Я подозреваю, что именно это происшествие и послужило толчком к возникновению мифа о том, что Сигер пытался перерубить топором кабели, ведущие к колонкам во время выступления Дилана вечером в воскресенье. Сигер, топоры, кабели… Каким-то образом, как это бывает в легендах, реальные вещи предстали в выдуманных сочетаниях. Я могу сказать с полной уверенностью, что из всех кабелей за весь уикенд тот шнур был ближе всего к тому, чтобы оказаться перерубленным.
Во время субботнего концерта Пол и я говорили с Гроссманом по поводу саундчека Дилана Так как концерт New Folksзанял всю субботу после полудня, идеальным временем было бы утро воскресенья, но это было слишком рано для «совы» Боба. Таким образом, репетиции со всеми остальными артистами, выступавшими в воскресенье вечером, нам нужно было закончить утром, чтобы посвятить Дилану все время перед тем, как откроют ворота — с 5:30 до 6:30 вечера.
В воскресенье днем на сцену стройными рядами поднимались и потом спускались с нее авторы-исполнители и молодые фолк-виртуозы, а небо меж тем начало темнеть. К тому моменту, когда должен был начинать Баттерфилд, небеса разверзлись. Сцена была прикрыта маленьким навесом, спроектированным так, чтобы защитить только одного певца с гитарой. Баттерфилд выступал с металлической губной гармошкой и микрофоном, прижатым к губам. Мы выключили усилители и накрыли их непромокаемым брезентом Группа была подавлена, но играть было слишком опасно. Мне представилось, что Ломакс где-то удовлетворенно фыркает.
У закрывавших концерт Мими и Дика Фаринья электрических инструментов не было, и они были рады выступить, несмотря на дождь. В тот год у них вышла пластинка, пользовавшаяся популярностью, поэтому публике не терпелось их послушать. Мими была младшей сестрой Джоан Баэз, а Дик — харизматичным кубинским ирландцем с темными вьющимися волосами и озорной ухмылкой. Приятель Дилана и Томаса Пинчона [92], он только что закончил свой первый роман и разрывался между мирами литературы и музыки. Его быстрые переборы на дульцимере, инструменте, для которого обычно характерен очень нежный звук, ассоциирующийся с аппалачскими балладами или средневековой музыкой, создавали уникальный ритм, присущий музыке дуэта. Когда началась «Pack Up Your Sorrows»,толпа бросилась вперед в сектор прессы, который билетеры в поисках укрытия оставили без присмотра. Друзья Дика и Мими начали просачиваться на сцену со своими гитарами или хлопать в такт и танцевать. Картины, которые в последующие годы станут клише рок-фестивалей, — танцующие молодые девушки в тонких топах, ставших под дождем прозрачными, чумазые лица молодых людей с исступленными гримасами — едва ли не в первый раз можно было наблюдать в тот день во время сета супругов Фаринья. Для тех журналистов и публики, в памяти которых последующие события не отпечатались так живо, выступление Дика и Мими стало определяющим воспоминанием о Ньюпорте 1965-го. Прошло не очень много времени, всего несколько месяцев, и Дик разбился насмерть на мотоцикле — в ту самую ночь, когда была устроена вечеринка в честь публикации его романа [93].
Тем временем Гроссман был расстроен тем, что Баттерфилду не удалось толком выступить, и нервничал по поводу того, что будет с саундчеком Дилана. Но когда мы дали сигнал Фаринья, что им самое время заканчивать, западную часть неба залил розоватый свет. В течение последних десяти минут выступления ливень прекратился, среди облаков в восточной части неба появилась радуга и фестивальное поле засияло мягкими вечерними красками. Затормозила машина, и из нее вышли Дилан, Мэймьюдес и Купер. Усилители были высушены, зрительский сектор очищен от задержавшихся, микрофоны установлены в соответствии с указаниями Мэймьюдеса, и группа Дилана заняла свои места; Купер и Барри Голдберг за электрическими клавишными, Блумфилд на гитаре, Джером Арнольд на басу, Сэм Лэй за барабанами.
Когда начали саундчек, я присоединился к Полу за звукорежиссерским пультом Гроссман сел с нами; в это время музыканты «прогнали» те три номера, которые уже отрепетировали: «Maggie’s Farm», «It Takes a Lot to Laugh», «It Takes a Train to Cry»и «Like a Rolling Stone».He было сказано ни слова мы знали, что это знаковое событие. Я вручил Полу ручку с флюоресцентными розовыми чернилами, которую он обычно использовал, чтобы пометить на пульте уровень громкости для каждого канала и положение круглых ручек частотной коррекции, расположенных над ползунками уровня сигнала. На пульте были пометки и для других артистов, но для Дилана их нужно было сделать такими чернилами, которые можно увидеть в темноте.
Возвратясь на сцену, я спросил каждого музыканта, устраивает ли их месторасположение и уровни громкости их усилителей. В то время не было ни сценических мониторов, ни прямого подключения электрических инструментов к звукоусилительной системе; перед каждым усилителем нужно было поставить микрофон, который и улавливал сигнал Я пометил розовым маркером места усилителей и микрофонов на сцене и положения круглых ручек настройки. Отрепетированный звук должен был присутствовать с самой первой ноты. Когда сцена опустела и открылись ворота для публики, никто из нас не ушел на поиски чего бы поесть: мы были слишком заряжены адреналином, чтобы ощущать голод.
Наступил чудесный прозрачный вечер, наполненный неярким пастельным светом. В качестве утешительного приза за сорванный дождем концерт Баттерфилду с командой было позволено играть полтора часа, начиная с семи вечера, в то время как зрители продолжали подходить. Дилану было отведено сорок пять минут ближе к концу первой половины, но мы знали, что у него готовы всего три песни. Напряженность ожидания ослабил прекрасный сет Moving Star Най Singers,которых я слышал на Джонс-Айленд годом раньше. Едва они закончили, мы в темноте бросились на сцену. Я переходил от усилителя к усилителю, приводя все в соответствие с розовыми пометками. Когда музыканты были готовы, я просигналил своим фонариком Прошло представление, на сцене дали свет, и «Maggie’s Farm»рванула в ночь.
Я побежал прямо в огороженный сектор прессы. По сегодняшним стандартам уровень звука не был особенно высоким, но в 1965-м это было, возможно, самое громкое из того, что доводилось когда-либо слышать публике. Глухой гул пробежал по потрясенной и изумленной толпе. Когда песня закончилась, раздался рев, в котором слилось множество звуков. Конечно, среди них были и возгласы неодобрения, но они не составляли большинство. Были крики восторга и торжества, были выкрики издевки и возмущения. Музыканты не стали терять время на то, чтобы разобраться, чего же больше, они просто сразу начали следующую песню.
Кто-то постучал меня по плечу; «Тебя ищут за сценой». Алан Ломакс, Пит Сигер и Тео Бикель стояли у лестницы. Они были в ярости. «Ты должен уменьшить уровень звука. Он слишком громкий». Я сказал, что не могу управлять уровнем звука из-за сцены и у нас нет портативной рации для двусторонней связи.
«Где пульт управления? Как до них добраться?» — требовал ответа Бикель. Я сказал им, что нужно выйти на парковку, повернуть налево, пройти вдоль забора до главного входа, снова повернуть в направлении сцены по центральному проходу и там, в районе ряда «G», они и увидят пульт В общей сложности прогулка получалась метров в четыреста Ветераны бросали на меня гневные взгляды. «Я знаю что ты можешь попасть туда быстрее», — сказал Ломакс. Я признал, что обычно перелезаю через забор На короткое мгновение все замерли, представляя, как один из эти полных достоинства и, исключая Сигера, тучных мужчин проделывает то же самое. Потом Ломакс прорычал; «Иди туда сейчас же и скажи им, что звук должен быть убавлен Это приказ совета». «О’кей», — сказал я и побежал к куче ящиков из-под молока около трейлера осветительной аппаратуры. Через несколько секунд я уже стоял около звукорежиссерского пульта.
Я как будто бы находился в «мертвой зоне» в центре урагана. Вокруг нас люди вставали и размахивали руками. Одни кричали что-то одобрительное, другие бурно выражали недовольство, кто-то спорил, а некоторые ухмылялись как сумасшедшие. Пронзительное гитарное соло Блумфилда проносилось над нашими головами. Голос Дилана запел последний куплет, швыряя слова в ночной воздух: «Наступает зима, окна в морозных узорах…»