Возможно, часть читателей испытывает некоторые сомнения — почему, мол, все наши мудрые историки не заметили то, что заметил Широкорад? Так это наши мэтры не заметили того, чего не пожелали заметить. А вот «за бугром» всё это давным-давно знали. Вот, к примеру, известный британский историк Кристофер Хибберт так описывает высадку союзников в Евпатории: «Перед рассветом дождь кончился, и снова показалось солнце. Вся пехота и часть артиллерии уже находились на берегу, но на кораблях оставалась кавалерия. Оказалось, что труднее переправить на берег одну лошадь, чем сотню пехотинцев. Большинство офицеров с трудом сдерживали эмоции, глядя на то, как испуганных стреноженных животных укладывают в шлюпки, где они дрожат и фыркают от ужаса. Иногда шлюпка переворачивалась, и лошадь оказывалась в море, тщетно пытаясь вытягивать голову, чтобы не наглотаться соленой воды. Наконец, было решено приостановить выгрузку до тех пор, пока море не успокоится.

Тем не менее к концу следующего дня и лошадей, и остальное армейское имущество выгрузили на берег. Теперь главной проблемой стало перевезти горы продовольствия, боеприпасов и других грузов, беспорядочно сваленных грудами по всему побережью...

Генерал Эйри... понимал, что основной заботой тыловых служб станет нехватка транспорта, поэтому попытался собрать как можно больше повозок и тягловых животных прежде, чем армия двинется в сторону Севастополя»^{78}.

Не лишен интереса и состав артиллерии союзников к концу обороны Севастополя. К началу августа в осадной артиллерии союзников имелось около 700 орудий, из них 205 тяжелых мортир. А у русских в составе артиллерии обороны сухопутного фронта Южной стороны насчитывалось 1259 орудий, из которых было лишь 69 мортир. Именно навесной огонь мортир разрушил укрепления Севастополя и нанес большие потери русским в личном составе.

Позже тяжелые мортиры решат судьбу Порт-Артура. В 1915 г. германские мортиры заставят быстро капитулировать западные русские крепости. Но отечественные генералы с тупым упорством будут игнорировать мортиры, и в результате зимой 1939/1940 г. бороться с фортами линии Маннергейма будет нечем, и их попросту завалят трупами.

Небезынтересны и людские потери сторон в Крыму в 1854— 1855 гг.:

Здесь, как видим, нет потерь сардинского воинства. До конца войны сардинцы потеряли в бою убитыми и умершими от ран аж 28 человек. Зато свыше двух тысяч сардинцев умерли в Крыму от холеры, дизентерии и других заболеваний.

27 октября (8 ноября) 1853 г. англо-французский флот вошел в Черное море. Как уже говорилось, Николай I и командование русской армии ничего не сделали для создания противодесантной обороны в районе Севастополя и Евпатории. И вот началась оборона Севастополя. А рядом, на берегах Азовского моря, расположены десятки русских городов. Их склады (магазины) буквально ломились от экспортных товаров, которые русские и иностранные купцы не успели вывезти в связи с закрытием Проливов.

Особенно большими были запасы хлеба. Естественно, хранить его в зоне досягаемости корабельной артиллерии противника было преступлением. Донской наказной атаман Хомутов предлагал отправить запасы хлеба из азовских портов в Севастополь и на Кавказ в действующую армию. «Даже и острый русский штык без сухарей окажется туп», — писал он военному министру Долгорукову. Но, как и в Евпатории, тут сработало правило: «Частная собственность неприкосновенна», и никто из начальства с ней не захотел связываться.

Царские генералы и адмиралы могли защитить приазовские города, благо об этом позаботился Господь Бог (или Матушка-природа), создав мелководный Керченский пролив.

В то время пролив имел наибольшую глубину у входов в Черное (до 18 м) и Азовское (до 9 м) моря. В прочих же местах его глубина не превосходила 6—7,3 м, и даже местами встречались отмели. Керченский пролив суживается на двух пунктах: у Павловского мыса и у Еникале. У Павловского мыса ширина пролива 6 верст, но фарватер у Крымского берега не шире полуторы версты и не глубже 7,5 м. У Еникале пролив шириной около 4,5 версты, разделялся отмелью на два прохода, глубиной до 7 м. Наибольшая глубина Азовского моря доходила до 12 м, но у берегов она гораздо меньше: так, например, у Таганрога — всего 3 м при илистом вязком грунте^{80}.

За два года войны русское командование не удосужилось как следует защитить вход в Керченский залив, а все надеялось: «авось пронесет» и «само рассосется». Еще до войны в Керчи планировалось построить казематные батареи, но построили их только после войны. Взамен казематных батарей у входа в Керченский пролив на мысах Павловский и Ак-Бурун были построены две земляные батареи, на которых установили шесть 68-фунтовых бомбических пушек и 23 пушки среднего калибра. Керченский рейд защищали 6 пушек. В районе давно упраздненной крепости Еникале было устроено три батареи (23 пушки), из которых одна (8 пушек) находилась на восточной стороне Керченского пролива на косе Чушка. Все эти батареи были слабо защищены с фронта и открыты с тыла. В 1854 г. приступили к заграждениям пролива сначала бонами из бревен и железных цепей, но после бури заградили вход у Павловского мыса и Еникале 53-я затопленными судами и двумя сотнями якорей. В 1855 г. были заложены подводные мины впереди обоих заграждений по 40 штук у Павловского мыса и Еникале и 20 штук для защиты Керченского рейда. Полуразрушенная крепость Арабат была приведена в оборонительное положение и вооружена 17 орудиями.

У Еникале находилась флотилия из трех малых пароходов, четырех транспортов и восьми барказов под командованием контр-адмирала Вульфа. На вооружении этой флотилии было 62 пушки малого калибра. Ясно, что с такой «армадой» Вульф в лучшем случае мог противостоять канонерским лодкам противника. Керченскую флотилию планировалось усилить 8 гребными канонерскими лодками и 16 большими казачьими лодками, которые строились на Дону в станице Ансакайской. Эти гребные суда должны были нести сорок 24-фунтовых карронад. Однако к маю 1855 г. закончить их строительство не успели.

Увы, мин было до смешного мало. Вооружение береговых батарей и малых пароходов состояло из малокалиберных и старых орудий. Использовать пароходы в качестве брандеров и тут никому не пришло в голову. Зачем нужно было строить гребные канонерские лодки, когда под рукой была куча находившихся в строю частных пароходов? Или наши адмиралы были настолько глупы, что считали, что канонерские лодки должны быть только гребными?

В азовских портах находилось 17 пароходов, принадлежавших частным владельцам, в основном грекам и финнам. На Дону было как минимум два новых речных парохода — «Хомутов» и «Опыт». И те и другие русские власти не рискнули тревожить, а англичане пришли и сожгли.

Да за два года можно было, имея сотни плавсредств, попросту завались узкий фарватер пролива камнями как сбрасывая их в воду, так и топя баржи с камнями. Причем ничего нового и неизвестного русским властям в этом не было. Вспомним, что со времен Петра Великого и до 1855 г. в Кронштадте такими способами было построено не менее дюжины довольно больших искусственных островов.

Для заграждения фарватера можно было использовать, к примеру, канатную дорогу. Кстати, в 1942—1943 гг. немцы создали канатную дорогу через Керченский пролив.

В середине XX века меры царского правительства по защите Керченского пролива назвали бы коротко — вредительство.