От переводчика

Я хочу выразить сердечную благодарность во-первых, автору книги Джо Бойду за то безграничное терпение и скрупулезность, с которыми он отвечал на мои бесконечные вопросы, возникавшие при переводе;

во-вторых, Джону «Хоппи» Хопкинсу за уточнение некоторых важных деталей;

в-третьих, Михаилу Шарову, оказавшему неоценимую помощь в тех случаях, когда моего знания английского оказывалось недостаточно для понимания всех тонкостей текста;

в-четвертых, редактору Андрею Матвееву, освободившему русский текст от оков английского оригинала.

Петр Кулеш

Барабанщик группы Tomorrow Джон «Твинк» Алдер вспоминал:

«Композиция „Му White Bicycle”была написана про то, что в действительности тогда происходило в Амстердаме. Мой знакомый Найджел Уэймут, владелец бутика Granny Takes a Trip,вернувшись оттуда, привез мне значок Provos— символ движения анархистов, которые боролись за то, чтобы все для всех было абсолютно бесплатно. И действительно, у них в Амстердаме по всему городу были белые велосипеды, которые любой человек мог взять в любое время и поехать в любое место города. Я рассказал эту историю нашему вокалисту Киту Уэсту. Чуть позже мы вместе с ним съездили в Амстердам, чтобы увидеть все своими глазами, и он написал об этом песню. То есть получается, что в основе песни „Му White Bicycle"лежит философия анархистов Provos».

Saturday sun came early one morning

In a sky so clear and blue

Saturday sun came without warning

So no one knew what to do.

Saturday sun brought people and faces

That didn’t seem much in their day

But when I remembered those people and places

They were really too good in their way.

In their way In their way

Saturday sun won’t come and see me today.

Think about stories with reason and rhyme

Circling through your brain.

And think about people in their season and time

Returning again and again

And again

And again

And Saturday’s sun has turned to Sunday’s rain.

So Sunday sat in the Saturday sun

And wept for a day gone by.

Nick Drake

Пролог

Шестидесятые начались летом 1956 года и закончились в октябре 1973-го, а кульминации достигли в предрассветные часы 1 июля 1967-го, во время выступления группы Tomorrow в клубе UFOв Лондоне.

Джон Хопкинс и я начали устраивать еженедельные мероприятия UFOв помещении ирландского танцевального зала на Тоттенхэм Корт-роуд незадолго до Рождества 1966 года. Клуб быстро стал центром притяжения всего психоделического Лондона. К апрелю Pink Floyd,бывшие нашей «домашней» группой и главным объектом интереса ходившей к нам публики, переросли клубный уровень, поэтому я все время присматривал какую-нибудь новую группу. Однажды вечером в клубе Blaises яувидел Tomorrowи решил, что они очень хороши. Когда группа впервые выступила в UFO(это произошло 19 мая), между музыкантами и нашей аудиторией возникла любовь с первого взгляда. Стив Хау, впоследствии прославившийся в составе Yes,играл на гитаре, Твинк, сыгравший ключевую роль в возникновении панка, был барабанщиком Яне знаю, что стало с Джуниором, басистом, но в то время он — человек с безумными глазами, в сетчатой майке и выражением «а плевать на все» на лице — был центральным персонажем, привлекавшим к группе внимание. У певца Кита Уэста тем летом был сольный хит «Excerpt From a Teenage Opera, Fart 1»(«Бакалейщик Джек, бакалейщик Джек, пожалуйста, вернись…»), и он вовсю старался создать эффект присутствия «поп-звезды», в то время как группа вокруг него трансформировалась во что-то совершенно иное. Их новой программной песней стала «Му White Bicycle»— «Мой белый велосипед», посвящение транспорту, бесплатно распространяемому амстердамскими революционерами «провос»; соло Хау становились все длиннее, а барабаны Твинка — все громче и агрессивнее.

Месяцем или двумя ранее я бы никогда не пришел в Blaises,a Tomorrowвряд ли смогли бы что-то услышать об UFO.Той весной темп жизни очень ускорился: все время появлялись новые наркотики, одежда, музыка и клубы. Между психоделическим андеграундом и поп-сценой начали возникать точки пересечения. С каждой неделей посетителей UFOстановилось все больше и больше, и сохранять изначальную атмосферу в клубе становилось все труднее. Также нелегко было игнорировать возраставшее внимание со стороны полиции: чем длиннее становились очереди у входа в клуб, тем большее количество посетителей подвергалось обыску и аресту с поличным.

Хоппи заведовал световой установкой, проигрывал пластинки между выступлениями групп, ставил самурайские фильмы Куросавы в три часа утра и устранял все неисправности, возникавшие в клубе. А я стоял у входа и «набивал карманы» деньгами. Когда полисмены в штатском изъявляли желание войти, чтобы посмотреть, что происходит в клубе, я заявлял им, что политика наша такова: нет ордера на обыск — нет разрешения на вход. Конечно, ничто не мешало полицейским смешаться с толпой и оказаться внутри, просто заплатив за вход. Программа вечеров UFOчасто предлагала среди прочего и конкурс «вычисли полицейского». А что до мистера Гэннона, хозяина клуба Blarney,сдававшего нам помещение, то он полагал, что ящика виски, который каждое Рождество доставляли в участок на Гудж-стрит, вполне достаточно, чтобы задобрить стражей порядка.

За несколько недель до 30 июня — дня, когда Tomorrow вторично выступили в UFO,у клуба неожиданно появился полисмен в форме. Он попросил разрешения войти внутрь, чтобы забрать одежду человека, заключенного под стражу. Просьба была обоснованной — за полчаса до того голый парень пронесся мимо меня вверх по ступенькам и исчез в ночи. Хоппи и я согласились, что на этот раз можно сделать исключение. Я объявил присутствовавшим, что мы собираемся впустить полицейского, чтобы он поискал одежду, и включить для этого верхний свет — по клубу пошел неодобрительный гул. Когда толпа расступилась широким кругом, стали видны разные предметы одежды, разбросанные по полу. Молодой «бобби», казалось, покраснел от смущения, окинув взглядом собравшихся — яркий срез «лондонского чудачества» образца мая 1967-го: длинные волосы у молодых людей, платья-цветы на девушках, арабские и индийские рубашки, кафтаны, джинсы, даже несколько белых рубашек и широких брюк цвета хаки. Многие были под кайфом, большинство смеялись или ухмылялись.

Смех только усилился, когда стало ясно, что в наскоро собранной «бобби» охапке больше одежды, чем необходимо для приведения заключенного в приличный вид: двое или трое трусов (неопределенной половой принадлежности), пара рубашек, лифчик, несколько носков и тому подобное. Пробираясь к выходу, констебль, выходец из рабочего класса, смотрел на нас не с ненавистью, а с изумлением. Мы, в свою очередь, жалели, что он не в состоянии понять, почему мы принимаем изменяющие сознание вещества, танцуем в потоках лучей светового шоу, живем одним днем и относимся к ближнему с добротой, терпимостью и даже любовью. Во всяком случае, теоретически это было именно так. Как показали последующие годы, на практике эта цель не была достигнута, даже когда товарищи этого «бобби» надели кафтаны, стали крутить косячки и смешались с публикой на рок-фестивалях.