Ему вообще было непонятно, зачем понадобилось Рысину осматривать его кабинет. Чего тут смотреть? Конечно, отыскать Трофимова не так-то просто…

— Где замок? — спросил Рысин. Желоховцев пожал плечами.

— Не знаю… Пропал куда-то.

— Это был простой замок?

— Нет, наборный.

— Код кто-нибудь знал?

— Я никому не говорил, но могли подсмотреть, — Желоховцев подошел к окну. — Глядите, осколки лежат на полу. Следовательно, стекло высадили с внешней стороны. Вот и пожарная лестница рядом…

Рысин подобрал один из осколков.

— Кабинет сегодня прибирали?

— Я ничего не велел здесь трогать.

— Очень хорошо… Скажите, профессор, вы читали когда-нибудь записки начальника петербургской сыскной полиции Путилина?

— Не имел счастья, — Желоховцев аж задохнулся от бешенства.

— Жаль, жаль. Необыкновенно полезное сочинение. Ведь историк, я полагаю, тот же следователь… Вот посмотрите на пол. Вчера и сегодня ночью шел дождь. А где засохшая грязь от сапог похитителя? Не ищите, не ищите. Я внимательно обследовал пол перед ящиком. И на подоконнике ее тоже нет.

— А как же стекло?

— Его могли разбить и изнутри. Для этого достаточно встать на подоконник и просунуть руку в форточку… Через окно преступник не вошел, а вышел…

— Но как он в таком случае пробрался в кабинет? Моя печать на двери была цела, — Желоховцев достал маленькую печатку, сделанную из восточной монеты, показал Рысину. — Не сквозь стену же он прошел?

— Как раз это я и хочу выяснить… Здесь есть другая дверь?

— Нет.

— Предположим, — Рысин пошел вдоль стены, осматривая пол. Возле шкафа остановился.

— Невероятно!

— Что именно? — встревожился Желоховцев.

— У Путилина описан такой же случай!

На этот раз Желоховцев с большей терпимостью отнесся к упоминанию о начальнике петербургской сыскной полиции. Он подошел к Рысину, сосредоточенно посмотрел ему под ноги, но ничего примечательного не увидел.

— Царапины, — сказал Рысин. — Свежие царапины… Вы давно двигали этот шкаф?

— Вообще не двигал.

— За шкафом должна быть дверь. Желоховцеву стало неловко — как же он забыл про это.

— Вы правы. Упустил из виду… Дверь действительно есть. Но ее заставили года два назад и с тех пор ни разу не открывали.

— Куда она выходит?

— В аудиторию номер семнадцать.

— У кого ключи от аудиторий?

— Они не запираются. Там нет ничего, кроме столов и скамей.

— Понятно, — Рысин подобрал в углу дужку от замка. — Этот замок висел на ящике?

— Да, — подтвердил Желоховцев.

— Все правильно… Вы покупали этот замок в скобяной лавке Калмыкова?

— Откуда вы знаете? — удивился Желоховцев.

— Калмыков снабдил такими замками половину города. У меня дома такой же. Их код известен каждому мальчишке: «зеро».

— И что из этого следует? — Желоховцев почувствовал себя сбитым с толку.

— Ровным счетом ничего. Повреждений на дужке нет. Значит, замок был открыт, а не сорван. Но это мог сделать кто угодно. Гораздо важнее царапины. Очевидно, преступник с вечера спрятался в аудитории, ночью, отодвинув шкаф, проник в кабинет и выбрался с добычей по пожарной лестнице. Осколки на полу — попытка ввести нас в заблуждение.

— Это все? — спросил Желоховцев.

— Разве мало? — обиделся Рысин. — Теперь и я убежден, что кража совершена кем-то из ваших коллег или студентов.

— Я же говорил с самого начала… — Желоховцев уже не скрывал своего разочарования.

— Что за человек ваш швейцар? — спросил Рысин.

Желоховцев повел ладонью из стороны в сторону:

— Исключено!

— Тогда попрошу сообщить адрес и место службы вашего Трофимова, — Рысин достал записную книжку.

На ее обложке золотыми славянскими буквами вытиснено было: «Царьград».

— Мне это неизвестно, — сказал Желоховцев.

— У него есть родственники в Перми?

— Нет, он родом из Соликамска.

— Кто мог бы помочь его найти?

«И скажу, — с внезапной злостью подумал Желоховцев. — Если так, скажу. Нечего тут церемониться!»

— О нем может знать смотрительница научно-промышленного музея. Зовут ее Лера, фамилию не помню.

В ресторане при номерах Миллера на Кунгурской улице народу было немного. На вешалке висело несколько шляп и офицерская фуражка с помятой тульей. Костя выбрал столик рядом с латанией в кадке. Обклеенная фиолетовой фольгой кадка стояла на табурете, заслоняя столик со стороны входа.

Есть хотелось зверски.

Он взглянул на часы — четверть шестого. Лера обещала быть около шести. Волнующие запахи долетали с кухни, и Костя, чувствуя легкие уколы совести, попросил принести себе суп и жаркое. Разговаривая с официантом, он успокаивал себя тем, что когда придет Лера, можно будет повторить заказ… Собственно говоря, назначать ей встречу здесь, в самом центре города, было по крайней мере неосторожно. Но так хотелось увидеть ее именно здесь! Осенью шестнадцатого года они иногда встречались у Миллера. Лера шепотом читала Блока и Северянина, а он со страстью делился своими научными планами. Раза два он даже приводил Леру домой к Желоховцеву, где она очаровала Франциску Алексеевну умением готовить лепешки на кислом молоке. Приходил Сережа Свечников, еще кое-кто из студентов. Пили чай, спорили, и Желоховцев, что Косте было невыразимо приятно, в разговоре называл Леру «коллегой»…

Едва Костя придвинул к себе дымящуюся тарелку, из-за соседнего столика к нему пересел могучего сложения поручик в погонах карательных войск. Спросил, наливая себе водку из прихваченного графинчика:

— Юрист?

— Историк, — сказал Костя.

— Тогда вам должна быть известна моя фамилия, — поручик склонил голову. — Тышкевич! Мы ведем свой род от князя Гедимина…

— Я не силен в генеалогии, — Костя прикрыл ладонью свою рюмку.

— И зря, — Тышкевич медленно, посапывая, выпил водку. — Вот вы, господин студент, рассуждаете, наверное, так: ну и пьяницы эти офицеры! Пропьют Россию! Признайтесь, случаются такие мысли?

— Случаются, — согласился Костя.

— А почему? Да потому, что пришли вы, скажем, к Миллеру. Видите, сидят поручик с капитаном. Пьют, естественно. Штатские тоже пьют, но на них вы внимания не обращаете. Погоны слепят. Через две недели опять пришли. И опять видите: сидят поручик с капитаном. Но что это другой поручик и другой капитан — не замечаете. Так?

— Допустим.

Тышкевич внезапно помрачнел.

— Для вас мы все на одно лицо, как китайцы!

От хлопка входной двери дрогнули листья латании. Не снимая фуражки, в конец залы прошел высокий капитан. Его спина неуклюже круглилась под ремнем портупеи, складчатая шея выпирала из воротника. Рядом, то пропуская капитана вперед, то лавируя между столиками, следовал молодой человек в зеленом люстриновом пиджаке. С его затылка косицами свисали прямые черные волосы.

«Это же Мишка Якубов! — Костя низко склонился над тарелкой. — Нужно уходить, пока не заметил…»

— Калугин! Мое почтение! — привстав, Тышкевич помахал капитану салфеткой. Потом кивнул в сторону его спутника. — Взгляните-ка. Первый признак плебейского происхождения — это плоский затылок…

Мишкин отец держал в Кунгуре гостиницу второго разряда. Один раз он приходил в университет и на глазах у студентов разговаривал с сыном строго, как с собственным номерным.

— Мне пора, — Костя поднялся. — Не откажите в любезности уплатить!

Он положил на стол длинный билет омского правительства, похожий на аптечную наклейку, и вышел из залы, спиной ощущая на себе пристальный взгляд Мишки Якубова.

У выхода налетел на Леру.

— Разве я опоздала? — она обиженно отстранилась.

— Сейчас объясню, — Костя подхватил ее под руку и повел через улицу, к часовне Стефана Великопермского.

Мимо них проехал казачий патруль. До обеда не переставая лил дождь, и ноги у лошадей были в грязи по самые бабки.