Эсхил (525-456 гг. до н.э.) жил в самую волнующую эпоху истории своей отчизны. Общественная атмосфера была исключительно напряженной, порой грозовой и драматичной. Она создавалась прежде всего внутренним, социальным антагонизмом между освобождавшимся демосом и реакционными силами землевладельческой знати, а также острыми расхождениями и столкновениями в самом разнослойном демосе.

Когда Эсхилу было шестнадцать лет, в Афинах были свергнуты Писистратиды — сыновья захватившего власть в городе тирана. Через два года были проведены революционные меры Клисфена, направленные против сохранившейся родовой и плановой организации, на которую опирались аристократические верхи. Борьба не прекращалась и не затихала. 3а пять лет до смерти великого трагика реформа Эфиальта окончательно ликвидировала пережитки этой организации, упразднив старинные права высшего судилища — ареопага. Восходившие силы демократии — толща крестьян, ремесленников, корабельщиков, торгового и прочего предприимчивого городского люда — неуклонно утверждали свое значение. Став главной ведущей силой в афинском полисе, они должны были ограждать его и от внешних противников — олигархической Спарты, Беотии, Халкиды, Эгины. Отстояв в продолжительных войнах с ними свою самостоятельность, молодое аттическое народоправство блистательно доказало свою жизнеспособность. Она проявилась с огромной мощью особенно в годы тягчайшего исторического испытания — греко-персидских войн. Возглавив всенародную борьбу против могущественного врага, афиняне своим мужеством и патриотизмом вдохновили на ратные подвиги всю Элладу. Их тяжеловооруженные пехотинцы — гоплиты одержали победу при Марафоне (490 г. до н.э.), их моряки разгромили огромный персидский флот у Саламина (480 г. до н.э.), их войско в союзной греческой армии сыграло важную роль в сражении у Платеи (479 г. до н.э.), их эскадра в составе греческого флота нанесла последний удар персам у Микале. Разгром врага имел своим последствием отпадение от него Малоазиатской Греции — Ионии — и полное освобождение всего эллинского мира от посягательств персов.

По своему происхождению Эсхил принадлежал к аристократам, евпатридам, но своими взглядами, своими симпатиями и устремлениями был на стороне всего нового, прогрессивного, что воплощалось для него в афинской демократии. Всем своим творчеством он это новое утверждал, а когда над его родиной нависла угроза неволи, он с копьем в руке отважно защищал свою отчизну. Эту защиту отечества Эсхил считал важнейшим подвигом и назначением своей жизни, что явствует из автоэпитафии поэта, в которой отмечена лишь его доблесть как марафонского бойца. В надгробной надписи Эсхил не упомянул о своем трагедийном творчестве, видимо считая его подчиненным иному жизненному назначению.

Героическая борьба греческого народа за свою свободу и независимость и исход этой борьбы определили в существеннейших чертах все мировоззрение и мироощущение поэта. Глубокая убежденность Эсхила в исторической правоте дела Эллады вселила в него веру, что закон справедливости — Дике — непреложен. Непоколебимость этой веры поэта характеризует его взгляды на мир и людей, на судьбу племени, рода, семьи и отдельного человека. Все, что нарушает этот святой нравственный принцип, нечестиво и недопустимо. Нельзя преступать этот закон безнаказанно: возмездие неизбежно, оно придет раньше или позже, но неминуемо. Участь персидских завоевателей расширена Эсхилом до универсальной идеи кары и расплаты за допущение несправедливости. Кара постигает за зло, причиненное не только человеку, но и любому другому живому существу (“Агамемнон”, 49-59).

В “Просительницах” Данаиды умоляют Пеласга о спасении их от насилия Египтиадов — во имя справедливости. Если царь Аргоса заступится за них, то его союзницей станет справедливость, Дике (342). Поскольку он колеблется, то они спрашивают, почему он медлит поступить по справедливости (406): ведь Египтиады хотят попрать справедливость (430). Хор завершает трагедию молением о торжестве справедливости: “Пусть же правый будет прав!” (1072).

Справедливость, справедливость, справедливость… Можно привести еще десятки подобных мест из трагедий Эсхила, где она утверждается как краеугольный камень, который должен лежать в основе человеческих деяний. Это — идейный лейтмотив, который проходит также и через “Персов”, через “Семеро против Фив”, через трилогию “Орестея” и через “Прометея прикованного”, — через все сохранившиеся произведения великого драматурга.

Идея справедливости — Дике — во многом носит у Эсхила еще религиозно-мифологический характер. Справедливость есть не только нравственный принцип, но и главным образом основа миропорядка, ее залог — всемогущество богов, прежде всего — Зевса. Мойра и боги посылают человеку возмездие, подобно тому как в “Илиаде” губительные наводнения насылает

В таком понимании справедливости Эсхил вообще близок к Гомеру: не случайно разрушение Трои мыслится обоими поэтами как возмездие за преступление Париса.

поет хор в “Жертве у гроба” (935-936).

Однако содержание понятия справедливости у Гомера и у Эсхила далеко не идентичны. Понимание справедливости у Гомера зиждется еще главным образом на этике общинно-родовых отношений; это понимание существенно изменяется у поэта земледельцев Гесиода, затем у Солона и других поэтов и мыслителей древности. Но именно у Эсхила справедливость и глубокий драматизм борьбы за нее составляют весь пафос, самую душу его творчества.

В процессе разрушения старых связей и становления нового, демократического города-государства — полиса — в значительной мере возросло самосознание отдельного человека, происходит кристаллизация личности. Период становления афинской демократии и ее расцвета нередко — и вполне справедливо — характеризуют как момент равновесия между личностью и обществом — городской общиной, неотъемлемой частью которой личность ощущает себя и вне которой не может себя выявить. И если процесс формирования личности оказался решающим для всей драматургии Эсхила, впервые наделившего своих героев яркими индивидуальными чертами (подробнее мы будем говорить об этом дальше), то для его этики это равновесие приобрело значение идеальной нормы.

Основной причиной нарушений справедливости для Эсхила является “hybris” — высокомерие, заносчивость, презрительная гордыня. Расплата за “hybris” — основа этической философии Эсхила. Данаиды умоляют Пеласга спасти их от надменных Египтиадов, носителей произвола и насилия. Отбиваясь от их дерзкого посланца, они неоднократно клеймят посягательства преследователей как “hybris” (“Просительницы”, 817, 845, 880 и др.). Тень Дария предсказывает поражение персидского войска за “hybris”, за дерзость похода на землю эллинов:

Крах нашествия персов и гибель многих из них должны послужить уроком в грядущем, чтобы не допускали больше подобной дерзости, не проявляли губительной “hybris” (там же, 818-821).

Одно своеволие, одна наглость влечет за собою другие, одна “hybris” порождает другую, — поет хор в “Агамемноне” (760 и сл.). Много аналогичных осуждений дерзкого своеволия и в других трагедиях. Эсхил здесь мыслит так же, как его старший современник, философ Гераклит: “Высокомерное своеволие (hybris) следует тушить скорее, чем пожар” (фрагмент 43).