— Убью!

— Ты чо, стой!

Бузе удалось обхватить его сзади за руки уже на мужской половине. На шум выскочил сначала Гулиев, потом подтянулся и зевающий Свирцев.

— Что за дела, дарагой, зачем шумишь — добродушно сказал Гулиев

— Русист! На улице!

— С…а!

— За нами пришли!

— Да ты не пори горячку…

— Отпусти!

— Только дай слово, что не бросишься…

Ахмедов дернулся — но Буза держал крепко

— Ладно, мужчина сказал…

Буза отпустил.

— Ты толком скажи — сколько там русских? Там что — армия?

— Один. Бородатый. Шайтан вах кале!

— Бородатый? — с сомнение протянул Буза — так, может это и не русский вообще? Ты с чего взял…

— Русский. Я эту тварь сучью с любой бородой узнаю…

— Дергать надо! — сказал Свирцев

— Куда дергать?

— Надо русского замочить. Потом дергать — сказал Гулиев.

Хозяин, который весь день сидел дома — сунулся предъявить претензии за заход на женскую половину — и тихо смылся, решив не обострять.

— Вот и замочи! — резко сказал Буза

— Нет, он прав — вдруг присоединился и Свирцев — мы что, хвост на себе потащим? Мочкануть и дело с концом. И пусть потом разбираются. Тут и так пропадают люди, плохой район…

Буза задумался. Оружия у них не было — оружие должны были принести вечером…

— Стволов нет…

— Ножом порешим. Я ему все кишки выну!

Кровожадность к русским — Ахметов проявлял и в лагере, но тогда казалось — выделывается перед американцами. Теперь — Буза подумал, что если чеченец сорвется с тормозов — не остановить. И еще он понял, что если он дальше будет возбухать — то именно сейчас Багаудин предпримет попытку оспорить лидерство. И остальные его в этом поддержат.

Спокойствие. Насмешливая уверенность в себе.

— Ты смотри, в толчке ноги не ошпарь. Ты как отсюда сваливать будешь?

— Чего?!

— Сваливать как будешь, говорю? Пёхом?

Багаутдин — Буза это заметил еще в американском лагере и успешно использовал для подтверждения своего статуса лидера — несмотря на готовность рвать рубаху и мочить всех, кто попадет в поле зрения — задумывался о последствиях не дальше, чем на одно действие. Замочить — бежать. Все! Куда бежать, как бежать — это уже неважно, на ходу решим. Он жил по знаменитому правилу горцев, сформулированному еще имамом Шамилем — тот не мужчина, кто задумывается о последствиях. Поэтому то — американцы признали лидером его, Бузу.

— А если и пехом!?

— Район перекроют. Если они знают, что мы здесь, нам и шагу не дадут пройти!

Ахмедов глухо с подвывом зарычал, как пойманный в капкан волк

— Замочу… зубами рвать буду.

— Осунься! Свирь — ты пашту поежим?

— А.

— Дергай на улицу! Возьми тачку. Любую. Бабло возьми. Дашь водиле. Не скупись. Пусть подхватит нас… на конце улицы.

— Хорошо.

— А ты чо будешь делать? — подозрительно сказал Ахметов

— Через плечо! Делаем так — я иду первым. Догоняю этого, спрошу его — мол заблудился то-сё. Если в масть — я его за руки схвачу, а ты ему пику всадишь. А если это не русист — мимо проходим. Всосал? Только если за руки.

— Это русист. Я ему кишки на кулак намотаю!

— Не вздумай. Делаем тихо, в тачку и на автобус. Если чо — там автобусы с охранниками ходят. Подрежем, хапнем автомат и подорвемся.

Выскочил Свирцев

— Я этой твари кишки вымотаю… — пробубнил чеченец

— Ты за что русских так ненавидишь? — поинтересовался Свирь.

Не нас — а русских. Свирцев — даже в подсознании отрезал себя от народа. Впрочем — от народа он отрезал себя давным-давно, еще до того, как перешел на сторону врага.

Чеченец ожег его взглядом

— Вот за то и ненавижу — процедил он сквозь зубы — что вы даже не понимаете, за что вас так ненавидят.

— Хватит трындеть! — шикнул Буза — Ахмет, закрой хавало! Свирь, пошел, чо встал!

Свирцев выскочил за дверь…

Тимофеев, к сожалению, не был ни разведчиком, ни разыскником и потому — обречен был погибнуть. Он был одним из тех простых и бесхитростных, но в то же время смелых парней, на которых держится государство. В сорок первом — добровольцам из донецких шахтеров не подвезли вовремя оружие, но были гранаты. С ними — они и пошли на моторизованные части Вермахта. И погибли — все до одного. А в сорок первом — сорок втором, пока не подобрались хоть какие-то кадры — таких было полно и в разведке. Как семена клена на ветру — они бросались в ночь с летящего над вражеской территорией транспортника. Плохенькие документы, несколько самых употребимых фраз по-немецки, никакого знания оперативной обстановки на месте, в лучшем случае — пара позывных действующих в районе партизанских отрядов. Немецкие ягдкомангды и фельджандармерия ловила таких сотнями. Удавалось убить хоть одного немца каждому третьему. Удавалось выжить — каждому десятому. Ценную информацию передавал каждый сотый…

— … Извините…

Тимофеев чертыхнулся про себя — у него что, на лице написано? Он даже бороду себе отрастил, чешется — чуть! Но надо. Но тут же — раздражение сменилось заботой о своем, о соотечественнике и даже радость от того, что встретил родную душу в этом глубоко чужом ему, жестоком и страшном лабиринте улиц.

— Да?

Молодой человек — чуть старшего его на вид — беспомощно оглянулся.

— Вы… русский, да?

— Вы как сюда попали? — спросил Телятников

— Мы делали покупки… и я, кажется, заблудился. Я из Каналстроя…

Что такое Каналстрой — Буза не знал. Но знал, что не только отдельных советских так похищали — один раз так угнали целый автобус со специалистами. Вскочил в автобус ублюдок с автоматом, застрелил охранника — и ходу. Спецназ вышел в поиск и нашел пропавших — но всем специалистам уже перерезали горло. Бандитам, которые это сделали — не нужны были заложники, рабы, обменный фонд для торга. Она просто хотели убить как можно больше русских.

— У вас что, старшего не было?

Буза беспомощно пожал плечами

— Документы.

Все-таки работа с Дементьевым кое чему научила парня. Проверил документы — контролируешь ситуацию. Не проверил — стоишь и е…м щелкаешь.

Буза скосил взгляд — Ахметов был совсем рядом.

— Пожалуйста

Он протянул сложенный паспорт — и как только Тимофеев протянул руку чтобы взять его — резко, как его учили на полигоне — схватил его за руку, а ногой — успел ударить в пах.

— Ну!

Тимофеев был мертв — но чеченец, с первого удара всадивший нож ему в почку — захрипел, как будто сам получил удар, вырвал нож и ударил еще раз.

— Шайтан…

— Пошли!

— С. с-ука…

От удара гранатовыми каплями брызнула кровь.

— Пошли, ну!

Кто-то из афганцев — разглядел, что происходит, и побежал. Не настучит… просто испугался. К тем, кто не умел держать язык за зубами — по ночам наведывались гости.

— Ты охренел? Пошли

Чеченец вырвал руку.

— Помоги! Все ляжем!

Подбежавший Гулиев с размаху ударил Ахмедова. Буза вырвал у него из руки окровавленный нож, бросил на землю

— Ходу!

Они бросились бежать…

Такси Свири удалось найти довольно быстро — как по заказу стояло, прямо у чайханы. Он не был оперативником и не знал, что ни в коем случае нельзя садиться в первое же попавшееся такси. Он просто обрадовался — в городе он ориентировался не очень хорошо — зато помнил жутковатые рассказы о том, как духа послали за чарсом на рынок — а через минуту он вышел, держа в руках вывалившиеся из вспоротого живота кишки. Хоть он был теперь и на другой стороне — он хорошо понимал, что каждому афганцу это не объяснишь, а тем кто мстит за погибших — на это и вовсе плевать. Шурави для них — и есть шурави, на какой бы стороне он не был.

Сжимая потной рукой деньги в кармане, он подошел к такси, вспоминая нужные обороты речи. Он гораздо лучше владел дари чем пушту — но тут говорить на дари, в полном пуштунов городе было чревато. Решил, что будет при необходимости вставлять слова из дари, так делают те, кто долго жил в Кабуле, а теперь вернулся сюда.