайцев. Сделайте ему общий кварц.

Клава. Трите ему уши. Трите ему уши. Костя, три ему уши.

Костя. Сейчас.

Миусов (приходит в себя). А? Что со мной? Где я?

Директор. Не беспокойтесь. У нас, в доме отдыха «Сыроежки».

Миусов. Кажется, я немножко… Слушайте, я, кажется, сидел в каких-то часах? (В ужасе видит Дудкина.) Дудкин!

Дудкин (ласково). Ну да, я Дудкин. Почему это вас так волнует?

Миусов. Вы меня хотите убить? Вам, наверное, Зоя Валентиновна наговорила ужасные вещи. Но, ей-богу, все это неправда.

Дудкин (шепотом). Голубчик! Конечно, неправда. Ей абсолютно нельзя верить. Успокойтесь. У меня долголетний опыт. Зоя Валентиновна — это, знаете, такая дама…

Дудкина (подозрительно). Что ты такое говоришь?

Дудкин. Кошечка, я ничего не говорю. Я только говорю, что ты женщина хорошая, добрая, очаровательная, но с этим самым… (Он делает неопределенные движения пальцами.) Но с большими фантазиями. У нее романтический характер.