Кивнув в знак приветствия Каделу, Клясов сообщил:
– В прошлом году он занял третье место в генерале Тур де Франс. После этапа я нарулю его майку с персональным автографом для тебя.
Артём презрительно скривил губы.
– Фи, нужна мне его потная майка.
Клясов хитро глянул на Артёма и как бы невзначай заметил:
– Кстати, до того, как перейти на шоссе, он выступал в кросс-кантри. И был Олимпийским чемпионом. А в шоссе пришёл в возрасте двадцати пяти лет.
– Даже так... – протянул Артём и с интересом уставился на австралийца. – Ну, тогда я не против его автографа. А кто здесь ещё из знаменитостей? Первое и второе место Тур де Франс тоже едут с нами?
– Не, эта парочка решила покататься по Швейцарии. Хотя и без них тут достаточно серьёзных людей. Но мне надо следить за этой троицей. – Клясов указал на трёх стоящих рядом гонщиков, которые также давали интервью на телекамеры. Причём на микрофонах журналистов были, в основном, нарисованы логотипы российских телеканалов. – Хм, гонка ещё не началась, а они уже пасут и ходят друг за другом.
– А кто они? – поинтересовался Артём.
– Смотри, в бело-голубой форме, – Клясов указал на ближайшего спортсмена – высокого, худого и загорелого мужчину лет тридцати, – Антонио Кальери, капитан «Катюши». Всего месяц назад он приехал первым на Джиро. Он не успеет восстановиться к Франции, чтобы претендовать на подиум, поэтому здесь он будет выкладываться по-полной. Второй, – Клясов перевёл взгляд на невысокого, светловолосого коренастого парня лет двадцати пятит в светло-оливковой форме, – Александр Чепрыкин, второй капитан «Астаны» и сильнейший гонщик из стран СНГ после ухода Винокурова. Его выставили капитаном, чтобы он приехал первым. Он пока слабоват для стабильного выступления на трехнедельных гонках и выступает на них как зам своего капитана, но в этом сезоне он каждый раз поднимался на подиум, когда ехал недельную или однодневную гонку. А в этом году он проехал их уже штук десять-двенадцать. Вдобавок он взял два этапа на Джиро. Никто не понимает, как ему удаётся целых пол-года поддерживать высокую физическую форму без спадов, но он её как-то поддерживает. Он ещё ни разу не лажал в этом году. Ну, а третий, – на лице Клясова проступила печать уважения, когда он начал говорить про мужчину в ядовито-зелёной форме, – можно сказать легенда велоспорта. Это Симон Лакомб, капитан украинской ISD. Когда я только-только начал выступать, он уже был именитым велогонщиком и я равнялся на него. Хоть ему сейчас тридцать девять лет, он, как уже говорил Костя, переживает в этом сезоне вторую молодость. Это, скорее всего, его последний сезон, и он, я уверен, не прочь вписать своё имя в историю Тура России как его первый победитель. Здесь ещё много сильных спортсменов, но кроме этих троих никто в открытую не заявлял о своих амбициях на подиум. Короче, опасаться мне надо многих, но этих троих – больше всего.
Едва Клясов закончил свою речь, как возле него возник тучный мужчина в чёрных брюках и белой рубашке. Раскинув в стороны руки, он громко, с наигранным воодушевлением, произнёс:
– Ба, да это же Вадим! Не ожидал увидеть тебя в ВорлдТуре в этом сезоне, не ожидал. Я-то думал ты спокойно пересидишь дисквалификацию и продолжишь гоняться в следующем году, а ты опять отмочил. И как это ты додумался выйти на старт с пародией на команду? Что, опять решил показать всем свою силу и победить в одиночку? Впрочем, что ещё ожидать от самоуверенного идиота.
Кокорин, покосившись на мужика, заметил:
– Он не один.
– А, Миша, привет, – поприветствовал гонщика мужчина. – Ты же вроде завязал со спортом?
– Я решил вернуться на одну гонку.
Мужчина насмешливо усмехнулся.
– Ну, удачи тебе. Надеюсь, ты сможешь доехать до финиша живым.
– Заткнись, да? – агрессивно пробурчал Кокорин.
Устав слушать и ничего не понимать, Артём спросил:
– Вадим, а что это за пухлый хрен и почему он наезжает на нас?
– Он – спортивный директор Казаков, – ответил Клясов.
– Украинцев, что ли? – уточнил Артём.
Хохотнув, Клясов пояснил:
– Не, он не имеет никакого отношения к украинцам. Казаков – его фамилия. Сейчас он руководит моей бывшей командой «Эстимола». Она из Испании, если ты не в курсе. И именно из-за этого козла я словил дисквалификацию. Серёжа Казаков оказался очень обидчивым и злопамятным спортивным директором, он никак не мог смириться с тем, что я не слушаюсь его приказов и подшучиваю над ним. Мы кое-как уживались прошлый сезон, но в начале этого он окончательно возомнил себя самым великим человеком от велоспорта, начал сильно обижаться на мои шуточки и в конце концов натравил на меня своего братца, спортивного чиновника UCI. Сначала меня долго пытались подловить на допинге, выкачали из меня несколько литров крови, но я выжил, а они обломались. Потом мне припомнили пару интервью, когда я был не в самом хорошем настроении, и начали докапываться по поводу неспортивного поведения и каких-то левых нарушений регламента. Однажды меня достала вся эта канитель и я настучал его братцу по лицу. – Клясов гордо выпятил грудь. – Целых два раза. Правда, меня за это дисквалифицировали, а владелец команды расторг со мной контракт. Нужно было выбирать между мной и Серёжей, и владелец выбрал его. Спортивный директор из него никакой, зато благодаря его братцу «Эстимола» постоянно получает приглашения в трёхнедельные гонки, хотя не имеет лицензии Про-тура. Такие вот дела.
– Ну и мудак же ваш Серёжа, – раздался из толпы знакомый голос и, грубо растолкав зрителей, к ограде пробился Кеша со своей компанией числом в три человека.
Один из зрителей попытался было возмутиться, но, увидев, кто его толкнул, счёл за благо смолчать. Такой же стратегии решил последовать и оскорблённый Казаков, потому что четыре крепких парня в кепках-платформах, трениках и майках ну никак не походили на начитанных, интеллигентных юношей. Совсем.
Всё, что позволил себе Казаков, так это вопрос:
– А вы ещё кто такие?
Кеша ткнул себя в грудь большим пальцем и во всеуслышание заявил:
– Мы – их болельщики.
– Ясно, – хмыкнул Казаков и сквозь зубы процедил: – Какая команда, такие и болельщики. Одним словом, быдло.
– А вот за быдло ты по-любому ответишь, – пообещал всё слышавший Кеша. – Теперь ходи осторожно, дядя, и почаще оглядывайся.
Резко побледневший Казаков скукожился и уже собрался принести свои извинения, как внезапно над площадью прогудела сирена и спортивный директор, крутанувшись на пятках, направился к каравану техничек, выстроившихся сразу за колонной гонщиков.
– Пять минут до старта, – сообщил Клясов.
– Ну, с Богом, – напутствовал команду Ежов, заставивший наконец «афро» одеть шлем, и обратился к Кеше с компанией: – Таки приехали, болельщички. А жаловались, что не хватит денег на бензин. Что, опустили кого-нибудь или на сёмках сэкономили?
– Да пошёл бы ты, Костя, – беззлобно огрызнулся Кеша. И, собираясь уходить, сказал: – Ладно, удачи вам мужики. Мы будем ждать вас на финише. Выиграйте эту гонку!
– Обязательно, – пообещал Клясов.
Когда Кеша с компанией затерялся в толпе, а Ежов ушёл к своему «тазику», выполнявшему роль технички, рядом с оградой возник ещё один примечательный персонаж – горбатая, абсолютно седая старуха с чёрном платье из грубой ткани. Её волосы были растрёпаны и клочьями торчали во все стороны, она беззвучно шевелила губами, а её глаза блестели лихорадочным блеском. Старуха казалась сумасшедшей, и того же мнения придерживалось большинство зрителей, потому что вокруг неё мгновенно образовалось свободное пространство.
Подойдя к ограде, старуха не моргая уставилась на Кокорина, отчего тот съёжился и спрятался за Диму, который, закрыв глаза, то ли медитировал, то ли настраивался на гонку.
Пробормотав что-то нечленораздельное, старуха вытянула руку, указала на Кокорина, перекрестила его и, развернувшись, побрела восвояси.