Нью-йоркским аналогом фон Шмидта в том, что касалось германской фамилии и хриплого блюзового голоса, был Дэйв ван Ронк. С моей точки зрения, у ван Ронка не было лиризма фон Шмидта и ему не хватало его великодушия. Он был ярым коммунистом, которого, как казалось, в блюзе привлекала скорее его политическая направленность, а не красота музыки как таковой. Возможно, во мне говорит предубеждение: Дэйв и его жена спали на моем диване после игры в покер, длившейся целую ночь на 22 ноября 1963 года Когда его разбудили, чтобы сообщить об убийстве президента Кеннеди, он злорадно пробормотал что-то о кошке и мышкиных слезках и снова заснул.
Бостонская сцена росла, количество концертов и выступлений в кафе быстро увеличивалось, и деловой мир не мог не обратить на это внимания. Для постоянных посетителей Club 47понятие «музыкальный бизнес» олицетворял Пол Ротшильд Ротшильд, торговый агент независимого пластиночного дистрибьютора, работал по всей Новой Англии с конца пятидесятых. Он носил костюм, ходил с портфелем и время от времени, слушая джаз дома вместе со своей женой, мог раскурить косячок. В 1961 году он впервые зашел в Club 47и вскоре стал его завсегдатаем.
Пол был обладателем редеющей копны волнистых светлых волос, в его голубых глазах светился ум. Вскоре он расстался с костюмом ради кожаной куртки с бахромой и джинсов и одним из первых на Гарвард-сквер стал щеголять в «голубых ботинках» [48]— сапожках до лодыжки, на скошенных каблуках и с молнией сбоку. Вначале Пол выглядел тем, кем и был на самом деле — торговым агентом, затесавшимся в чуждое окружение. Но на Гарвард-сквер среди музыкантов и их друзей царила настолько продвинутая и раскрепощенная атмосфера, что вскоре он пропитался аурой этой художественной элиты.
Ротшильд отправился на покорение неосвоенных другими областей, записав любимцев Гарвард-сквер — Charles River Valley Boysи дуэт Билла Кита и Джима Руни. Он отпечатал по 500 экземпляров каждой пластинки и стал продавать их местным клиентам. Весь тираж разошелся за несколько недель, и Prestige Records,фирма грамзаписи из Нью-Джерси, специализировавшаяся на джазе, но сбившаяся с пути истинного ради блюза и фолка, предложила Полу выкупить у него мастера записей и сделать его главой своего фолк-отделения. К 1963 году он переехал в Нью-Йорк и подписал для своих новых работодателей все лучшие кембриджские таланты — Тома Раша, Эрика фон Шмидта и Джеффа Малдаура. «Продвинутый Кембридж» колебался в оценке произошедшего. С одной стороны, успех местных ребят вызывал радостное возбуждение. Но не было ли оттенка антисемитизма в той холодности, с которой был встречен этот прорыв честолюбия и деловой хватки? Многие говорили, что не доверяют Ротшильду, а другие открыто негодовали по поводу его успеха.
К 1963 году я жил на квартире за пределами кампуса вместе с Джеффом, теперь ведущим вокалистом в самой популярной группе Бостона — Jim Kweskin Jug Band.Группа внезапно стала предметом острой конкуренции между фирмами грамзаписи, каждая из которых старалась подписать ее и предложить большие деньги, нежели конкуренты. На их дебютный концерт в Нью-Йорке пришли на разведку ревнивые соперники из Гринвич-Виллидж — группа Even Dozen Jug Band,лидер-вокалисткой в которой была та самая загадочная красавица с фестиваля Cornell Festival— Мария Д’Амато. Прослушав, как Джефф спел всего один куплет, она повернулась к другу и сказала: «Я выйду замуж за этого парня». Тот факт, что она сама бросилась в объятия Джеффа во время их первого свидания, не помешал ему увести Марию из Even Dozens.Таким образом, она перебралась в Jim Kweskin Jug Bandв качестве второго ведущего вокалиста, а заодно и в нашу квартиру в статусе подруги Джеффа. Вскоре после этого Even Dozen Jug Bandраспалась, но участники группы сделали впоследствии яркие карьеры: Джон Себастиан стал участником The Lovin’ Spoonful,Стив Катц — Blood, Sweat& Tears,Джошуа Рифкин серьезно занялся изучением классической музыки, был продюсером и исполнителем рэгтаймов Скотта Джоплина [49], Стефан Гроссман стал блюзовым гитаристом и преподавателем, Дэвид Грисман — мандолинистом-виртуозом, игравшим вместе с Джерри Гарсией, а Пит Сигер собирал и записывал этническую музыку.
Соперничество между городами редко было таким неприкрытым. Первый концерт в университетском кампусе, который Пит Сигер сыграл после своего отказа давать показания перед Комиссией по расследованию антиамериканской деятельности, состоялся в Гарварде. И я вспоминаю его как один из лучших концертов, которые когда-либо видел. Но тот факт, что феномен Боба Дилана зародился в Нью-Йорке, заставил нас в нем усомниться. Всего лишь еще один автор и исполнитель политических песен, думали мы. Первый альбом Дилана подтвердил наши подозрения: песни его собственного сочинения не представляли особенного интереса, а версии традиционного материала были откровенно вторичными. Если это было лучшее, что мог предъявить Нью-Йорк, то нашему самодовольному чувству превосходства ничто не угрожало.
В один из ненастных вечеров весной 1963 года в Кембридже устроили большую вечеринку. Гарвард-сквер на той неделе буквально гудела от наплыва гостей: представители крупных фирм грамзаписи, Vanguard, Elektraи Prestige,приехали, чтобы посоревноваться за местных артистов. Я пришел поздно и помню, что видел, как Джоан Баэз и Мэнни Гринхилл тесно общаются с Мэйнардом Соломоном из Vanguardв одном углу, в то время как в другом Джек Хольцман из фирмы Elektraи Пол Ротшильд с заговорщическим видом что-то обсуждают. Помещение было набито ребятами в рабочих рубахах и джинсах и девушками в вельветовых юбках и деревенских блузах, пьющими дешевое вино из бумажных стаканчиков.
Ища, куда бы кинуть пальто, прежде чем отправиться на поиски выпивки, я открыл дверь в одну из крошечных спален. На полу сидели две девушки, а за распахнутой дверью кто-то невидимый мне играл на гитаре.
Я бросил пальто в угол, и тут гитарист запел: «Где же ты был, мой голубоглазый сын? Где же ты был, мой дорогой, мой юный?»
Ябуквально рухнул на пол как подкошенный и не шелохнулся, пока длилась песня [50], я был изумлен и даже едва не разрыдался. (Дело было всего через несколько месяцев после Карибского кризиса.) Не успел певец закончить «Hard Rain»,как тут же перешел к «Masters of War».В этой крошечной комнатушке сдержанные переборы Дилана и его гнусавый голос буквально обволакивали, и невозможно было думать ни о чем другом. Он закончил песню, попросил одну из девушек приглядеть за его гитарой и вышел, чтобы поискать туалет. С моим «дворовым» скепсисом относительно Дилана было покончено.
За год, прошедший с того утра, когда Дилан передавал гренки через стол на кухне Мэри Вэнджи, он успел преобразовать фолк-музыку. Теперь это было нечто гораздо большее, нежели просто «звуковое сопровождение» для студентов и либералов. Эта музыка влияла на политику в общенациональных масштабах и порождала мощные культурные волны. Пока наше внимание было поглощено конфликтом между различными «школами», он был далеко впереди нас, замышляя лобовой штурм крепости американской попмузыки. В следующий раз, когда наши пути пересекутся, а случится это на фестивале Newport Volk Festivalв 1965-м, я помогу ему взять приступом эту цитадель.
Глава 5
Наступил апрель 1964 года, и я снова встретился с Мадди, Отисом и Казен Джо — на этот раз в репетиционной комнате в Лондоне. Кроме них в списке участников Blues and Gospel Caravanбыли контрабасист из Чикаго Рэнсом Ноулинг, барабанщик Мадди Уотерса Уилли Смит, Брауни МакГи и Сонни Терри, Реверенд [51]Гэри Дэвис и Систер Розетта Тарп. Перед началом турне я решил устроить прогон всего выступления, чтобы рассказать, как, с моей точки зрения, оно должно быть организовано, а потом все это отрепетировать. Я хотел, чтобы Рэнсом играл на басу с большинством из выступающих, Отис и Уилли — с Розеттой, Брауни — на гитаре с Джо, Сонни — на губной гармошке с Реверенд Гэри и так далее. Когда я закончил свою речь, собравшиеся недоуменно уставились на меня, а затем принялись наперебой высказывать свои возражения и проявлять недовольство. Мадди был расстроен тем, что мы не взяли его группу целиком. Розетта не хотела, чтобы ей аккомпанировал блюзмен вроде Отиса. По наивности я и представить себе не мог, что участники турне практически не знакомы друг с другом.