— А может такое быть, что кто-то вчера вечером залез в наш снежный дом, спрятался там и следил за нами? — спросил Снабби. — И я, наверное, как раз видел, как кто-то или входил в него, или выходил.

Они сели у края сверкающего замерзшего озера и стали надевать коньки. У Барни были отличные новые, подаренные ему на Рождество бабушкой. Он еще никогда в жизни не стоял на коньках, и ему не терпелось попробовать. Его, как и Роджера, озадачила обнаруженная Снабби перчатка, но стоило Барни встать на лед на вихляющихся под ним коньках, как странная находка начисто вылетела из головы.

Снабби и Роджер считали себя бывалыми конькобежцами. При этом Снабби, как ни странно, катался лучше, чем Роджер, и вскоре умчался вперед, призывая за собой остальных.

Чудик разволновался при виде своего хозяина, буквально летящего надо льдом, так быстро и легко он двигался. С возбужденным лаем пес бросился со снега на лед и попытался галопом догнать мальчика. Но, к своему изумлению, обнаружил, что все четыре лапы выскользнули из-под него, и он едет на собственной спине, как у него это иногда получалось на скользком паркете. Однако здесь, на гладком льду, встать на ноги оказалось гораздо труднее, чем в прихожей с натертым полом. Каждый раз, пытаясь встать, пес шлепался снова. Наконец, беспомощно оглядываясь, он сумел сесть на задние лапы.

— Не везет тебе, Чудик! — крикнул Снабби, гоняя вокруг него кругами. — Что-то ноги тебя не слушаются, да? Научись для начала хотя бы спокойно ходить.

Чудик прыжком вскочил, намереваясь последовать за Снабби, и, конечно, опять потерял равновесие, лапы его расползлись в стороны, и он уткнулся носом в лед. Кое-как он опять сел и отчаянно взвыл.

— Ладно, я отнесу тебя обратно на берег, — сжалился над ним Снабби. — Но только больше не глупи, оставайся там.

Роджер, выйдя на лед, сначала катался осторожно, боясь упасть, но вскоре освоился и осмелел. Барни стоял, глядя на Снабби, восхищаясь легкостью, с которой тот парил надо льдом. Оказывается, задача в том, чтобы не потерять равновесия, а в этом Барни был не новичок. Разве не ходил он сотни раз по канату? Не стоял на спине скачущей лошади, когда она красивым галопом неслась по краю арены?

Недолго думая, Барни шагнул на лед и заскользил ровно и ритмично. Он освоился почти мгновенно. Ощущение было такое, словно у него на ногах выросли крылья.

— Эге-гей! Как здорово! — кричал он. — И почему я раньше на коньках не катался?

Роджер и Снабби пораженно следили за ним. Всего год-два назад им самим пришлось пройти через все неприятности долгого и болезненного обучения катанию на коньках. Сколько раз они падали, теряя равновесие и набивая себе шишки, поднимались и вновь шлепались на лед, прежде чем смогли проехать несколько шагов. И вот, пожалуйста, старина Барни с первого раза летит со скоростью тридцать миль в час, как будто всю жизнь только тем и занимался, что катался на коньках. Вы посмотрите, что делает: гоняет кругами, потом опять бросается вперед! На скорости тормозит и снова выписывает круги! Ну и Барни!

Обманщик, ты и раньше умел кататься! — крикнул Снабби.

Нет, не умел! Это первый раз! — откликнулся Барни. Его синие глаза сияли. — Это так здорово! Лучше, чем на велосипеде! Лучше, чем на лошади!

В этот момент на лед вышла Диана. Она тоже остолбенела, увидев, как уверенно катается Барни с Мирандой на плече. Обезьянка явно была в восторге от этой новой игры. Диана двигалась по льду легко и изящно. Она подъехала к Барни и протянула ему руку.

— Давай кататься вместе. Да, вот так — держи меня за руку. Слушай, Барни, да ты отлично катаешься!

Весело было скользить по синему льду в это ясное зимнее утро! Правда, Роджер несколько раз падал, потом со стоном вставал, потирая коленку или локоть, завидуя остальным, особенно Снабби. Снабби катался не с таким изяществом, как Диана и Барни, но, как обычно, был неистощим на всякие дурацкие трюки: то подпрыгивал в воздух на полном ходу, то крутился волчком до тех пор, пока не падал от головокружения, — одним словом, вел себя, по выражению Дианы, очень «по-снаббски».

Ребята отлично провели время на льду и были очень рады печенью, которое вручила им предусмотрительная миссис Тикл. Они щедро поделились им с Чудиком и Мирандой.

— Давайте после обеда опять пойдем кататься, — предложил Барни.

Ему казалось, что он никогда не насладится вдоволь этим легким, стремительным полетом в морозном воздухе. И весь день они провели на озере. Лед на нем был совершенно чистым, за исключением дальнего края, где над ним нависали деревья, сохраняя слой снега.

К вечеру ребята очень устали — так устали, что сразу же после ужина отправились наверх в свои комнаты. Миссис Тикл была удивлена — и одновременно обрадована, потому что теперь и она могла лечь спать пораньше.

Могу спорить, что сегодня ночью ничто на свете не сможет меня разбудить! — объявил Снабби, подавив огромный зевок.

Гроза бы разбудила, — вяло заметила Диана. — Я, например, от грозы всегда просыпаюсь.

Нет, меня гроза не разбудит. И землетрясение тоже. И даже бомба! — заверил ее Снабби.

И ошибся. Ошибся так, как никогда еще не ошибался.

Снабби заснул едва ли не раньше, чем залез в кровать. Разыскивая на ощупь свою пижаму, он почувствовал, как у него слипаются глаза, а через секунду отключился. И даже не видел ничего во сне.

Остальные были почти в таком же состоянии. Даже крошка Миранда утомилась, проведя весь день на морозе, и нырнула под одеяло в ногах у Барни еще до того, как он сам успел лечь.

Последней в доме легла спать миссис Тикл. Но она не прокаталась весь день на озере, поэтому, не .торопясь, разделась, аккуратно сложила все свои вещи, умылась ледяной водой, расплела косы и расчесала волосы щеткой.

Славные ребята, думала она, всегда готовы помочь, всегда все делают вместе. Но этот Снабби — ну, пройдоха! «Этот из всей четверки самый лучший», — подумала миссис Тикл, опять заплетая в косы свои длинные волосы.

«Уж эти его веснушки, эти его шуточки! Напоминает мне моего Тома, каким он когда-то был. Вечно проделки на уме, и ловкий, как обезьяна. Да, ловкий, как эта Миранда! Не понравилась она мне сначала, малышка эта. Но уж больно забавная. А пес этот, Чудик! Более подходящего имени и не придумаешь. Весь день чудит — таскает у меня одежду, щетки, а потом прячет где-то».

Проделав все, что она со своей обычной аккуратностью делала каждый вечер: прочтя молитву, почитав Библию и намазав кремом огрубевшие руки, — миссис Тикл наконец улеглась.

Она погасила свет и укрылась одеялом, прижав к себе горячую грелку. И, как и ребята, крепко заснула.

Ночь выдалась тихая, морозная. Не было слышно ни звука — даже сова от холода не ухала. Она печально взмахивала своими бесшумными крыльями, высматривая мышей. Но не могла их увидеть. Мыши прятались глубоко под снегом, спасаясь от холода в своих уютных норках.

И вдруг страшный грохот расколол тишину. Он прокатился эхом по старому дому и в мгновение ока поднял на ноги всех его обитателей.

Никто не мог понять, в чем дело. Шум раздался в то время, как ребята спали, а когда проснулись, только эхо его еще звучало у них в ушах.

Снабби в страхе подскочил на кровати. Диана съежилась под одеялом. Роджер сел, а Барни выскочил из кровати и встал посреди комнаты. Миссис Тикл натянула на голову одеяло. «Гроза, видно!— подумала она. — О господи, как шарахнуло!»

Чудик сердито залаял не столько от страха, сколько от раздражения. Он так сладко спал — даже ухом не подрагивал, — и вдруг без всякого предупреждения этот ужасный грохот. — Роджер, который спал в одной комнате со Снабби, окликнул друга со своей кровати:

Снабби, ты слышал этот грохот? Как ты думаешь, что это было?

Конец света, наверное, что же еще? — ответил Снабби. Его сердце все еще не могло успокоиться— Вряд ли это гроза. Смотри, небо чистое и звезды видны.