Ты «Войну и мир» читал?

А почему ты спросил?

Читал или нет?

А зачем тебе знать?

Да или нет?

Ну, допустим, я тебе не скажу. Что тогда?

Понятно. Там одна чувиха носила фамилию Ростова, Наташа Ростова. Может, слышал?

Ну, возможно, когда—то, где—то, что—то похожее мимо ушей пролетало, поэтому я не расслышал. А при чем здесь Наташа Ростова?

Пытаюсь мыслить логически. Ростов — город и Рига — город. Я подумал, раз есть фамилия Ростова, то почему бы не быть фамилии Рижская. Короче, я попробую пробить Майю Рижскую, может, что-нибудь нарою. А там видно будет.

Ладно. Я тебе позвоню, когда вернусь из ментовки.

Пузырь оглядел Вадика с ног до головы и посоветовал:

Ты бы приоделся ради такого случая, все—таки не каждый день встречаешься со своим инспектором. Надо произвести на нее хорошее впечатление. Смени прикид хоть на пару часов, а то одеваешься, как беспризорник, смотреть тошно, честное слово. Кстати, на одном милицейском интернет—сайте есть страница «розыск». Там вывешивают информацию не только о преступниках, но и о без вести пропавших людях, например, о беспризорниках, которые сбежали из дома. Опиши, как выглядит твоя Майя, ну, там одежда, возраст, особые приметы типа шрама, татуировки или родимого пятна.

Одета в брюки, блузку с короткими рукавами, правый рукав порван и зашит. Худая, среднего роста, лицо обыкновенное, возраст мутный, возможно, наша ровесница. Шрама или родимого пятна я не заметил. На плече татуировка...

Что же ты сразу не сказал?! — перебил его Пузырь. — Татуировка — очень важная и особая примета. — Он поискал глазами бумагу, нашел на холодильнике ручку и свежую газету, оторвал от нее клочок и приготовился записывать. — Что изображено на татуировке? Вспоминай.

Комета с ярким хвостом, космический спутник и надпись «Хаябуса».

Как—как? — не понял Пузырь. — «Хая...» что?

«...буса». «Хаябуса», — повторил Вадик, взял У Пузыря ручку и сам написал иностранное слово «Hayabusa». — Вообще—то эта татуировка не совсем настоящая, она не наколота, а наклеена, как переводная картинка. Ну, знаешь, иногда такие татушки вкладывают в упаковки со жвачкой. Обычно они держатся на коже несколько дней и постепенно стираются. А если постараться, то можно смыть мылом за один раз.

—На всякий случай проверю эту примету. Слушай, можно я у тебя хлеба возьму? Мне некогда снова в магазин переться, надо информацию искать. А ты ведь все равно на улицу идешь, вот на обратном пути и купишь. Вот тебе деньги, — Пузырь дал Вадику несколько рублей, забрал буханку из хлебницы, потом, не спрашивая разрешения, взял со сковородки четыре котлеты и направился в прихожую. У двери он снова остановился и полез в карман за деньгами. — Да, вот еще что... Я вчера в одном киоске видел недорогой компакт—диск с ценными программами, но не купил — киоск был закрыт. Будь другом, купи. Это недалеко. Одна станция на метро. Вот тебе бабки.

А шнурки тебе не погладить? — рассердился Вадик. — Нашел мальчика на побегушках. Хлеба ему купи, диск ему купи. Совсем оборзел.

Я не оборзел, — возразил Пузырь. — Я, между прочим, собираюсь найти информацию о твоей мутной подруге, поэтому на другие дела у меня времени не хватает. Ну, что? Купишь или мне все бросать и самому идти за диском и хлебом?

Ладно, — вынужденно согласился Вадик. — Как называется диск и где находится киоск?

Пузырь объяснил. Взяв деньги, Вадик проводил своего соседа, принял душ, надел свежую рубашку, брюки, легкие ботинки и сразу почувствовал себя не в своей тарелке, так как привык к майке, джинсам и кроссовкам. Потом он скрепя сердце сбрызнул шею папиной туалетной водой и с кислым лицом вышел на улицу, спотыкаясь на ровном месте в непривычной остроносой обуви.

ГЛАВА II

ЧЕЛОВЕК БЕЗ ГРАНАТЫ

В отделении милиции стены были выкрашены масляной краской отвратительного желто—коричневого цвета. Вдоль коридора стояли старые деревянные кресла с откидными сиденьями, как в провинциальных кинотеатрах или домах культуры. Вадик шел по этому нагоняющему тоску коридору, стреляя глазами в разные стороны, в поисках кабинета с номером 14.

Инспекция по делам несовершеннолетних находилась на первом этаже между отделом кадров и бухгалтерией. В креслах возле дверей сидели двое мужчин и щуплый подросток в очках, который, опустив голову, читал какой—то журнал.

Тут что, очередь? — спросил Вадик. — Кто последний в четырнадцатый кабинет?

Один из мужчин отрицательно помотал головой, мол, не знает, другой сказал:

Мы в отдел кадров.

А ты в четырнадцатый? — спросил Вадик у подростка.

Нет, — не поднимая глаз, произнес очкарик. — В четырнадцатый никого нет, можешь заходить.

«Ну и ну, — подумал Ситников, глядя на очкарика. — Неужели этот слепошарый коротышка пришел в отдел кадров устраиваться на работу в милицию? Наверное, дела у ментов хуже некуда, раз они берут на службу таких обрубков. Впрочем, этот четырехглазый вполне может работать курьером».

Вадик постучал, открыл дверь четырнадцатого кабинета и вошел в небольшое тесное помещение.

Можно? Вы меня вызывали. Я — Вадик Ситников.

В кабинетике стояли два казенных стола, сейф и шкаф. Рядом с одним столом пристроился на стуле мужчина' с блеклым невыразительным лицом, одетый в неброские брюки и рубашку. За другим столом девушка в серой милицейской форме делала какие—то пометки в бумагах.

Здравствуй, Вадим, — сказала она, взглянув на Ситникова. — Я инспектор по делам несовершеннолетних Альбина Георгиевна Ремизова.

Здрасте... Зачем вызывали? В чем дело—то? — спросил Вадик и подумат, что Ремизова похожа на молодую практикантку, учительницу младших классов, которая решила примерить милицейский китель.

Садись, Вадим, — кивнула Альбина Георгиевна на стул перед своим столом.

Ага, спасибо. — Вадик нахально повернул стул боком, чтобы можно было вытянуть ноги, затем сел, поставил локоть на столешницу, развязно закинул ногу на ногу и, оглядев кабинет, кивнул на часы, висевшие на стене. — Вы обещали, что разговор на десять минут. Время пошло.

Курить, надеюсь, не попросишь? — красиво приподняв бровь, спросила Альбина Георгиевна.

—Не—а, я не курю. Это вредно. Попить бы. Инспектор Ремизова и мужчина переглянулись.

Девушка покачала головой с таким видом, будто хотела сказать: «Вы только посмотрите, какой нахал. Тяжелый случай». Она положила авторучку, которую вертела в правой руке, на стол, встала, взяла с подоконника электрочайник и стакан, налила воды и передала Вадику. Ситников залпом опорожнил стакан, недовольно скривил лицо, сказал:

Теплая.

Ну что, тебе легче? На вопросы отвечать сможешь? Если ты в состоянии, то начнем. — Альбина Георгиевна положила перед собой какой—то бланк, наклонила к столу голову с аккуратно собранными на затылке в узел золотистыми волосами, кашлянула и, строго, исподлобья взглянув на Вадика, сказала: — Сообщи дату и место своего рождения, адрес, телефон, а также номер своей школы и класс.

Ремизова быстро записала ответы Вадика. Покончив с этой процедурой, она подвинула бланк к Ситни—кову:

Вот здесь распишись, пожалуйста.

А это еще зачем? — удивился Вадик.

Не обращай внимания, это всего лишь формальность. Я должна отчитаться перед своим начальством о том, что провела с тобой беседу.

Вадик взял ручку и поставил автограф.

Теперь я свободен? — спросил он, вставая, чтобы уйти.

Сядь, Ситников! — прикрикнула Ремизова, легонько шлепнув ладонью по столу. Она сердито сверкнула глазами, а возле ее губ обозначились едва заметные морщинки. — Будь любезен, веди себя прилично!

А что я такого неприличного сделал?

Прекрати дурачиться!

Вадик вернулся на свое место. Он абсолютно не понимал, из—за чего его сюда вызвали, поэтому на всякий случай прикидывался простачком, этаким футбольным фанатом с тремя извилинами, который не умеет себя вести, любит побузить, но на серьезное преступление никогда не осмелится.