Его напарником и вторым номером был Шило. Он шел первым, прокладывая путь снайперу и командиру группы. Он был одет в точно такую же афганскую форму и поверх нее точно такую же накидку, как и снайпер — потому что в скрытности снайпера нет никакого смысла, если его второй номер, наводчик и телохранитель выделяется на общем фоне как прыщ на заднице. Он нес бесшумный стрелковый комплекс Тишина -1: старый АКМС с прибором бесшумной стрельбы ПБС, бесшумный подствольный гранатомет Канарейка. Не Костер,[8] калибр поменьше и заряжать подольше — но выстрелов из него не слышно совсем. Автомат числился списанным — иначе бы ему не дали прогуляться в Пакистан с совершенно секретным оружием.
Боеприпасы к этому ко всему Шило нес в самодельном лифчике, сшитом из грубой брезентухи самостоятельно, под свои габариты и свои нужды. Он был очень широким — не толстым, а именно широким и потому мог нести боеприпасов в немедленной готовности больше, чем обычный боец. Стандартный чи-ком[9] вмещал в себя восемь тридцатипатронных магазинов к АКМ — Шило нес десять. Из них два были — на сорок, пулеметные, один — с полностью трассирующими и пять — с патронами УС, уменьшенного заряда, за расходование которых надо было отдельно отписываться. Остальные — он набил трофейными китайскими патронами, один магазин которых уходил за пару банок лимонада Си-Си, за несколько — можно было и беленькой разжиться. Эти патроны — Китай поставляя моджахедам, они были дрянные и часто клинили автомат — но дело было не в этом. Дело было в том, что в нарушение Женевской конвенции у этих патронов были охотничьи пули с мягкой головкой, били они менее точно — но наносили тяжелейшие, с болевым шоком и последующей гангреной при несвоевременной медицинской помощи ранения. Солдаты тоже иногда надпиливали патроны, их наказывали — но если кто находил склад с такими патронами или снимал пару магазинов с убитого боевика — это было святое…
Еще Шило нес с собой пистолет ПБ и четыре запасных магазина к нему, шесть бесшумных гранат к Канарейке, по две РГД-5 и Ф1, старый штык-нож от АК-47, самостоятельно переточенный, саперную лопатку, две мины МОН-50, компас, японскую рацию, двадцать метров веревки, пять метров рыболовной лески, емкости с едой и сухой паек. Ну и еще, по мелочи, типа пуштунского верблюжьего одеяла, которое и упоминать не стоило — оно теперь входило в стандартный комплект спецназовца в Афганистане и могло служить и маскировкой и матрацем и одеялом при ночевке на земле.
В рейд они вышли три дня назад, замаскировали машину в чем-то, напоминающем сухое русло реки, которых здесь, в приграничье было на удивление много — и пошли. Они не выходили на связь, не требовали никакой поддержки, старались питаться тем, что можно найти здесь — например вчера ночью, они добыли трех змей, посолили, съели сырыми и выпили змеиную кровь. Они избегали населенных пунктов, не вступали ни с кем в контакт, не пытались кого-то убить — по крайней мере, пока. Они не знали, когда вернутся — но надеялись, что все-таки когда-то вернутся. Их задачей было — разведать обстановку в приграничье, поискать следы активности переправщиков и вооруженных банд в ближнем приграничье, попробовать отследить каналы переправки людей на ту сторону. То есть — на нашу сторону. Все это было необходимо для обеспечения работы разведточки ГРУ в приграничной зоне, недопущения проникновения мелких бандгрупп и прорыва крупных, для работы на опережение. Они не намеревались кого-то убивать — но, находясь в Кабуле, они просматривали альбомы с лидерами наиболее опасных бандгрупп, отрядов непримиримых, командным составом частей пакистанской армии, которые превратились в крупные банды и некоторые — объявили Советскому союзу джихад. Решение принимал Скворцов — если он увидит в прицеле что-то заслуживающее внимания и примет решение выстрелить — он выстрелил. Шило хорошо знал своего напарника — несмотря на то, что Скворцов происходил из московской интеллигентной семьи и был, что называется, маменькиным сынком — в критической ситуации он как-то собирался — и не промахивался. Совсем не промахивался — даже с запредельных дистанций. Так что — если он найдет себе цель и сочтет ее заслуживающей выстрела — он выстрелит и не промахнется…
Они еще не вымотались в походе. Вчера им удалось наполнить желудок полезным змеиным мясом и потому — даже с присущими походу нагрузками, они не чувствовали себя голодными и изможденными. Они шли осторожно, не торопясь, стараясь всегда находиться ближе к возвышенности, чтобы в случае чего их не прижали огнем внизу и не расстреляли сверху. Скворцов расчехлил прицел и постоянно останавливался и прикладывался к винтовке, чтобы рассмотреть то, что привлекло его внимание. Никто им не ставил задачи вернуться к такому то времени — когда будет информация, тогда и вернутся…
Местность шла вверх — со стороны Афганистана это была пустыня, ее назвали Регистан, одна из самых страшных пустынь мира, когда-то давно здесь видимо было дно мелководного моря. С пакистанской стороны — дорога поднималась в плоскогорье, но невысокое. Холмы, чахлая растительность, какие-то деревеньки, которые непонятно чем живут. Почти нет проезжих дорог — здесь нет транспорта, только ослы и мулы.
Они уже занесли на карту две деревни и шесть караванных троп. Потом остановились на ночлег. У них был прибор ночного видения, один на двоих, но лишний раз жечь его не стоило. Кроме того, ночью появлялись из нор змеи и идти было просто опасно. Змеиный укус выведет из строя на несколько дней даже при наличии противозмеиной сыворотки, это хуже, чем сломать лодыжку — они знали случаи, когда человек с тугой повязкой на сломанной лодыжке проходил несколько десятков километров. При укусе змеи даже если нет сыворотки — фокус в том, чтобы вскрыть ранку, высосать заразную кровь, лечь и не двигаться, чтобы яд не разносился дальше по организму. Их учил этому один старый змеелов — они познакомились с ним во время переподготовки в южном учебном центре спецназа. Но одно дело — лечь на своей земле, другое дело — на чужой. На чужой — оставаться в одном месте на несколько дней непозволительная роскошь. Тем более что тут нет пещер.
Поэтому, они нашли себе место и остановились на ночлег. Немного покушали, выпили по глотку изрядно соленой, противной воды, чтобы компенсировать потерю влаги организмом. Установили обе МОН-50 — они устанавливали их каждый раз, когда располагались на ночлег и утром снимали. Распределили время дежурства — просто спать было нельзя, кто-то должен был бодрствовать, заснул и все — хана. Скворцову выпало дежурить первым, Шилу вторым. Они на всякий случай поменялись орудием, Скворцов пристегнул НСПУ и пошел на позицию. Шило моментально заснул: четыре часа сна, это все, что каждый из них мог себе позволить…
И тот и другой — уже привыкли стоить по ночам на часах, ни одного из них не надо было проверять как новобранцев. Каждый из них что-то делал, чтобы не заснуть. У Скворцова было два излюбленных занятия — он отгадывал созвездия и писал стихи…
Получалось не совсем хорошо, не хватало врожденного чувства слога. Да и мозги в поисках рифмы постоянно сбивались на всякое непотребство. А это в стихах — не совсем хорошо. Тем более — посвященных женщине.
Так получилось, что нормальных отношений у Скворцова не было совсем. Была, конечно влюбленность… точнее не влюбленность даже. Родители пытались устроить брак с подходящей девочкой — из семьи зам министра. Потом — он пошел в армию, попал в спецназ — и больше уже не возвращался с войны. Девочка, конечно, не дождалась… да и он не слишком то печалился по этому поводу. Не было там никакой любви — разве что гормоны. Сейчас, он прекрасно понимал, чем бы закончилось — рано или поздно, гормоны бы взыграли, получился бы ребенок, а там брак про беременности и семейная ноша на всю оставшуюся жизнь. У родителей было то же самое — любви не было, только привычка. Но они не разводились.
Были, конечно, и чекистки. Это дамочки, которые за чеки отдаются, таких тут хватало. Некоторые — через себя всех офицеров полка пропускали, кто на квартиру копил, кто на машину. В основном это не считалось зазорным, господа офицеры и те не брезговали, чего уж простым солдатам. Скворцов попробовал пару раз — потом естественное омерзение взяло верх. Была Оля… медсестра из Винниц, которая тоже приехала сюда добровольно. У нее мать преподавала в консерватории, она была из интеллигентной семьи — и Скворцов покорил ее тем, что мог читать Теодора Драйзера в подлиннике и напеть по памяти кое-что из Баха. Получалось не очень… но как уж получалось. Получалось… они пошли в какой-то кишлак, там оказались духи. Когда десантники взяли кишлак — нашли и ее — бородатые изнасиловали ее все вместе и выпустили кишки. После этого — Скворцов продлился на сверхсрок и начал мстить. Жестоко мстить, по-настоящему — подготовка олимпийского юниора (а его вполне серьезно прочили в юношеский состав олимпийской сборной СССР по стрельбе) и особое умение сосредотачиваться, которому научил его наставник — в Афганистане помогали делать немыслимые выстрелы. Вот только — в душе оставалась сосущая пустота. И все равно — он подбирал слова для той, которая когда-нибудь эту пустоту заполнит.