Я бросила долгий взгляд на изломанный, сверкающий красным мир демонов, переделанный в… ад, собственного изготовления, предназначенный, чтобы поймать эльфов в ловушку и убить их, но в место этого демоны прокляли сами себя. Затем, упав на колени, я закрыла глаза и послала мой разум в линию, давая ему ворваться в пурпурно-черное ничто.

Мое дыхание стало болезненным хныканьем, и я упала на сухую землю, мои руки сжимали куски камней, а щеки вдавливались в грязь. Мой разум сжался в тонкую линию, мои мысли свелись к бесцветному состоянию. Сердце билось, и это вредило мне еще больше.

— Ал! — подумала я, и боль удвоилась, когда я нашла его, думая изо всех сил, отчаянно пытаясь снять сокрушительное давление. Искры были в моих пальцах рук и ног. Я задыхалась. Если я скоро не вытащу нас отсюда, то я забуду, как дышать, и мы бы оба умрем.

Моя кожа и мысли были в огне, я подумала, что могла бы построить вокруг эха эмоций, которые остались от Ала. В одно из последних, мучительных сжатий, я отправила нас домой, туда, где мое тело дергалось в конвульсиях на красной пыли. Суровый ветер безвременья ударил меня, как отвесил пощечину. Тяжелый вес Ала врезался в меня, и мы оба закричали, когда он соскользнул на землю. Острые осколки камней впились мой бок, и я услышала, как он пытался дышать сквозь рыдания, сотрясавшие его тело. Я попыталась пошевелиться, мой крик боли вышел как хныканье. Мои мысли все еще горели, и я, наконец, открыла глаза.

Мы были в безвременье, лей-линия жужжала выше нас, по-прежнему без изменений, по-прежнему держа ядро фиолетового ничего. Рядом со мной, Ал криво лежал, его зеленый бархатный кафтан обуглился, имитируя состояние его разума и ауры. Измученная болью, я смогла сесть, слезы текли по лицу, когда я пыталась проморгаться. Моя одежда была нетронутой, и я подумала, насколько эта боль была моей и насколько Ала.

Тело Ала менялось, когда он неровно дышал, и я прикоснулась к нему, сжав руку, кольцо поблескивало ярким, серебристо-белым в красном воздухе. Оно больше не было черным, тусклость сгорела.

— Ал? — прохрипела я. Солнце ранило, но я не могла добраться до зонтика, раскачивающегося на ветру, который рыскал по моим костям.

— Я думал, ты… бросила… меня.

Я едва могла расслышать его, и я оперлась на его плечо, чтобы подобраться поближе. Он задохнулся от добавленного веса, и боль в голове удвоилась.

— Я не могла вытащить тебя наружу, в реальность, — объяснила я. — Я должна была переместиться в безвременье, чтобы сделать это.

— Я вышел? — сказал он, и челюсти его сжались, когда он открыл глаза. Он где-то потерял свои очки, и его глаза были черными, как у Тритон. Он закрыл глаза от моего страха.

— Мы вышли, — сказала я, все еще тяжело дыша из-за боли. Мы вышли, но я не думаю, что это имело значение.

— Сейчас я отправлю нас домой, — сказал он, и затем мы оба вскрикнул от боли, когда он попытался перескочить в линию. Огонь сжег дотла и наши синаптические линии, и я упала на спину, кряхтя, когда я заставляла свои легкие продолжать работу.

Если я дышу, значит, я живу, верно? Как это может быть настолько больно? Я была в огне. Мы заживо горели изнутри.

— О Боже! О, Боже, — простонала я, глядя на мою руку в удивлении. Она выглядела так же, но чувствовалась, как будто она горела, обугливаясь. — Нет. Не делай этого снова. Пожалуйста.

— Я не могу переместить нас, Селфнна. прости. Спаси себя сама.

Сердечная боль в голосе Ала прорубила агонию, и я сосредоточилась на нем, видя, как он свернулся калачиком от боли. Селфнна?

— Ты хочешь, чтобы я ушла? — сказала я недоверчиво, когда слезы вновь начали капать, но они шли, чтобы очистить глаза от песка или из-за Аль, я не могла этого сказать.

Ал застонал, и внезапно, рывком, он, наконец, стянул кольцо с пальца. Мое дыхание выровнялось, когда боль исчезла. Он сделал последний судорожный вдох, а затем он потерял сознание, его тело медленно двигалось. Моя рука дернулась, когда кольцо Ала просвистело на фоне скалы, и я поймала его.

Тишина наполняла меня, прекращая боль, делая ее почти нереальной, когда ветер переменился на линию в поле моего зрения. Была только затухающая боль, в глубине тканей, как если бы у меня была лихорадка.

— Ал?

Я тронула его за плечо, и моя рука стала блестящей от кровавого пота, пропитавшего всю его одежду. Он еще дышал, но был холодным.

— Ал, не засыпай! — закричала я, перемещаясь, чтобы встать перед ним на колени. — Будь со мной! — с тем же успехом я могла говорить с мертвыми, и я надела его кольцо на свой палец, чтобы не потерять его.

Потянувшись, я достала зонтик, держа его над нашими головами. Черт побери, мы были в большой беде.

Моя голова дернулась вверх от звенящих скал, и мое сердце, казалось, сжималось над тощей, неопытной фигурой на фоне Красного неба, ветер трепал его изодранную одежду, не останавливаясь, выглядящую, как остатки ауры, когда она колыхалась.

Я напряглась. Где был один демон на поверхности, будет и много, и они нападали только на слабых. Да, мы сейчас соответствовали этой категории.

— Ал! — прошипела я, встряхивая его за плечо, но он только застонал. — Просыпайся! Я не могу переместить нас. Черт побери, я знала, что это была плохая идея!

Огромная тень накрыла нас и ушла. Взглянув вверх, я выявила свою ломаную линию, крича и отпихивая ее подальше, когда противоречащий шум пронзил меня. Либо я повредила ауру, или линия действительно стала ядовитой. Глядя в пустое небо, я вскочила, не зная, могла бы я добраться до другой линии отсюда, но готовая попробовать. Я застыла, когда увидела, что за тень нас накрыла. Это была огромная горгулья… его кожа была серого цвета и покрыта галькой, а его кожистые крылья были больше, чем автобус. Медленно моя паника встала на отметку осторожная тревожность, оставив меня трясущейся и криво стоящей.

Поверхностный демон исчез, и я смотрела, как огромная горгулья сделала последний круг и приземлилась там, где был демон, словно чтобы тот не смел возвратиться. Мой взгляд метнулся к солнцу. Либо этот горгулья был очень стар, либо они жили по другим правила в безвременье.

Мое внимание перешло на тяжелый, зазубренный меч, который он держал в когтистой руке, и я попятилась назад к Алу, испытывая страх, но по совершенно новому поводу.

— Кто ты? — спросил горгулья, его произнесение гласных было, как будто камни крошились, а произнесение согласных было резким и острым, как будто железо застряло в опилках и тянется к магниту.

— Что ты делаешь с новым разломом?

Меч его слегка наклонился, и я сделала медленный вдох. Горгульи были защитниками. Либо я была в большой беде, или у меня, наконец, был перерыв.

— Мы пытались сбалансировать линию. Пожалуйста, ты можешь помочь нам? Он сгорел. Мы должны спрятаться от солнца.

Горгулья выронил меч, как будто тот был бесполезной палкой, и меч ударился о камни. Скалистые задние лапы горгульи ломали камни, когда он уцепился за скалу.

— Балансировали линию? — спросил он, его голос поднимался и опускался. — В этот короткий период, но, вероятнее, это единственный ответ, который мне все объяснит. А теперь. Я знаю, кто ты. Твой горгулья слишком молод, чтобы облегчить закрепление новой линии. Это твоя линия. Это кольца с твоей аурой. Ты позволила ему сломать ее. Почему?

Ему? — Подумала я, пытаясь прикрыть Ала моим телом. Он, должно быть, говорил о Ку’Соксе, и я захотела, чтобы горгулья свидетельствовал в суде демонов.

— Я не позволяла ему ломать линию. Он сделал это, чтобы обвинить меня в уничтожении безвременья. Ты знаешь, как я могу исправить то, что он сделал?

Горгулья зевнул и посмотрел на солнце.

— Изменение повредило ее. Изменение исправит ее. В то время пока мы будем исправлять ее, она уничтожит все и себя в том числе.

У моих ног, Ал задвигался, шепча, — Тритон. Позови Тритон.

Мой взгляд дернулся к нему, я обрадовалась, что он был в сознании.

— Тритон?

Его черные глаза открылись, и я уставилась в них.